- Ну?
- Ты же все равно своего Омара сейчас вызывать будешь, правда?
- Что, нельзя?
- Так ты ему скажи, пусть с пеулами договорится, - в голосе Косматого слышалось непонятное торжество. - Пусть они идут сюда с лопатами, норы боевые строить помогут. Да пусть колючек метательных побольше приволокут.
- Омар не пойдет, - угрюмо пробурчал Гжесь, - Омар не захочет драться.
- А чего еще твой Омар не захочет? - вскинулся Косматый, мгновенно ярясь (но тоска, тоска проглядывала сквозь его ярость). - Погоди, Панчуга, сейчас. Что тебе тот Омар? Он и десяти лет здесь не прожил, только все портит.
Виктору показалось, будто шум бури усилился, но это было не так, просто смолкли все разговоры в библиотеке.
Гжесь тяжело поднял глаза на Косматого:
- Омар не хочет, чтобы ты командовал нами.
- Да ну? - притворно удивился Косматый и почти лег подбородком на стол.
- Он говорит, что ты не имеешь права делать с нами все, что тебе захочется, что люди устали от тебя.
Косматым не сразу справился с лицом, сглотнул, прищурил глаза, выпятил губы.
- Дальше.
- Ты всем надоел, вот что он говорит.
Косматый загадочно улыбнулся, поманил Гжеся пальцем:
- Иди-ка сюда!
- Нам и без того трудно, а тут еще и на тебя спину ломай.
- Ближе.
Гжесь бубнил и бубнил, он уже не мог остановиться. Он нехотя, шаг за шагом, приближался к столу.
- Палку!
Ему подали непонятно откуда взявшуюся палку.
Ну, так!
И мгновенная серия ударов, справа, слева, по лицу, по животу. Гжесь отшатнулся, заслонился руками, взвизгнул, не удержавшись, упал на спину, тогда Косматый вскочил со стула, отбросил палку. Успокоился. Сел. Кто-то бросился поднимать Гжеся, но Косматый крикнул:
- Пусть сам!
Гжесь корчился на полу, пытаясь встать.
- И будь доволен, что так кончилось. Убирайся!
Гжесь наконец встал, пряча глаза, вытерся рукавом, сплюнул кровь, пошел к выходу. Ноги его дрожали. Остальные молча следили за ним, и ни на одном лице нельзя было прочесть ни осуждения, ни одобрения. Только самый пылкий телохранитель ударил кулаком по колену, довольно крякнул и с победоносным видом оглядел присутствующих. Косматый уже звал другого, тоже, видимо, сторонника Омара, тот мрачно выслушал прежний приказ и молча вышел.
Народ понемногу стал рассасываться. Наконец у Косматого и для Виктора нашлось время.
- Панчуга, - сказал он, потирая ушибленную руку. - Оставайся.
Понимаешь, без тебя здесь никак.
- Я против Земли не пойду, - тупо ответил Виктор.
- Я ведь тебя вижу, Панчуга, - почти ласково произнес Косматый, - ты так упрямишься, потому что знаешь - деваться тебе некуда.
- Ну, подумай сам. Косматый, ведь Земля! Что ты против нее можешь?
- Так ведь я, Панчуга, что думаю. Разве пойдут они полторы тысячи убивать? Если драться-то будем? Ведь не пойдут, а, Панчуга?
- Да они вас...
- А мы их из пушечки из твоей нейтронной встретим. И пожгем кораблики.
А они все равно не пойдут. Гуманисты! А как же!..
В своем роде Косматый определенно был великим человеком. Лицо его меняло выражение без малейших усилий. Предельный гнев, вдохновение, деловитость, нежность, хитрость, будто множество совершенно разных людей по очереди входили в его тело с одной только целью - убедить. Но Виктор еще держался. Он даже представить себе боялся, что может остаться на стороне этого... спятившего дикаря.
- Ты про катер забудь, Косматый, - как можно тверже отчеканил он. - Я против Земли не пойду. Считай, что поговорили. Все. Пока.
Косматый погрозил ему пальцем и захихикал:
- А ведь врешь, уже поддаешься, еще немного - и будешь готов. Тебе только на людях неловко. Так это сейчас! - Косматый поднял глаза к уальцам и с дурашливой серьезностью выкрикнул: - Вон! Все вон! Панчугу вербовать буду!
- Хватит, Косматый, я пойду.
- Стой! Подожди! Сейчас! - Косматый вскочил из-за стола, бросился к колонистам. - Ну, кому говорю, давайте! Сейчас, Панчуга, сейчас! - и стал выталкивать их в дверь. Вскоре библиотека опустела, только Друзья остались. Теперь они сидели рядышком у заколоченного окна. Выла буря.
- Вот сейчас и поговорим, - потирая руки, засуетился Косматый. А и не выйдет ничего, все равно хорошо. Ведь мое. Панчуга, здесь и поговорить не с кем. Главный я тут. А с главным особенно не разговоришься. Все свои какие-то дела у всех, чего-то хотят, да и боятся... А мы с тобой вроде как равные. Да ты садись, садись. Вот, болтуна выпей.
- Пойду я, Косматый, - неуверенно произнес Виктор. (Только не поддаться, только бы выдержать!)
- Ты ведь просто зарежешь меня, Панчуга, если уйдешь. Ты пойми.
- Брось, Косматый. Что со мной, что без меня - все равно не получится.
Да и не хочу я.
- Ты погоди, погоди, - горячился Косматый. Он странно улыбался, глаза блуждали, вид у него был полусумасшедший. Ты послушай меня! Ты последний мой козырь, Панчуга! Лисенок дурак-дурак, а понял, да только не до конца.
Их же всех Омар с толку сбивает, умеет, подлец, с толку сбивать, раньше я думал - пусть живет, контролировать меня будет, чтоб не зарывался, смотрю - нет, другого хочет. Тебя здесь не будет, они и не пойдут. Омар тут такое раскрутит! А ты - это оружие, это сила, без тебя ну никак, Панчуга!
Думаешь, я для себя? Думаешь, так мне хочется у них вожаком быть? Ну, пусть хочется, пусть для себя - все равно для них получается! Ведь не о сегодняшнем надо думать, ведь так и пропасть недолго, если о сегодняшнем-то! Не понимают они.
У него было совершенно больное лицо. Он тосковал, уже не скрывая.
- Я не умею спорить, Косматый, - отбивался Виктор. - Только не мое это дело.
В течение всего этого разговора он ни разу не вспомнил о Молодом, и том, что с ним будет, если Виктор останется на Уале.
- Паулу с собой возьмешь, ты подумай, Панчуга. Ведь девку тебе отдаем, против всех наших правил, не четырем, а одному, и какую девку! Пожалуйста, закончится все - и забирай ее куда хочешь.
- Косматый...
- Ты погоди-погоди... Вот мы ее сейчас позовем, - Косматый подбежал к двери, распахнул, крикнул:
- Паула, Паула, сюда! Пау-у-у-ла! - обернулся. - Лео, приведи!
Пылкий телохранитель соскочил со скамейки, выбежал прочь. Он вернулся с ней почти сразу же, видно, рядом была.
Паула не вошла - вбежала.
- Ох, буря, ну, буря! Восторг, а не буря! Что в темноте сидите?
