Ознакомительная версия.
Так что же такое было в той рукописи, которая, по всей вероятности, каким-то образом перекликалась с давними видениями Ковалева?
«Мерлион». Трижды вынесенное на поля рукописи и подчеркнутое слово. «Мерлион»…
Взгляд психиатра стал осмысленным и сосредоточенным. Он подался к лобовому стеклу, соображая, где сейчас находится, проехал еще два квартала и повернул. И повел машину уже с нормальной, «крейсерской» скоростью к ближайшему интернет-кафе.
В уютном полуподвале было немноголюдно. Студенты предпочитали проводить теплый осенний вечер в других местах, да и было еще слишком рано: ночное время – самое дешевое для пользователей глобальной Паутины. Виктор Павлович устроился за компьютером, вошел в «Яндекс» и набрал слово «Merlion» – так, как оно было написано в исчезнувших заметках Антонио Бенетти. «Яндекс» ненадолго задумался и выдал результат поиска: страниц – 238, серверов не менее 109. Искомое слово встречалось 512 раз, причем «Мерлион» «Яндекс» писал по-русски. Чувствуя, как учащенно забилось сердце, доктор Самопалов щелкнул клавишей мыши и углубился в информационные дебри.
Блуждание по этим дебрям заняло у него не более часа. По окончании этого часа доктор Самопалов знал о «Мерлионе» столько же, сколько знала система «Яндекс».
Наибольшее количество материалов было связано с туристической достопримечательностью Сингапура – тридцатисемиметровой каменной башней в виде рыбы-льва, возведенной на острове Сентоза, «популярнейшем острове развлечений». Башня Мерлион (такое же название – Мерлион – носила и протекающая в Сингапуре река) была, оказывается, символом города Сингапура, острова Сентозы и всего государства Сингапур. Согласно легенде, давным-давно обитало в море в тех краях огромное чудовище с головой льва и телом рыбы, охранявшее древний Сингапур. Глаза Мерлиона при виде опасности загорались красным огнем и испепеляли источник угрозы.
Антонио Бенетти не мог ничего знать о башне Мерлион, поскольку она была сооружена гораздо позже сороковых годов прошлого столетия. Конечно, речь в заметках могла идти и о самой легенде о чудовище Мерлионе с глазами-лазерами. Но какое отношение имела эта легенда к знаменитым династиям средневековой Италии? И вообще – при чем здесь Сингапур? Несомненно, это было простое совпадение, не более.
Остальные сведения тоже ничего не проясняли. Название «Мерлион» носила мебельная компания, производящая, в частности, детские комнаты «Мерлион». Другая фирма поставляла на рынок ксероксы «Мерлион». Одноименное царство существовало в компьютерной игре «Огонь и Лед». Наконец, принц Мерлион был одним из персонажей размещенного в Сети произведения Гордона Диксона «Дракон на границе»…
Все эти компании, ксероксы, компьютерные игрушки и книги были созданы не ранее последнего десятилетия ушедшего века и, ясное дело, не могли иметь никакого отношения к слову, трижды написанному Антонио Бенетти полстолетия назад. Этот след вел в никуда.
Рукописи Антонио Бенетти в новой реальности просто не существовало, и все связанные с ней вопросы приходилось отправлять в архив памяти. Ничего другого доктор Самопалов придумать не мог…
Чувствуя какую-то неприятную внутреннюю опустошенность, он покинул интернет-кафе и поехал домой. Ему казалось, что он балансирует на самом краю…
Остановившись у очередного светофора, доктор вдруг услышал за спиной негромкий мальчишеский голос:
– Я могу сказать, кто такой Мерлион.
Самопалов сначала посмотрел в зеркальце над лобовым стеклом, а потом медленно повернулся назад.
Зеркало не обманывало – на заднем сиденье «жигулей», у ближней к тротуару двери, сидел мальчуган лет восьми-девяти, большеглазый, с довольно длинными вьющимися волосами цвета спелой пшеницы. Одет он был как паж из фильмов-сказок: в бархатное, синевато-зеленое, переливчатое…
Доктор еще не успел ничего сказать, когда мальчик продолжил, серьезно глядя на него:
– Мерлион был нашим первым Великим Магом.
– Чьим… вашим? – сумел все-таки вытолкнуть из себя Самопалов, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Мальчик улыбнулся, и большие серые глаза его заблестели:
– Тех земель, что лежат под прогретой солнцем чашей небосвода…
Он еще раз улыбнулся, открыл дверь и выбрался из машины. Доктор хотел проследить за ним взглядом, но обнаружил, что следить не за кем. По тротуару шли обычные горожане, и сказочного пажа среди них не было.
Сзади нетерпеливо загудел грузовик, подсказывая, что красный свет сменился зеленым. Самопалов дотянулся до приоткрытой задней двери и захлопнул ее.
Он хорошо помнил, что запирал ее на ключ.
Виктор Павлович Самопалов был хорошим специалистом, хотя и плохой специалист вряд ли бы ошибся в данном случае с диагнозом. Как ни отнекивайся, как ни отвергай эту мысль, но ему пришлось-таки признать: налицо явные симптомы психического расстройства. Доктор Самопалов, разумеется, знал, что болезни психики, в отличие от гриппа или сифилиса, не бывают заразными. Однако, вопреки всем доводам разума, вопреки всем канонам психиатрии, склонен был полагать, что именно заразился. И он знал, от кого. Впрочем, правильнее было бы назвать это явление не заражением, а индукцией. Индуктором – сознательным или бессознательным – выступал Игорь Владимирович Ковалев, а реципиентом – он, Виктор Павлович Самопалов, врач-психиатр. И таких реципиентов могло быть много. Очень много.
Демиург, даже изолированный и отключенный от внешнего мира, продолжал влиять на действительность. Нужно было незамедлительно принимать какие-то новые меры.
«Крайние меры…» – похолодев, подумал доктор Самопалов.
Он почти не сомкнул глаз за всю ночь, но все-таки нашел в себе силы встать утром с постели и, приняв контрастный душ, начать собираться на работу. С женой Виктор Павлович ничем не делился, а она, хоть и видела, что с ним что-то не в порядке, вопросов не задавала. За годы совместной жизни она безошибочно научилась определять, когда можно и нужно проявить участие, а когда лучше просто молчать, делая вид, что ничего не замечаешь. Впрочем, погруженный в свои раздумья Виктор Павлович даже не осознавал, что в квартире, кроме него, есть кто-то еще.
Хоровод одних и тех же мыслей кружился и кружился у него в голове – и когда он стоял в очереди на АЗС, и когда продолжал путь в клинику. Еще ночью он наметил несколько вариантов полной нейтрализации Ковалева. Этим эвфемизмом доктор Самопалов мысленно заменял другое, гораздо более точное определение тех действий, которые собирался предпринять. Причем это были варианты, не грозящие разоблачением… Но одно дело – вообразить, соорудить мысленную конструкцию, и совсем другое – самым реальным образом прервать чужую жизнь, присвоив прерогативы Господа Бога. Виктор Павлович мысленно метался между этими бесчисленными «я должен», «смогу ли я?», «разве я вправе?», «это необходимо для всеобщего равновесия» – и приехал в клинику с головной болью, так окончательно ничего и не решив.
Ознакомительная версия.