Услышав это, я почувствовал огромное облегчение. Но вслед за тем меня охватило отчаяние — ведь теперь уже не было никаких шансов вырвать Рашель из рук Ахмада…
— Однако же, — осторожно заметил я, — по моим сведениям, на борту станции по-прежнему находится какой-то излучатель.
Анн-Мари посмотрела на меня с таким видом, словно взвешивая, можно ли мне доверять. Затем на её лице расцвела лукавая улыбка:
— Вы служите у нас только один день, а уже успели заразиться общей паранойей. Но так уж и быть, открою вам большую тайну: это никакой не излучатель, а всего лишь «обманка».
— В каком смысле?
— В самом прямом — «обманка», «ловушка для дураков». Короче, имитация, неработающая модель. Вернее, она-то работает, но с каналами ничего не делает. Я сама узнала об этом лишь сутки назад, а до того искренне верила, что эти устройства и есть настоящие сжимающие излучатели. Они присутствуют во всех моделях наших заградительных станций, начиная с самых первых. А что касается работоспособных излучателей, то их монтируют в том же отсеке, но совершенно автономно, их компьютерные системы никоим образом не соединены с общей сетью. А «обманки» предназначены для отвода глаз. Если бы вы знали, сколько шпионов-чужаков попалось на эту удочку!
Я шумно выдохнул:
— Ох, слава тебе Господи!..
Вдруг все предметы перед моими глазами, включая озадаченное лицо Анн-Мари, потеряли чёткость своих очертаний и поплыли, словно я смотрел на них сквозь причудливо изогнутое стекло. Я почувствовал, что сползаю со своего стула и лишь в самый последний момент, вцепившись руками в край стола, сумел удержаться от падения.
Женщина быстро пересела на соседний с моим стул и схватила меня за локоть.
— Что с вами, Стас? Вам плохо?
— Нет… всё в порядке, — сбивчиво ответил я. — Это просто… просто минутная слабость.
Она решительно покачала головой:
— С вами не всё в порядке, далеко не всё. Только что вы чуть не потеряли сознание. И вообще, вы ведёте себя очень странно. У вас что-то случилось. Что-то очень серьёзное. Я обязана доложить командованию…
— Нет! — почти что выкрикнул я и тем самым привлёк к себе внимание двух офицеров, сидевших от нас через один столик. — Нет, — уже тише добавил я. — Не делайте этого… пожалуйста. Я сам всё улажу.
— Что вы уладите?
Не видя возможности как-нибудь выкрутиться, да и не имея сил что-то придумывать, я рассказал ей всю правду про Ахмада и его безумное требование. Анн-Мари выслушала меня внимательно, не перебивая, затем немного подумала и сказала:
— Значит, вы не хотите обращаться к командованию, потому что боитесь его решительных действий? Боитесь, что оно не посчитается с присутствием на борту Рашели?
Я слабо кивнул:
— Да.
— Неужели вы считаете нас, галлийцев, такими жестокосердыми?
— Нет, но…
— Мы тоже любим своих детей. Мы заботимся о них. Они для нас самое ценное. Ведь дети — это наше будущее. То самое будущее, за которое мы боремся.
— Я понимаю. Я… я вовсе не считаю вас жестокими. Просто… — Я помолчал, собираясь с мыслями. — Боюсь, начальство не поверит, что Ахмад отпустит нас. Оно решит устроить всё по-своему, а в результате… в результате Рашель с Ритой погибнут.
— А вы уверены, что месье Раман сдержит своё слово?
— Ну… не то чтобы полностью уверен, но я знаю его уже много лет… хотя на деле оказалось, что я совсем не знаю его, и всё же…
Анн-Мари мягко положила руку на мою ладонь.
— Успокойтесь, Стас. Выражайтесь, внятнее. Вы хотите сказать, что неплохо изучили характер и привычки месье Рамана?
— Да, верно. Ахмад ненавидит убийство. Он органически его не переносит. Это не было игрой, я точно знаю. И ни при первой, ни при второй попытке захватить корабль он не использовал смертельного оружия. Если наша смерть не поможет ему ускользнуть, то он не станет нас убивать, а сделает то, что обещал, — посадит нас в катер и отпустит на все четыре стороны… вернее, на все шесть сторон. Проблема только в том, чтобы позволить ему добраться до этой вашей «обманки», не поднимая тревоги. Но для этого нужно попасть в ваш координационный центр и получить доступ к терминалу.
Анн-Мари долго не отвечала, глядя куда-то в сторону. Я уже решил было, что номер не выгорит, но тут она встрепенулась и посмотрела на свои наручные часы:
— Значит, до отпущенного вам срока осталось ещё больше часа. За это время мы что-нибудь придумаем. В конце концов, я же офицер связи.
Как это водится во всех флотах всех времён и народов, в самый последний момент командование пересмотрело график отбытия Девятнадцатой эскадры, в связи с чем наша бригада стартовала с полуторачасовой задержкой, оказавшись почти в самом хвосте эшелона. Это не давало нам существенных преимуществ для бегства, зато позволяло уйти в отрыв раньше, не дожидаясь полного разгона. Все более или менее быстроходные корабли шли далеко впереди и набирали скорость раньше нас, поэтому, если бы они вздумали бросится нам вдогонку, им для начала пришлось бы немного затормозить.
На сей раз в рубке было только двое человек — я и Рита, которая исполняла обязанности офицера связи. Эту замену я объяснил командиру бригады тем, что Рашель сильно устала после вчерашнего сражения, и мы решили дать ей немного отоспаться. Капитан Лоррен с полным пониманием отнёсся к моим словам (переведённым, разумеется, Ритой) и возражать не стал.
Сама же Рашель лежала на койке в моей капитанской каюте — как и прежде, в бессознательном состоянии, но уже не парализованная, а накачанная снотворным. Рядом с ней в кресле сидел Ахмад, сжимавший в руке два провода, которые тянулись к стоявшей на полу посреди каюты боеголовке. Эту картину я видел на экране монитора внутренней связи, и сказать, что она сводила меня с ума, значило ещё не сказать ничего.
Ахмад перебазировался с Рашелью в мою каюту ещё до того, как я вернулся на корабль. Всё это время он так и сидел в кресле, не заговаривая со мной и почти не двигаясь. В какой-то момент у меня возникло сильное подозрение, что он блефует, а боеголовка не активирована. Или, на худой конец, если даже активирована, то провода, которые он сжимал в руке, накрепко скручены. Когда я занял капитанское кресло, бортовой компьютер с отключённым блоком идентификации полностью перешёл в моё подчинение, и я мог приказать ему подстрелить Ахмада. Но на такой риск я идти не решался, поскольку вовсе не был уверен в его блефе. Это уже был не тот Ахмад, которого я знал раньше; сейчас он был загнанным зверем — а от таких зверей можно было ожидать чего угодно.