Ознакомительная версия.
Прислонившись к стене дома, я прикрыл глаза. Ну вот, деда, все в порядке. Ты по-прежнему ищешь идеалы. Мы снова вместе. Никакая Тень нам не помеха.
— Неограниченного не будет, — голос жесткий, властный, но немного смущенный. — Андрей, вы опять подменяете понятия! Мы не станем связывать все планеты Тени. Только…
— Опять фильтрация? Оптимисты! Тогда ваши туннели зачахнут. Или вы даете полную, адекватную замену Вратам, вплоть до количества входов на каждой планете, или остаетесь на бобах.
Я шагнул вперед. И увидел рептилоида. Счетчик сидел, высунув длинный язык, и внимательно слушал. Потом треугольная морда повернулась ко мне.
— Я от всей души желаю вам успеха! И не сомневаюсь, что альтернатива возможна… но пока — не вижу ее! Уж простите — не вижу!
Нет!
Счетчик ведь молчит!
Пасть рептилоида раскрылась в улыбке.
Я бросился вперед.
Плетеный стол, прозрачный кувшин с темно-красным вином. Два плетеных кресла. В одном, подавшись вперед, смешно сжимая пустой бокал, незнакомый седой мужчина. В другом, развалившись, отхлебывая вино перед очередной тирадой, чуть-чуть знакомый человек…
Немая сцена.
Мой бывший дед не удержал бокал. Вскочил, не обращая внимания на залитую вином рубашку. Улыбнулся — смущенно, как если бы я застал его в кабинете с раскуренной трубкой и рюмкой коньяка…
— Дед… — сказал я деревянным голосом. — Тебе вредно пить вино.
— Теперь уже нет.
Ему было лет сорок, не больше. Он теперь мне даже в отцы не годился, не то что в деды. Таким я его видел лишь на старых фотографиях, которые дед так не любил доставать…
— Петя…
Обнять его было нестерпимо трудно, словно чужого человека. Знакомые черты исказились — пусть даже молодостью. Наверное, будь дед таким в моем детстве — я вырос бы совсем другим. Не вовремя. Все и всегда происходит не вовремя.
Дед шагнул навстречу.
— Пит… я ведь тот же самый… — тихо сказал он. — Пит, ну представь, что старый хрыч сделал себе пластическую операцию…
Господи… Я ведь веду себя как Маша! Что я ей говорил — о форме и содержании, о том, что душа важнее тела? Значит, это все была чушь? И я готов принять деда стариком или в облике чужого, но только не таким — живым, здоровым, энергичным. Что во мне — ревность к его обретенной молодости… ну, не молодости, конечно, зрелости… тревога за собственную самостоятельность — такой Хрумов с новой энергией примется за мое воспитание… тоска по старому, прикованному к дому, беспомощному, если уж честно, деду? Что во мне? Какие чертики сейчас пляшут в моем подсознании?
— Деда, ну ты даешь… — сказал я. — А чего уж так, на полпути… двадцать пять лет — еще лучше возраст…
Дед ухмыльнулся.
— Понимаешь, Пит, — прежним, ехидным тоном сказал он, — когда имеешь больший выбор, то в любом возрасте находишь достоинства. Вот поживешь с мое — оценишь.
Собеседник деда подошел, остановился между нами. Вопросительно посмотрел на меня:
— Петр Хрумов?
— Да.
Он покачал головой, будто не мог поверить словам.
— Как ты понимаешь, Крей, с тебя ящик вина, — заметил дед.
Седовласый кивнул, с жадным любопытством изучая мое лицо.
— Вы ведь даже не биологические родственники… Простите. Я Крей Заклад, сотрудник Торговой Лиги.
Мы пожали друг другу руки.
— Я вас покину на некоторое время. Это будет правильно, — решил Крей.
— Крей Завсклад, — насмешливо сказал дед, когда сотрудник Лиги удалился. — Оптимисты наивные. Живут сотнями лет, а ума не нажили. Он не верил, что ты сможешь меня найти. Даже спорил. Представляешь?
Я кивнул. Мы так и стояли, нелепо отводя глаза и не решаясь заговорить первыми.
— Давай я тебя вина налью… — дед вдруг засуетился. — Они тут знают толк в радостях жизни… такие милые, в сущности, люди…
Он повернулся к столу, как-то дергано, неловко, каждое движение было слишком размашистым, сильным, дед не мог соразмерить свое новое тело с наложенным старостью стереотипом…
— Дед! — закричал я, бросаясь к нему. — Дед!
И обнял он меня слишком сильно, забывая, сколько силы теперь в его теле, щедро отпущенной Вратами силы и молодости…
— Дед, как я рад, что ты стал таким… — прошептал я. — Черт, я за это готов полюбить Тень… Если вернешься в университет лекции читать, на тебе все студентки повиснут…
— Тихо! Не скажи при Маше — а то будут мне и лекции, и студентки…
Мы переглянулись.
Да чему я, в конце концов, удивляюсь?
— Заметано, — согласился я.
— Простите, что прерываю ваш глубоко личный диалог…
Я обернулся, еще не отпуская деда. Рептилоид сидел у наших ног с обиженным видом любимой собаки, на которую вдруг перестали обращать внимание.
— Привет, Карел, — сказал я.
— Рад встрече. Скажи, Петр, твое отношение ко мне не ухудшилось после того, как я перестал служить временным хранилищем для Андрея Валентиновича?
Присев на корточки, я коснулся мягкой серой чешуи. Протягивать руку было нельзя — это слишком походило бы на «дай лапку, песик!».
— Я очень тебе рад, счетчик, — сказал я. — И не обижайся на «счетчика». Это комплимент. Ты ухитрился сосчитать самую важную для меня задачу — и сохранить результат. Помнишь, ты спрашивал, как люди примут вашу расу? Я не знаю, как люди… я — твой должник. Или друг. Как тебе больше нравится.
Привстав на задних лапах, счетчик вытянулся к моему уху. Шепот был едва уловим.
— Звезда, которую вы называете Спика. Газовый гигант — он один в системе. Газовый гигант, опоясанный кольцом.
Меня обдало жаром. Это был не просто жест отдельного рептилоида по отношению к отдельному человеку.
— Спасибо. Ты тоже знаешь, где мой дом.
— Решил открыться и Петру, Карел? — спросил дед. — Давай. Не бойся. Он умеет хранить тайны.
Пасть рептилоида щелкнула. Он колебался так ярко и зримо, что у меня не осталось сомнений — это не игра в человеческие эмоции, это бушующая в нем борьба. Битва, длящаяся веками по его внутреннему времени…
— Мы не живые, Петр.
Дед кивнул, глядя на мое обалдевшее лицо.
— Газовые гиганты не рождают жизнь. Мы потомки того, что было машиной. Машиной из Тени.
Живые компьютеры космоса! Ага!
Счетчики!
Поразительное умение общаться с машинами, явное отсутствие потребности в дыхании и пище! Невозможность симбиоза с Куалькуа!
Как я не понял этого раньше?
Счетчик ждал, вглядываясь в мое лицо.
— Это ничего не меняет, Карел, — сказал я. — Совсем-совсем ничего.
Все в домике было новеньким и носило столь яркий отпечаток дедовских привычек, что я не удержался от вопросительного взгляда.
Ознакомительная версия.
