— Поэтому ты стал цирковым?
— Нет. Поэтому я провожу отпуск в одиночестве.
— Чтобы отдохнуть от людей?
— Чтобы побыть со своей собственной злостью один на один. И сказать ей, что она — дура.
(Из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
— Помпилианец! — шептал Катилина. — Настоящий помпилианец! Стопроцентный! Я тоже… Ты молодец, ты напомнил мне, кто мы такие…
Убирайся, кричал Марк.
Крик клокотал в глотке: кляп из пены.
— Оружие? — Катилина рассмеялся. — Ерунда, бред. Кровь? Наша кровь — другая. Мы — помпилианцы, я и ты… Ты же волк? Волк?!
Волк, согласился Марк. Теперь ты уйдешь?
Берег превратился в степь, припорошенную грязным снегом. Степь — в вершину пирамиды. Катилина остался прежним: красавец-курсант, надежда империи.
— Отвечай: ты волк? Как твой дед? Отец?
Уйди. Отстань.
— Как твой дядя-орденоносец?! Ты любишь цирк? Хорошо, пусть будет цирк…
Не надо, возразил Марк. Не хочу. Давай иначе: дуэли не было. Мы разошлись после первой крови. Пожали друг другу руки, закончили училище, получили дипломы. Отбыли к местам службы. Жизнь сложилась иначе, мы больше никогда не встречались. Забирай мой орден! А мне оставь оба глаза, с какими я родился. Ничего не было, твоя психотравма — фикция, Остров Цапель — выдумка, страшная сказка…
— Ты да я: два клоуна, два волка. Когти и клыки…
«Тебя вербуют в волки, — шепнула Н'доли. Откуда она взялась, Марк не знал. — Встанешь на дверях, щелкнешь клыками. Хищник, мясоед, рабовладелец…»
— Наши предки отлично знали, что такое цирк…
Катилин стало пятеро: обидчик нырнул под шелуху, разбился на ипостаси. Пять правых рук взметнулись к небу. Пять раскаленных клейм, намертво зажатых в белых от ярости кулаках. Дуэль, удивился Марк. Какая, к бесу, дуэль? Мы должны драться на арене, один на один, под вопли трибун, переполненных рабами. Это ошибка, бред, кошмар…
* * *
— Что ты вертишься? Спи…
— Сплю…
— Ты вертишься. И стонешь…
— Всё в порядке. Не обращай внимания.
— Ага, не обращай…
Впервые сплю с женщиной, подумал Марк. Кто сказал, что спать с женщиной — это секс, страсть, кровать дыбом? Ерунда, плод больной фантазии. Вот сейчас я и впрямь сплю с женщиной. Верней, не сплю, ворочаюсь, но всё-таки…
Кошмар гас, отступал. На пороге зашевелился Катилина — четыре лапы, хвост, усы. Ягуар фыркнул, зевнул, широко раскрывая пасть. Ему тоже снилась какая-то дрянь. Далекий тёзка, которого Марк отправил в психбольницу? Вряд ли. Скорее джунгли, пятнистые от солнца, и резкий, оглушающий запах соперника. Против нагуаля в спальне Изэль не возражала. Для астланки это было в порядке вещей: лишь бы в постель не лез. Сперва Марк хотел уехать; честное слово, хотел. На вопрос, зачем тогда вообще приезжал, начал что-то объяснять, путаясь в причинах и следствиях, потерял нить рассуждений, махнул рукой — и остался в жилом блоке Изэли, плюнув на остатки приличий.
За день он вымотался так, что одна мысль о сексе вызывала ужас. Раздевшись, едва сумел принять душ. Мокрый — вытерся кое-как — добрел до кровати и упал навзничь, в белый хруст простыней. Сволочь, сказал он себе. Животное. Ну и как ей теперь ложиться?
— Подвинься…
Тепло. Спокойно. Рядом дышали.
Чего ещё?
Вскоре пришёл кошмар.
Женщины, думал Марк. Я сплю, верней, лежу, как бревно, в спальне Изэли, в представительстве империи на Тишри. Мир катится в тартарары, а я размышляю о женщинах. Хорошенькая история, да? Две женщины смяли мою жизнь в кулаке, словно влажную салфетку. И обе — красавицы. Тебе повезло, боец! Фортуна вывела тебя в дамки! Н'доли, для которой ты — набор химических соединений, представляющий особую ценность. Изэль, для которой ты — якорь, способный удержать ее в чужом мире. Тебе нравятся женщины старше тебя, боец? В частности, госпожа Зеро? Старуха, мумия ходячая, в молодости тоже была красоткой. Надо спросить у деда. Дядя Гай намекал на что-то такое… Иначе с чего бы она положила глаз на меня? Готовит на смену Мамерку? Хочет кудрявого адъютантика?
Горите вы огнем, все бабы Ойкумены!
Он знал, что не прав. Ну и что? Хотелось жаловаться, искать виноватых. Постыдное желание, да. Дадим ему волю, укрывшись от зрителей одеялом. Мы не железные. Ведь правда? Я не красавица, подсказала издалека Ливия Метелла. Не Астлантида в твоей постели. Я, обер-декурион Ведьма, втайне мечтающая о мягком животе взамен брони мышц. Я дралась за тебя, командир, пока Змей ломился к нам ходячей крепостью. Помнишь? Помню, кивнул Марк. Не надо гореть всем бабам. Только отдельным, по списку. Например, Рахили Коэн — этой полыхнуть за счастье. Когда вчера на Совете Лиги рвалась одна информационная бомба за другой, а напоследок в зал живой бурей влетела госпожа Коэн, лидер-антис расы Гематр…
— Ты куда?
— Выйду покурю.
— Ты не куришь…
— Ну, просто выйду. Проветрюсь…
Катилина увязался следом. Надев брюки и рубашку, Марк босиком выбрался в коридор. На ходу он закатывал рукава, будто собирался драться. С кем? С охраной? С первым встречным? К счастью, ему никто не встретился. На стенах горели ночники. Тишина кралась следом на мягких лапах, соперничая с ягуаром. На панели лифта горел зеленый сенсор. Ночь боролась с памятью, укладывала ее на обе лопатки. Трудно было поверить, что вчера, фактически несколько часов назад…
Я же вначале ничего не понял, сказал себе Марк. Я думал, что они покричат и найдут какое-нибудь решение. Вернее, им подскажут. А вышло так, что решение само нашло нас.
* * *
— Мудрый велел корчевать ядовитую пакость,
Сжечь на кострище и пепел развеять над морем,
Сладко глупцам насмехаться над мудрым советом,
Сладко взлелеянным ядом поить всех, кто рядом!
Гыргын Лявтылевал ревел, как бык во время гона. Глаза могучего кемчугийца налились кровью, пальцы сжались в кулаки. Зал заседаний Совета Лиги ничем не напоминал высокое собрание политиков. Более всего он сейчас походил на бар старины Родни в преддверии доброй драки. Интерьер? Сюртуки вместо рабочих спецовок, статс-мундиры взамен флотских кителей? Мудрый, как заметил бы Гыргын, мастер метафор, презирает внешнее, прозревая суть.
— Мягкотелые слизни! Жрите ваш гуманизм!
Налет цивилизации осыпался с кемчугийца дешевой позолотой. Треснула скорлупа приличий. Необузданный дикарь рвался на волю. Хищно скалясь, Гыргын подступил к Бруно Трааверну, представителю Ларгитаса. Еще миг, и волосатые лапы вцепятся в лацканы пиджака, а зубы — в глотку. Как ни странно, кемчугийца поддержали не варвары, а техноложцы: Хиззац, Тилон, Бисанда. Движение Гыргына указало стае жертву, цель, кого-то, кого следует растерзать, не вникая в подробности, не задумываясь над справедливостью обвинений.
