Вот туда-то, на Ближнюю шахту доставили Олафа и Перейру, а ещё Барри Смита и многих-многих других, чтобы все, кто захочет, Эссенхельда топили на совесть, ну а кто не захочет — того не зазорно принудить Призмой. И самого Эссенхельда потом привели туда же, всё потому что с Бенито в Содом не поехал, а тупо сидел в библиотеке Башни Учёных, где и был захвачен. В общем, его в тот счастливый момент для следствия можно было использовать всяко-разно: хоть подозревай, хоть обвиняй, хоть суди — все удовольствия.
Но, как водится, что-то пошло не так, техникой безопасности в отношении Призмы Правдивости пренебрегли, все, кто следствие вёл, между собою поцапались, кто-то кого-то за что-то накрыл и зомбоволной. Ну а зомбоволна в исполнении артефактов из ксенокультуры Сида — штука заразная, опасная именно для живых. Флорес очнулся — а шахты его любимой больше и нет. Иль, верней, она есть, но так и кишит зомбаками. А к тому же, того и гляди, зомби выплеснутся, да повалят в его любимый Новый Бабилон всею толпой многотысячной. Вряд ли сможет их остановить пятёрка огнеемётчиков на входе. Тут-то он и командует: подрываем, короче, шахту. Даже ждать ему невмочь, чтобы живые выбрались.
Подорвали. Тут Флорес и думает: а на что будем дальше жить? И решает: скорей отжимаем Лесную шахту. Прямо там и решает, уже на ходу. Как заходит к себе в Бабилон — собирает весь излишек охраны, грузит по вездеходам — и привет, Эрнандес, привет, Джернихон!
Между тем в Бабилоне кто-то выразил недовольство — ну так Флорес того не стерпел. Так и сказал: «Приступаем к массовым казням!». И с каким энтузиазмом исполнили! Ведь не каждому головорезу в вездеходе места хватило, часть погромоспособной охраны осталась в посёлке, уже думали: жизнь у них остановилась, а оказалось, нет! При сугубом желании — где угодно повеселишься.
Кстати, первый погром был ещё в элитном квартале. Для начала сожгли Башню Учёных. Флорес лично смотрел, чтоб хорошо прогорела. И запретил (под угрозой повесить) копаться на пепелище. Дескать, инфекция пряталась в библиотеке. Ну а с инфекцией — т разговор самый короткий.
Ну а Башня Учёных — ориентир в Бабилоне. Как загорелась, так и видать отовсюду. Тут-то Сантьяго и говорит: «Дальше на очереди наша Служба. Потому собираем-ка в штабе всё ценное — и скорее на выход!». Только лишь вышли за угол, а погромщики тут как тут. Маршируют, свистят, кричалки поют похабные.
Тут уж ясно: накрылось и здание службы, и сам Бабилон.
4
— Ну а наши, — Бенито спросил, — которые были на Ближней шахте? Майк Эссенхельд, Олаф, кто-то ещё?
— С ними всё хорошо, — сказал Трентон. — Мы к ним и едем.
На сей раз на дороге «случайно попался» Сантьяго.
Он подсел в вездеход и руководил действиями Брандта до тех пор, пока тот не отъехал на нужный из лесных запасных путей. По дороге попался один нераздавленный плоскопуз, ну так вот, бедный Брандт под внимательным взглядом Сантьяго не решиллся взяться за старое! Это братцы, крупный прогресс. Человек победил в себе зверя, и всё такое.
Ну а далее меж ветвями уже замаячил борт вездехода Олафа. Не прошло и минуты, как Служба воссоединилась. Будто феникс из пепла.
И — ну надо же, даже людей прибавилось!
Впрочем, как не прибавиться, когда людям случилось совместно прожить непростое событие, да к тому же им некуда дальше идти, практически некуда?
Здесь, в лесу близ подорванной Ближней шахты, встретились Олаф Торвальдсен, Кай Гильденстерн, а вдобавок ещё Барри Смит, следователь Мак-Кру, рудокоп Моралес (из бывших знакомцев Кая), огнемётчик Руис Перейра, да ещё безучастный охранник из шахты по имени Карлос.
Точно ли каждому из собравшихся некуда идти? Относительно Смита, да и Мак-Кру, Бенито имел сомнения.
— Некуда, — подтвердил Барри Смит. — Ближняя шахта взорвана. Более там никогда ничего не будет. Не из-за взрыва. Не из-за зомби… Ну подумаешь, одни зомбаки подорвали других… Важно не это, а то, что Ральф Стэнтон убит. Это признак того, что Ближней уж больше не будет.
Барри умел говорить убедительно.
— А от меня, — прорычал Фред Мак-Кру, — отказался и Годвин, и Флетчер. Мерзкие две свиномордые обезьяны! С ними меня примиряет сейчас лишь одно: оба, вроде, не выжили. Когда Флорес поднялся из шахты, их уже рядом не было. И при этом — ну точно не факт, что могли убежать. Там рядом с ними были Диас, Маданес, Торрес — это ж парни такие, что от них просто так не уйдёшь…
— Флорес хотел их убить?
— Да вроде, не собирался… Рабен хотел. Рабен вечно кого-то хочет убрать — ну, такой у него характер. И не терпит, когда он, к примеру, совсем облажался, а кто-то запомнил, или думал, что следствие нечто такое покажет, а оно вдруг наоборот... В общим, вижу теперь, — ухмыльнулся Мак-Кру, — что я вытащил типа счастливый билет, а вот Годвин не вытащил. Ну и с Флетчером тоже случилась такая фигня. Он же чувствовал, он же думал сбежать, но не дали…
— Кстати сказать, — отметил и Кай Гильденстерн, — Барри Смит нас очень удачно вывел. Полдороги мы сделали по Винтовой, а последнюю четверть — по шахтам для вентиляции, но при этом не встретили ни одной зомбокрысы. А единственного из зомболюдей, который реально нам встретился — так получилось, что сами и сотворили (слава Космосу, не до конца). Кто же знал, что с Х-блоками для огнемётов всё настолько нечисто!
Кай говорил, а в руке его был мешок, а в мешке была Призма.
И ещё одно воссоединение — по линии артефактов! Любопытная штука случилась: враг украл эту «гиперправдивую» вещь, чтобы манипулировать мерой правдивости сообщений, но в итоге он сам не сумел с нею справиться. И оставил её, не забрал. Чтоб не сделалось хуже.
5
А в конце своей речи Кай Гильденстерн задал Бенито вопрос:
— Так куда же теперь? Раз Бабилон нам заказан, надо же где-нибудь выстроить новый штаб.
— В Джерихон, вероятно, — прикинул Бенито.
— Но ведь Эрнандес несамостоятелен. Помните, раньше считалось, что Джерихон — непригодное место, чтобы скрываться от Флореса. Выдачи не было лишь из Содома и, возможно, ещё из Зеона…
Что творится в Содоме, Бенито ещё расскажет. А Зеон? Он слишком уж замкнут на самого себя. Секта есть секта — даже при гибком правлении преосвященного Пита.
— Когда мы к Джерихону доедем, там уже всё поменяется. Флорес захватит Лесную шахту. Жёстко её захватит, отожмёт у Эрнандеса всю добычу разведанных там артефактов. И тогда, чтоб Эрнандесу сохранить хоть какой-нибудь авторитет в Джерихоне, ему всё же придётся от Флореса оттолкнуться.
— Может, всё-таки нам постараться обогнать и предупредить?
— Не получится, Майк, — сказал Каю Бенито. — До тех пор, пока Флорес не отожмёт у него Лесной, Эрнандес не осмелеет. Он, скорее всего, нас захватит, и будет пытаться хоть что-то выторговать. Как итог, он лишится и шахты, и нас. Ну и мы себя тоже лишимся, а не хотелось бы.
Да. Всё верно. И Джерихон должен тоже испить свою чашу страданий, до того, как сумеет их всех по достоинству оценить: и ту Службу, которую предстоит принять, и героя, которого предстоит до конца подготовить.
Научиться их для начала, как минимум, не выдавать.
Даже Рабену. Даже Флоресу. Никому.
Эпилюдия. Краткое постсказание
(доныне, сейчас и всегда;
некто мыслит в неустановленном месте)
1
Хорошо размышляется в вездеходах на Эр-Мангали. На тебя в них не давят ни стены библиотеки, не стены узкой концепции. Ты свободен даже от стен своей Службы, на нерушимость которых (призрачную нерушимость) ты недавно ещё по имерции уповал.
Служба развалена, но она возродилась.
В возрождении можно забыть о последнем из дел, что пытался вести Родригес, подключая к нему и тебя. Почему не забыть, если дело закончено? Если дело, по рассуждении малым, оказалось отнюдь не тайной — и, между прочем, для многих-многих людей на Эр-Мангали.
