– Мы говорили не только о неприятностях. Мы решили обвинить их во вмешательстве в дела другого народа, нарушении прав народа планеты класса Зет.
ГНаск поднес тыльную сторону мясистой ладони к углу рта и слегка вытер его.
– Договоренность была такой, что если подтвердится вмешательство чоя, они не останутся безнаказанными. Паншинеа – умнейшее существо, посланник. Я не решусь обвинить его, не представив самые убедительные доказательства. И как только мне это удастся, вы получите свою дочь обратно.
– Но мы можем хотя бы увидеться? Что-то промелькнуло в мутных глазах ГНаска.
– Если она этого захочет, – сказал он и поднялся. – Мы будем поддерживать связь, Томас. И перестаньте тревожиться. Ей неплохо живется с нами.
С этими словами абдрелик повернулся и ушел, взбираясь на холм, по направлению к заросшей травой аллее, ведущей к улицам и кварталам города.
Томас стоял, глядя ему вслед. Он закрыл глаза, чтобы облегчить боль. Значит, она не погибла на Аризаре, хотя он знал, что его единственная и любимая дочь умерла уже много лет назад – когда абдрелик впервые вживил своего симбионта в ее тело. Томас открыл глаза и обнаружил, что его кулак сжался, а ногти впились в ладонь.
ГНаск не знал, что нанятый Томасом биохимик уже работал над поисками нейтрального средства, чтобы избавить Алексу от симбионта, как только она вернется к отцу. Работа была долгой и нудной, но последние вести, полученные Томасом, оказались обнадеживающими – чрезвычайно обнадеживающими.
– Мы не настолько просты, как тебе кажется, – пробормотал Томас. Лист сорвался с ветки над его головой и опустился на его плечо. Томас поднял голову и прибавил защитное поле на полную мощность. На этой планете он жил среди врагов и никогда не должен был забывать об этом.
Рэнд не отходил от иллюминатора, несмотря на предупреждение на пульте, что вскоре он будет закрыт при прохождении через Хаос. Его рука и бедро слегка побаливали – эта находящая приливами боль напоминала Рэнду и о том, что он был ранен, и о том, что дело идет на поправку. Он наблюдал, как планета, на которую он возлагал столько надежд и в конце концов ничего не получил, становится маленькой, умещающейся в иллюминаторе.
Он не слышал, как вошел Палатон, но внезапно ощутил его присутствие. Рэнд повернулся и заметил:
– Там ничего не осталось.
– Да, почти ничего.
Двойные голоса чоя подчеркивали один другой. Рэнд слышал скорбь и силу в обоих голосах, и различие было едва уловимым, так что Рэнд сам удивлялся, как мог заметить его. Рэнд смутился.
– Мне следовало быть там.
Палатон взглянул на него. Морщины прорезали его лоб с неуправляемой прядью волос и гордо вздымающимся над ним остроконечным роговым гребнем.
– Но неужели нам ничего не удалось сохранить – оттуда, с Аризара? Никакой надежды, взаимопонимания?
– Мне не… – Рэнд замолчал и сделал отчаянный жест ладонью, не находя слов.
– Да, – кивнул Палатон, – может быть. Но у тебя еще все впереди – вот что самое главное.
Впереди было осуществление возможностей. Исполнение надежд. Именно это разглядел в нем чоя и ради этого спас его. Именно это чоя видели везде, куда ни обращались – потенциал. Понимание того, как мыслит чужое ему существо, на мгновение ошеломило Рэнда.
Должно быть, это напоминает ситуацию, когда глядя на что-нибудь, видишь не только моментальную сущность этого предмета, но и возможности, скрытые в нем? Что, если они ошибаются? Откуда они знают о своей правоте? Должно быть, такую уверенность придает им опыт. Рэнд задумался об уверенности, приходящей с опытом. Неудивительно, что чоя возглавили Союз космических народов. Неудивительно, что они стали пилотами, покорителями Хаоса. Единственное, что удивляло Рэнда – то, что Палатон разглядел нечто именно в нем.
Палатон сел гибким и плавным движением. Протянув руку, он положил ее Рэнду на плечо и тут же убрал. Этот жест был таким быстрым, что Рэнд не был уверен, не почудилось ли это ему.
Чоя не любили случайных физических контактов. Рэнд взглянул на инопланетянина, на его роговой гребень, подхватывающий гриву волос, которые спускались с затылка массивной головы Палатона. Интересно, бились ли они своими гребнями, как лоси и олени, на заре развития их народа? А может, роговая корона выросла, чтобы защитить их мощный мозг внутри черепа? Откуда взялся их инстинкт всегда держаться друг от друга на расстоянии вытянутой руки? Рэнд подумал, что никогда об этом не узнает. Если он мало что знал о самом себе, своем народе, вряд ли можно было надеяться узнать что-то о совершенно чужих существах.
Он принялся противоречить сам себе, как только увидел тень, промелькнувшую в глазах чоя с золотистыми крапинками. В душе Рэнда нарастало сомнение и беспокойство.
– Ты не сказал Риндалану, – заметил он, слегка запнувшись на имени старого чоя.
Палатон во вздохом откинулся на спинку своего кресла.
– Нет. Да и как я мог? Все мы, чоя, связаны вместе в различных замыслах единого Вездесущего Бога. Он не понял бы, какая связь существует между нами.
Рэнд добавил тихо:
– Он не понял бы, что я ношу твой бахдар.
– Да, – лицо Палатона напряглось, как будто он собирался с мыслями. – И никто бы этого не понял. Думаю, Ринди мог бы попытаться, но поскольку я не смогу прочесть его мысли… лучше не рисковать. Рэнд, это очень важно. Ты должен понять, что я не могу, допустить, чтобы о связи между нами узнали. Рэнд склонил голову.
– Кажется, я понимаю.
– Правда? – Палатон отвернулся от иллюминатора, за которым взгляд натыкался только на черный бархат пространства. – Я прошу об этом не ради себя, а ради Чо.
Минуту Рэнд молчал, думая о доме, в котором с помощью единственного человека все обернулось бы иначе, но, вероятно, такого не могло бы случиться, хотя одному Богу известно, сколько тысяч человек пытались сделать это на протяжении всей истории. Но быть императором планеты… его мысли и зрение затуманились. Рэнд провел руками по лицу, отгоняя туман и зная, что эта временная слепота – последствие препарата, данного в школе еще до бегства и налета. Этот препарат должен был искусственно поставить его в зависимость от чужого существа, сидящего рядом. Совсем необязательно было так делать. Вероятно, чоя не имели представления о дружбе, потому и пытались добиться связи такими методами. Рэнд знал, что мало-помалу слепота овладеет им, ему придется это пережить, а затем все пройдет. Он радовался тому, что не получил полную дозу препарата. Ему предстояло менее тяжкое испытание.
Но чистота мыслей была совсем иным делом. Казалось, в его голове умещаются мысли и его самого, и чоя… и Рэнд ничего не понимал, кроме того, что его мысли затеняются, каждое их слово вызывает противоречие, каждый образ заменяется совершенно иным. Даже его голос принадлежал одновременно и ему, и кому-то еще… Рэнд глубоко вздохнул, и этот вздох привлек внимание Палатона.
