Морган. Именно об этом.
— Но ведь он запланирован на вторник! Ещё ничего не готово! И Уоррен… Он же в Мадриде?
— Всё верно.
— И когда вы хотите?
— Сегодня.
— Что?! Простите, ваша светлость, но это невозможно!
— Возможно, — невозмутимо ответил граф.
Теперь, когда первый шаг был сделан, Луар Оржельский не сомневался в своём решении, а вся нервозность превратилась в твёрдость и уверенность.
— Я поговорю с Уорреном, а вы немедленно вылетайте на Ньюфаундленд и займитесь подготовкой лаборатории к приёму Один-один-четыре.
— Но у меня два незакрытых дела здесь, в Будапеште! Я еле выкроил время на сон и…
— Морган, прошу тебя, — тихо произнёс граф. Этих трёх слов было достаточно, чтобы обезоружить детектива.
Луар Оржельский слышал, как Морган Филлис обречённо вздохнул в трубку.
— Я понял, ваша светлость, — ответил он. — Если вам удастся договориться с Уорреном…
— Это моё дело. Звони своему пилоту.
— Хорошо, я на связи, — сказал Филлис и отключился.
— Прости, Мойрон, но это единственно верное решение, — вздохнул граф.
Одно дело сделано, теперь предстояла задача посложнее.
Луар Оржельский набрал номер. В трубке включился рингтон с ненавистной "Богемской рапсодией”. После строки "угодил в оползень, не сбежать из реальности”, абонент поднял трубку.
— Слушаю, ваша светлость. — прозвучал спокойный и холодный, как лёд, голос доктора Уоррена.
— Простите, что так поздно, доктор... — учтиво начал граф.
— Всё в порядке. Я не спал.
Уоррен говорил с приятным акцентом, то ли французским, то ли немецким, но его картавая “р” звучала мелодичнее, чем в Баварии и мягче, чем в Провансе.
В трубке тихо чиркнула зажигалка.
— У вас снова бессонница? — последовал короткий выдох.
Граф почти ощутил, как его лицо окатило облако дыма от "Голуаз”, словно Уоррен находился в нескольких шагах от него. Доктор не испытывал ни малейшего пиетета перед своим собеседником и обычно держался не просто холодно и отстранённо, а даже с некоторым снисходительным превосходством, что всегда раздражало Луара Оржельского.
То, что Уоррен так относился ко всем, независимо от их социального статуса, было слабым утешением.
— Вы принимаете сыворотку номер четырнадцать?
— Я звоню по поводу переезда.
В эфире повисла короткая пауза.
— Что именно вы хотите обсудить? — по-прежнему ровно спросил Уоррен, но в этот раз голос прозвучал намного ближе. Значит, до того он даже не посчитал нужным взять телефон и говорил по громкой связи.
Луар Оржельский отмахнулся от этих мыслей, подавил раздражение и собрался с духом. Вот он, главный момент, который решает всё.
— Я прошу вас вернуться в Лакшадвип немедленно.
— Проблемы в лаборатории? — намного холоднее спросил Уоррен.
— Нет. Я надеюсь.
— Граф, что происходит? — к холоду добавилось заметное раздражение.
— У меня очень дурное предчувствие, — признался Луар Оржельский, по опыту зная, что с доктором лучше говорить прямо.
— Называйте это интуицией или как хотите. Я знаю, что вы верите в это.
— Поэтому вы позвонили мне, едва я заехал в отель?
"Ещё и двухчасовая задержка в дороге,” — граф сверил время Петербурга и Мадрида. — "Хуже некуда! Оды, почему с этим человеком всегда всё так сложно!?”
— Я сожалею, что порчу вам планы…
— Мои планы? Именно по вашей просьбе я согласился на встречу с профессором Сайто и его интернами. Шесть человек пролетели пол-земного шара ради одного часа моей лекции, — Уоррен не преминул напомнить о причинах своей командировки.
— Вы правы, доктор. Но я прошу вас всё отменить и немедленно лететь обратно. Я сам поговорю с профессором Сайто…
— Вы понимаете, что делаете?
Тон, с которым был задан вопрос, пробил дыру в самообладании графа, который и так с трудом держал себя в руках.
— Филлис уже вылетел в Канаду, а полковник Кроу будет ждать вас у лаборатории. Я понимаю масштаб доставляемых проблем, но я требую, чтобы вы!..
— Вы не вправе что-либо от меня требовать. — ледяным тоном перебил Уоррен, но за этим льдом скрывался гнев. — Один-один-четыре — мой проект, а вы всего лишь меценат.
Всего лишь меценат?! Он, он, Луар Оржельский, переживает из-за этого чужого, постороннего человека и его подопытного больше, чем за своих детей и внуков! А этот заносчивый, напыщенный индюк так к нему обращается?! Да кем он себя возомнил, в конце концов?!
— Тогда объясните, почему у меня бессонница из-за этого переезда?! Это вы должны беспокоиться, а не я!
— Вы повысили на меня голос, верно?
От Уоррена веяло таким морозом, что весь гнев Луара Оржельского мгновенно сменился ужасным и запоздалым осознанием допущенной ошибки, по его спине пробежали ледяные мурашки, а сердце пропустило удар.
"Проклятье! Кажется, я всё испортил”.
Все его усилия, годы работы и терпения, вся его гордость, которую он столько лет смирял ради своей цели — всё, всё он только что перечеркнул одной фразой, поддавшись внезапному гневу! И это он-то, он! Глава дома…
— Верно, — обречённо согласился граф, снова беря себя в руки. Унижать себя ложью и оправданиями перед этим человеком он не собирался.
— Это уже второй раз, — невозмутимо спокойно ответил Уоррен.
"Вот теперь точно хуже некуда. Что ж. Я хотя бы не потеряю свою честь.”
— Я прошу прощения, доктор…
— Не стоит. — Уоррен вновь ощутимо выдохнул сигаретный дым. — Первый раз вы накричали на меня накануне того землетрясения. У вас тогда тоже была бессонница. Я вылетаю. Прибуду к семи вечера.
Короткие гудки ознаменовали конец разговора.
— Спасибо, доктор, — произнёс в пустоту граф, чувствуя, как с плеч словно упала гора. Он взял стакан с недопитым эликсиром и подошёл к окну. Тучи затянули почти всё небо.
"Видят Оды, этот доктор невыносимый сноб. Хотя его сыворотки уникальны, я терплю его только ради моей семьи.” — подумал Луар Оржельский глядя, как волны ударяют в прибрежные скалы. — "Оды, надеюсь, я успел вовремя. Хоть бы всё обошлось!”
***
Лакшадвип. Индийский океан. Планета Джана. Раудан.
