— Потерпите, Айсберг, — сказала мне Милик. — Скоро вы будете как новенький.
Я поблагодарил ее, и она ушла.
Воритак воткнул иголки мне в ребра, и острая боль, напоминавшая о встрече с ящером и ботинками Брона, понемногу утихла. Киллер со скучающим видом смотрел, как чешуйник, натерший мне синяки ярко-красной мазью, укрепил у меня над спиной удлиненную лампу, похожую на аппарат для загара, и включил ее. Я почувствовал легкое пощипывание в избитых мускулах.
— Не двигайтесь, — сказал Воритак. — Аппарат способен вызвать неприятные ощущения, но вреда не причинит. Моя персона пошла готовить вам антибиотик.
Он вышел из комнаты. Массивные чешуйники молча продолжали наблюдать за действием прибора, ликвидирующего синяки.
— Ты с самого начала знал, что мы на Кашне? — спросил я у Элгэра.
— А ты как думал? — презрительно отозвался он.
— Кто из членов правления «Оплота» тебе настучал?
Кузен Зед? Олли Шнайдер? Данн с Ривелло тоже входят в команду «Галафармы»?
— Какая тебе разница? Ты в любом случае человек конченый, останешься ты в живых или нет.
— Твой шеф, видать, еще не решил, прикончить ему меня или отдать на переделку халукам, чтобы использовать меня, как и Еву, в своей грязной игре, да?
Бронсон небрежно пожал плечами. Его синие глаза были еще более непроницаемыми, чем обычно.
— Решение примут, когда мы тебя допросим. Меня лично это совершенно не колышет. Хотя, если учесть, сколько хлопот ты мне причинил, я охотно посмеялся бы при виде того» как ты превращаешься в чешуйника.
— Почему ты работаешь на «Галафарму», Брон, я не знаю, но это глупо. Очень глупо. Ты хоть представляешь, что будет с политической ситуацией в галактике, если халуки станут такими же активными, как люди?
— Не мое дело. Я не определяю политику концерна.
— Ты просто исполняешь приказы, — усмехнулся я. — Ну конечно! Это Алистер Драммонд и другие президенты концернов тайком продают высокие технологии враждебной инопланетной расе, нарушая законы Содружества и угрожая самому существованию человечества.
— Халуки не враждебны, если уметь с ними обращаться. Они могут быть очень даже дружелюбными, И благородными тоже. — Он с ухмылкой окинул меня взглядом:
— Человек, верящий в космическое братство, даже не стал бы возражать, если бы его сестра вышла за одного из них замуж.
Не успел я решить, насколько это хуже просто оскорбления, как вернулся врач Воритак.
Он отодвинул от моей спины лампу и просканировал меня диагностическим аппаратом.
— Великолепно! Травмы значительно уменьшились. Попробуйте повернуться на спину, пожалуйста.
Я осторожно выполнил указанный маневр. Боли не было, только почка по-прежнему немного ныла.
— Вы можете сесть?
Я сел, причем без особого труда, свалив синтетическое одеяло на пол.
— Сидите и не двигайтесь. Я введу вам почечный антибиотик, — сказал врач и ткнул в меня чем-то острым. — Внутренний дозатор рассосется, когда выполнит свою функцию.
Ваше лечение закончено. Организм практически в норме, вам только надо поспать несколько часов.
— Сначала он нам споет, а потом поспит, — сказал Элгар. — Принесите ему какую-нибудь одежду. Он может ходить?
— Ни в коем случае! Мы дадим ему антигравитационное инвалидное кресло.
Один из санитаров напялил на меня легкие зеленые штаны и халат, такие же, как у врача, а другой прикатил кресло.
По приказу Элгара они привязали мне руки и ноги ремнями, сняли пультик управления креслом и отдали его киллеру.
— Последняя просьба, доктор, — сказал Элгар Воритаку. — Зайдите через час в помещение для охраны и принесите пленнику успокоительное. Оно ему понадобится.
Халукский доктор бесшумно хлопнул в ладоши. Судя по всему, этот жест отнюдь не выражал восторга, поскольку Элгар заявил:
— Я доложу о вашем поведении начальству. Когда принесете успокоительное, не забудьте отстегнуть свой «переводчик».
— Как скажете, — откликнулся Воритак.
Элгар включил пульт управления креслом, развернулся по-военному и вышел из больницы. Я покатил за ним, словно ягненок Мэри, ведомый на бойню.
Я очнулся от дикого приступа кашля. Изо рта у меня, заливая подбородок и шею, текла вода. Моя больная голова покоилась на чем-то мягком и теплом.
— Хватит! — простонал я. — Я задохнусь.
— Извини, я просто хотела привести тебя в чувство. Ты долго был без сознания.
Я задергался, пытаясь встать.
— Надо помочь Еве… вытащить ее из проклятой цистерны… Айвор! О Боже, Айвор… Мимо! Вызови патрульных!
Пускай сюда пришлют все зональные корабли!
— Тише, тише. Лежи. Все хорошо.
Сильные руки обняли меня, не давая встать. Приятный голос говорил какие-то добрые слова и повторял снова и снова, что я ни в чем не виноват. В голове у меня был сплошной сумбур. Я не выдержал и безудержно зарыдал от стыда. Конечно, я знал, что эмоциональный срыв после допроса неизбежен. Однако легче от этого не становилось.
— Успокойся, Адик. Тихо, тихо. Никто не может обмануть машину. Все кончено, теперь ты в безопасности, вместе со мной.
Я наконец взял себя в руки. Ввел себе дозу из медбраслета, и головная боль, мучившая меня, словно с похмелья, чуть стихла. Я долго лежал, не шевелясь, прежде чем осмелился посмотреть Мэт Грегуар в лицо. Оказалось, что моей подушкой были ее колени. Я был накрыт жестким синтетическим одеялом.
В безопасности я, конечно, не был, и наши испытания еще не закончились. Но когда она улыбнулась мне, я усмехнулся в ответ и сказал:
— Привет!
— И тебе привет. Как ты себя чувствуешь?
— Если не считать жутких угрызений совести, я, наверное, в лучше форме, чем был на борту «Пломасо». Халукский доктор здорово меня подлатал. — Я вспомнил, как Элгар ударил Мэт во время схватки. — Как твоя голова?
— Болит. Там шишка с гусиное яйцо. Но ты не волнуйся, у Грегуаров крепкие креольские черепа. Я вырубилась совсем ненадолго. Когда меня принесли сюда, я уже очнулась, только виду не подала. Один из охранников был человек, а второй — халук. У халука был электронный переводчик, и он ужасно ругал командира Элгара. Назвал его спесивым вонючим сгустком носовой серы чешуйника. Его напарник очень смеялся.
— Носовой серы?
— Носовой серы.
Я не посмел рассмеяться, побоявшись, как бы мой череп не треснул от такого усилия.
— Где мы? В халукской каталажке?
— В импровизированной камере, я полагаю. Здесь стояли контейнеры, и охранники вытащили их, а потом уже заперли меня. Это маленькая тупиковая пещера с надежно запертой дверью. Но по крайней мере сухо.
Она сидела — а я лежал — на узком каменном выступе, покрытом пенопластовым матрасом чуть толще одеяла. Маленькая настенная лампочка, такая же, как и в туннеле, еле освещала стены из розового и коричневого известняка. Клинообразная камера, метров семи в длину, около двери была трехметровой ширины, а затем быстро сужалась, сходя на нет.
