Тут зазвенели первые склянки, Грендель кивнул, разрешая мне прерваться, выскользнул из моей головы, а когда я уже был на пороге, обронил непонятное:
— Думаю, тебе не повредит сходить вечером на танцы, Нор. Ты знаешь, у нас много молодежи тут, внизу. И она неплохо проводит свободное от работы время.
Я растерянно кивнул и закрыл за собой дверь.
И он еще утверждает, будто не сумасшедший. То рассказывает истории сомнительной приличности из своей личной жизни, теперь вот на какие-то танцы посылает… Обалдеть, я — танцор, ага. На минуту мне привиделось, как я топчусь на сверкающем огнями танцполе среди потных тел пришедших оторваться парней и девушек, и меня перекосило. Спасибо, дедушка, за заботу, но мне не подходит либо понятие «молодежь», либо «много». И никогда не подходило, даже наверху.
Есть хотелось зверски. Последнее время и так «легкое чувство голода», с которым, якобы, человек должен вставать из-за стола, преследовало постоянно — что за столом, что вне его, а сегодня я еще и не позавтракал. Ну а злость, судя по всему, отбирала много энергии. Нет, прав Невен — не дело это, «фонить».
В столовой снова дежурила Лика, которая безмолвно наложила мне каши — наверное, все еще сердилась. Я махом проглотил свою порцию, вытащил таблетки от головной боли, запил (на этот раз одну) тоником и направился в синтезаторную, подивившись, насколько мне стало привычным окружающее. Как будто я никогда ничего другого и не знал — ни Скайпола, ни подготовительных классов, ни Школы. Как будто не я совсем недавно корпел над звездными картами, рассчитывал баллистические траектории, стрелял на полигоне, маршировал на плацу и пыхтел в спортивном зале. Не я млел от внимания Адмирала, мечтал об Аделине и не видел себе иной судьбы, кроме образцового отряда Блейда Паскаля. Как-то отодвинулось оно в тень, осталось рассказанной когда-то на ночь историей, или, скорее, ярким сновидением. А настоящая жизнь всегда существовала только здесь. И каждый день я приходил домой, перемазанный машинной смазкой, насквозь провонявший синтезаторным духом, по утрам занимался с Гренделем, по вечерам чинил фонарики, а по ночам…
Тут я споткнулся, поскольку мимо независимо прошагал Дорсет, обнимающий за плечи Лейна. Я прищурился им вслед, а потом стукнул по сенсору.
— Знаете, Дар, — начал я с порога, чтобы не забыть и не перерешить, — вы мне лучше пока не подыскивайте место в общежитии.
— Передумал? — с легким любопытством взглянул на меня он.
Я кивнул, не собираясь объяснять, что не намерен освобождать территорию для Лейна и тем самым облегчать ему жизнь слуги двух господ, которую тот, похоже, вознамерился вести. А будет возражать дылда — напомню, что он сам мне утром говорил «Не надо никуда переезжать». Может, после нашей ссоры такой аргумент будет выглядеть жалко, но плевать — все равно аргумент. И пусть, зараза, отступается тогда от своих слов и выгоняет. Сам выгоняет. И зовет своего Лейна. Или Дорсета. Или вообще обоих сразу.
Я сердито уставился во внутренности очередного капризного агрегата — мне уже начинало мерещиться, будто они специально один за другим выкидывают фортели, лишь бы возле них постоянно плясали люди. Хотя, конечно же, дело было только в том, что синтезаторы здесь стояли старые, послужившие уже не одному поколению даунтаунцев. А новых, разумеется, взять было неоткуда. Сменить детали — пожалуйста (их тут, кажется, уже все поменяли, и не по разу), но саму сущность машины, ее мозги, заменить было нечем. Да и то, что называлось «усталостью металла», наверняка имело место.
— Малыш, поаккуратнее там с блоками — ты их так дергаешь, что сейчас отлетят крепления, — послышался голос всевидящего Дара, и я постарался обуздать невольную агрессивность — в конце концов, если крепления действительно отлетят, мне же их потом и чинить.
Кстати, надо бы извиниться перед Даром за вчерашнее беспокойство — все-таки я выдернул его из флата, когда он уже собирался ложиться.
Нет, я не соврал Вену, говоря, что свободной койки нет. Потому что ее действительно не было — в третьем боксе четвертого сектора. А в соседнем боксе… вот, собственно, тогда я и узнал, что внизу не всегда не делятся партнерами.
— В пятом комната на четверых, и одно место там, насколько я знаю, не занято, — признался Дар, уступив моим взвинченности и настойчивости, — но, боюсь, оно тебе не подойдет.
— Мне подойдет что угодно! — резко заявил я. — У меня есть спальник, и меня абсолютно не интересует, кем будут мои соседи. Если они не пожелают со мной разговаривать, потому что я… не из вашего клана — я тоже готов молчать. Лишь бы был угол, где можно переночевать… Или они тоже мутанты-эмпаты, и им мешают чужие эмоции? — вдруг осенило меня.
— Нет, что ты, Нор! Эмпатия — очень редкий дар. Сейчас в Даунтауне всего трое им владеют — Грендель, мой сын и Хильда из клана Бартоломью. Обитатели пятого бокса — самые обыкновенные парни, как и большинство из нас, кстати. Но, понимаешь, они живут втроем.
— В каком смысле? — насторожился я, видя нерешительность Дара.
— В том самом, — кивнул Дар. — И, знаешь, на свободную койку в их каюте уже пару раз претендовали, но ребята довольно настойчиво предлагают поселившемуся новичку присоединиться к ним — четвертым. В общем, пока там никто не задержался. Как, решишься попробовать?
— Нет уж, благодарю, — шокированно выдавил я. — Боюсь, мне действительно не годится такой вариант.
— Тогда сегодня я больше ничего не могу тебе предложить. Давай договоримся: в ближайшие дни я разузнаю у соседей, найду Стейна — нашего коменданта, — и мы утрясем вопрос с твоим переселением.
— Да, спасибо, — я кивнул, попрощался с Даром и потащился к платформе, поднявшей меня обратно на наш уровень.
Все-таки сложно оказалось уложить в голове их общественное устройство. Только я привык к мысли, что нижние тяготеют к моногамии, пусть при этом порой составляют и однополые пары, как свалилась новая информация: некоторые, оказывается, предпочитают жить втроем. Мало того, не против и четвертого принять в свою теплую компанию.
Я на секунду попытался вообразить, каким же образом они все вместе занимаются сексом. Не сумел, попытался еще раз, но воображения не хватало. Я устыдился, фыркнул и постарался отогнать непристойные мысли. Но вопрос все-таки будоражил мое любопытство — чисто с технической точки зрения. Однако после нескольких примеренных так и эдак положений абстрактные фигуры внезапно начали обретать реальные очертания, и я торопливо отказался смотреть подобные картинки.
Самым же странным было то, что, кажется, никто здесь никому ничего не запрещал, не осуждал, не презирал и не останавливал даже азартные игры, ведущие к постельному рабству. Как будто секс отдали на откуп самим жителям, вовсе не пытаясь контролировать их в подобных вопросах. А ведь с помощью этого инстинкта людей можно крепко держать на крючке.
Раздумывая, я добрался до флата, вошел, особенно остро ощущая, как не хочется и страшновато мне его покидать, поскольку я действительно не слишком готов к тому, что ждет за его дверями. Сказал Вену, что свободных коек не оказалось, и вернулся к столу. Дылда, видно, еще не отошел — пожелал мне место около общей душевой. Эх, Вен, знал бы ты, что пять минут назад мне было предложено место гораздо пикантнее. Подумаешь, сырость, толкотня и переступающие через тебя по утрам и вечерам люди…
Но тут мой сосед по комнате выкинул штуку, которую я от него никак не ожидал — врубил на визоре порно. Я бы, может, и не сразу заметил, занимаясь Маришкиным фонариком, если бы громкие характерные звуки не привлекли моего внимания. Минут пять я пялился то на визор, то на дылду, не в силах поверить в то, что происходит. А потом в моих руках неизвестно каким образом оказался стакан, и я запустил им в экран.
Не знаю, почему я так сделал — настолько это на меня не похоже.
Разумеется, Вен назвал меня психом. А я — его. К тому же озабоченным. И еще животным. Потому что оно не лезло уже ни в какие шлюзы — как, интересно мне знать, справляться с собственным «фоном» и гормонами, когда все вокруг буквально провоцируют тебя… да черт знает на что провоцируют!
