Пятнадцать штурмовых носителей являлись ударной силой, которую сложно остановить. На борту не было серв-машин, но люди, чье сознание оказалось перемещено в искусственные тела, дополнено системами боевого сканирования, превосходили по своим качествам любой кибернетический механизм, – помимо физических возможностей у каждого из них была воля к победе.
Кирилл не завидовал им, но уважал то мужество, с которым мужчины и женщины без скидок на пол и возраст, боролись за целостность своего "я", вступали в смертельную схватку с собственным сознанием, чтобы либо сойти с ума, либо принять свою новую сущность.
Они уже прошли через чистилище, и теперь на орбиты Нормана их привело не безумие, не жажда мести, а жизненная необходимость поставить точку, найти ту силу, что дергала за ниточки их судеб, пытаясь превратить в марионеток.
Кирилл не мог оспорить их права на осознанный выбор.
Не мог. И в это заключался его личный поступок.
– Тактическим модулям носителей доложить готовность к приему данных. Боевые посты, – готовность. Генераторы плазмы в режим накопления энергии. Ракетные шахты нижних полусфер – режим полуавтоматического запуска. Напоминаю, осуществлять полный контроль над действиями кибермеханизмов. Быть готовыми в любой момент принять ручное управление. Команды могут запаздывать за развитием ситуации. Инициатива не возбраняется, помните лишь одно: принимать тактические решения исключительно исходя из информации, полученной от пилотов разведывательного звена. Иные данные подвергать сомнению.
…
Три "Х-страйкера" стремительно скользили на фоне серой облачности, плотно укутывающей шар планеты. Под облаками скрывался неведомый, загадочный и зловещий мир.
Разведка боем.
Вадим старался, но не мог полностью отрешиться от эмоций. Он ощущал слияние с машиной, но все же между ним и кибернетическими системами "Х-страйкера", вобравшего в себя весь опыт глобальных и локальных войн, звенела напряженная струнка отчуждения.
Слишком многое поставлено на карту, чтобы полностью довериться кибернетической системе.
– Лори?
– Да, Вадим?
– Я хочу чтобы ты запомнила: чудес в бою не бывает.
– Знаю.
– Откуда?
– Помню. Ты же знаешь предел технологий Альянса. Прежде чем личность может быть имплантирована, ее нужно записать.
Вадим промолчал. Да, действительно во время войны подобное действие имело лишь одно техническое решение, – разум пилота должен быть прочитан и оцифрован модулем "Одиночка". Такие приборы, как мыслесканер Джедиана Ланге, были созданы намного позже. Значит, она воевала…
– И все же будь осторожна. Третьего шанса судьба не даст.
…
– Первый, командному: зафиксировал спутниковую группировку. Передаю координаты целей.
Право на поступок. Не обманывали ли они себя, подменяя понятия? Быть может это всего лишь право на достойную смерть?
Может быть. – Эльза не так скупо и однозначно трактовала события. У нее, к сожалению, не нашлось той частицы тепла, которая согревала души Вадима и Лори, даруя им надежду, смысл, а что есть у нее?
Горячечные, полные травматизма воспоминания прошлого? Ее разум еще до гибели был истощен постоянным нейросенсорным контактом с кибернетической системой серв-машины, дни сливались в кровавые будни, жизнь замерла, душа спряталась, не сумев вынести напряжения боев.
Что изменилось сейчас, спустя три столетия?
Либо ты, либо тебя. Неужели все настолько неизменно, незыблемо? На что в действительности надеялись Вадим и Лори?
Хотелось бы спросить, но Эльза не решалась.
Хотя за минуту до входа в атмосферу неведомого мира она, пожалуй, могла получить честный, исчерпывающий ответ.
…Впереди, прямо по курсу, мелькнуло несколько вспышек, – это тактические ракеты класса "космос-космос", выпушенные с борта штурмовых носителей, уничтожили обнаруженную группировку спутников.
Два контрольных витка.
Орбиты Нормана чисты.
Эльза представила, как пухлый шар планеты качнется навстречу обзорным экранам, и ей вдруг стало тоскливо, – однажды она уже пережила подобное, падая вместе обломками подбитого "Нибелунга" навстречу… новой, негаданной жизни.
К фрайгу воспоминания. Того времени нет. Оно лишь страницы учебников истории…
Слабое утешение. Последние несколько минут Эльзу преследовало ощущение рока, неизбежности, предопределенности событий.
Возможно, она понимала, что черствость ее души, весь здоровый цинизм, – лишь скорлупа, за которой она пыталась спрятаться от настоящего, а на самом деле уже через несколько минут ей, вероятно, придется выбирать, между единственной подругой, ее любимым и собой.
Да. Именно это предчувствие тоскливо комкало душу.
Неизбежность. Или она нарочно готовила себя, формируя предопределенность, чтобы не дрогнула рука, когда придется делать выбор.
Одиночество.
Безграничная, бездонная чернь пространства…
Тихо прошелестел несущей частотой включившийся коммуникатор.
– Эльза?
Она не поверила – на связь вышел Вронин.
– Да, Кирилл?
– Я хотел сказать… береги себя.
Ей вдруг стало жарко. Реальность на миг подернулась дымкой, словно произошел мгновенный сбой в локационной системе, посредством которой Эльза видела мир.
Он же человек… Ему незачем говорить мне таких слов. Он живой и ему… не нужно доказывать право быть самим собой ценой собственной смерти.
Кирилл…
Она молчала, не в силах ответить ему.
– Не забывай о сенсоре катапультирования. – Прорвался в сознание его голос. – Мир не такой, как ты привыкла считать. Все изменилось. Ты больше не расходный материал, не винтик военной машины, не фрагмент эксперимента.
Зачем? Зачем он вышел на связь, зачем разрушил фатальное течение ее мыслей? Неужели он не понимал, что разведка боем – это практически гарантированная смерть?
Они сознательно шли на запредельный риск, чтобы дать остальным возможность действовать, взять эту проклятую планету, схватить за горло тех, кто пытался дергать за ниточки их судеб…
– Доверься Вадиму. Он никогда не был самоубийцей. Поверь, я воевал с ним пять лет бок о бок. Просто не думай о смерти. Ты сильнее.
Возникший в душе надрыв стал невыносим. Эльзе казалось: все, она теперь точно не выйдет из боя, потому что в словах Кирилла она услышала то тепло, которого не было в ее собственной душе.
* * *
Вронин и сам не до конца понимал, что твориться с ним.
По всем канонам он должен был молчать. Стиснуть зубы и молчать.
Молчать? А как в таком случае жить? Далеко не все в этом мире подчиняется логике, целесообразности, иначе человек перестает быть самим собой, превращаясь в скверное подобие исполнительной машины.
