Очнулась я от деловитого совета, произнесенного с характерной интонацией в духе «пациенты-идиоты-и-с-ними-нужно-быть-терпеливее»:
- Надень на своего тангаррца намордник.
- Он не мой, — рассеянно возразил Оберон.
- Это никак не влияет на то, что ему нельзя раскрывать рот, — флегматично отозвался незнакомый целитель. — Или ты надеваешь на него намордник, или его перестают пускать в отделение.
А его пускали? Стоп… отделение!
Я все-таки разлепила веки. Тут же сощурилась из-за слишком яркого света, но успела разглядеть печально знакомый белый потолок и скорбного Оберона, которому не дали прикорнуть на стуле для посетителей.
Надо же. И трех дней не прошло, как я вернулась в королевский госпиталь…
- Не дергайся, — посоветовал Оберон, когда я попыталась сесть и зашипела от резкой боли в плече. — Ты ранена.
Это я уже успела понять — с несколько излишней наглядностью и отчетливостью.
- Мастер Паншилл уже сплел заживляющее заклинание, — встретив полный недоумения взгляд, покорно просветил меня Оберон. — Даже трижды, потому как Раинер побывал здесь уже два раза, болтун демонов… но рукой пока лучше не двигать и вообще не шевелиться лишний раз.
Двинуть рукой и так не вышло бы: кокон заклинания опутывал ее от кончиков пальцев до самого плеча, частично забираясь на ключицу. Плетение было такое плотное, что я видела его безо всякого магического дара, и по своему куцему опыту работы могла заключить, что досталось мне знатно. К таким заклинаниям прибегали, когда без вмешательства целителя пациент рисковать двинуть кони от одного только болевого шока.
- Кости?.. — хрипло каркнула я и была вознаграждена стаканом-непроливайкой.
- Все должно зажить в течение нескольких дней, — не поддался Оберон. — Мастер Паншилл свое дело знает.
Это я и так видела. Чтобы трижды наложить подобное плетение и потом не валяться пластом от истощения, а раздавать дельные советы насчет намордников, нужно быть профессионалом.
- Стрелка поймали? — с нескрываемой кровожадностью поинтересовалась я, ополовинив стакан.
Оберон насмешливо заломил бровь.
- А Аино была уверена, что ты первым делом потребуешь к себе Раинера и надерешь ему уши за такие эксперименты над его обетами.
Я досадливо поморщилась.
- Тангаррская религия подразумевает, что помолвка заключается в храме, и церемониал совершенно другой. От предложения по ирейским традициям его обетам ничего бы не сделалось, даже вздумай я согласиться. Лучше расскажи…
- А ты вздумала не согласиться? — перебил Оберон.
С накатившей обидой справиться было куда сложнее, чем с досадой из-за его нежелания делиться подробностями расследования, и я ответила прямо:
- Если бы я отказала ему на публике, леди Шейли меня бы прибила, — раздраженно сказала я — и все-таки прикусила язык.
Оберону неоткуда знать, что форма предложения для бывшего служителя храма выглядит еще более причудливо, чем собственно тангаррская церемония. Это я понимаю, что, если бы Раинер действительно решил жениться, в парк он пришел бы не с кольцом, а с лентами, ножом и чашей… и вот тогда я бы точно надрала ему уши. А так — и предъявить-то нечего. Это было всего-навсего представление для леди Шейли — но оценить ход в состоянии только я да сам Раинер.
- Что? — с усталым вздохом спросила я.
Оберон смотрел на меня как-то странно.
- Она попыталась, — поняла я и подняла взгляд, уставившись в потолок. — Она наняла стрелка. Вот же…
Увы, Оберону не было суждено узнать, какого я мнения о вероломной леди Шейли. Я уже спала, и мне снился Раинер в наморднике, упрямо пытающийся взять штурмом королевский госпиталь.
Поэтому, когда я проснулась во второй раз и обнаружила храмовника рядом (да еще без намордника), то подскочила, позабыв про целительские рекомендации, и тут же скривилась, не сдержав вскрик: вместо плотного кокона над пострадавшей рукой едва заметно переливалось куда более простое плетение, и обезболивающий компонент из него явно исключились.
Раинер молча положил руку мне на живот, не позволяя дергаться, и с облегчением выдохнул — будто до последнего не верил, что я очнусь.
- А я-то думала, что ты после чудесного исцеления от ран, которые нанес настоящий нахцерер, проникся верой в ирейскую медицину, — не удержалась я.
Храмовник удрученно закатил глаза, отвесил мне щелбан — правда, очень осторожно, словно опасался навредить — и яростно застрочил что-то в специально принесенном блокноте, но вскоре отложил его, так и не показав мне.
- Эй! — возмутилась я, рефлекторно потянувшись за блокнотом — и зашипела от боли. Острее всего почему-то кололо даже не само плечо, а где-то под ключицей, что вообще не укладывалось в рамки моих представлений о ранениях в руку, и я спросила: — Куда мне попали?
Забинтовано было плечо, и в пальцах расплывалось отечное онемение. А что творилось под ключицей, я не видела: любые попытки излишне активно двигать шеей заканчивались такой болью, будто у меня в груди сидела какая-нибудь допотопная стрела с зазубренным наконечником.
Раинер, разумеется, не ответил. Отложил блокнот на тумбочку и встал, чтобы нагнуться надо мной, опираясь на койку — предусмотрительно с правой стороны. Замер на мгновение, не то спрашивая разрешения, не то проводя последнюю проверку бастионов собственной выдержки, — и я сама подалась навстречу. Раинер беззвучно хмыкнул, скользнул пальцами вдоль моей скулы — и ткнул пальцем в центр лба, заставив улечься обратно на подушку.
Поцеловал он меня только после того, как убедился, что я не порываюсь на всякие сомнительные действия, не подобающие скромной прихожанке. Кажется, ему и впрямь дорогого стоило сдерживаться, но он был так осторожен и нежен, словно прикасался не к живой женщине, а к статуэтке из полупрозрачного от хрупкости фарфора.
Меня, разумеется, тут же потянуло на сомнительные действия, но усталый голос мастера Паншилла живо свел их к списку действий богоугодных:
- Нет, все-таки намордник. Вон отсюда!
Кажется, словосочетание «вон отсюда» Раинер все-таки выучил — не иначе, из-за частоты повторения — но спорить с целителем не стал. Только напоследок ласково коснулся губами лба — и вышел. А я прокляла все на свете.
Тумбочка с вожделенным блокнотом стояла слева от койки.
Глава 20 Принцесса и ответы
Следовало признать: свое дело мастер Паншилл знал отменно. Его заклинания срабатывали четко, как по учебнику, целитель не ошибся ни с одним прогнозом и, видя успех, настаивал на неукоснительном соблюдении ранее озвученных требований.
Разумеется, теплых отношений на такой основе у нас не сложилось.
Он не пускал ко мне в палату ни Раинера, ни Оберона, ни Рэвена, а узнав про забытый храмовником блокнот, безо всяких сантиментов изъял потерю и самым возмутительным образом усыпил меня на полуслове. За те несколько дней, которые неумолимый мастер отвел на выздоровление, в отделение сумела прорваться только Юнити. Увы, поделиться новостями о покушении она не могла, но, по крайней мере, развеяла завесу тайны над болью под ключицей.
Неизвестный стрелок оказался куда более метким, чем я думала. Он попал именно туда, куда целился — но не учел, что среди гостей затесались две жрицы Равновесия, вполне способные заткнуть дырки в сердце тканями из руки. Спасти меня это не могло, но, по крайней мере, позволило дотянуть до храма и нормальной пентаграммы, где сердце заменили целиком. Юнити дисциплинированно отметилась у жертвенника и у главного целителя госпиталя, и на работу со мной отправили самых опытных и доверенных — не то в ответ на искреннюю просьбу сестры, не то в ужасе, что она наведается еще разок.
От таких новостей у меня немедленно заныло в груди. Теперь-то я отчетливо понимала, что боли — фантомные, на самом деле все давным-давно в порядке, а исцеляющий кокон был нужен, чтобы привыкание к восстановленным тканям происходило быстро и безболезненно. Но сообщение о том, что тебя вообще-то убили, редко кого оставляет равнодушным.
