Роун подошел и выключил микрофон.
— Я не понимаю, что это значит, — дрожащим голосом произнес он.
— Это звук опустошения, — пояснил Тот сланбо. — Разве ты не видишь? Не осталось никого, кроме меня. Мы хотели захватить вашу Галакнтику только потому, что наша собственная была заражена опасными вирусами-паразитами, котонрые истощали ниссийскую жизненную энергию. Но мы проиграли и погибли. Все, кроме меня. А я столько лет ожидал здесь, на этом корабле, в полной боевой готовности…
— Никто не разгромил ниссийцев, — возразил Роун, — они просто исчезли, и никто не знает когда. А механизмы по-прежнему работали в тенчение долгих веков.
— Ну вот, теперь умираю и я, — сказал Тот, — а со мной и вся ниссийская раса. Но не стреляй в меня, Иначе я взорвусь, и все вы тоже погибннете. Да и смотреть на мою смерть тоже не стоит.
Это неприятное зрелище. Мы, ниссийцы, сильны, и сила наша заключена во владении тайной, конторую вы, люди, называете жизнью…
Роун продолжал наблюдать. Аморфное тело сначала раздулось, выросло до самого потолка, взяв собой половину рубки, потом стало менять цвета, и этот поток красок буквально гипнотинзировал, накрепко приковывая к себе взгляд. Роуну вдруг стало казаться, будто он наблюдает свою собственную предсмертную агонию… А понтом, когда Тот стал сжиматься, цвета сконцентнрировались и болезненные пятна выступили на его теле. Роун почувствовал, с каким трудом и болью рвется из его собственной груди дыхание. Он вдруг испытал ужас и отчаяние при мысли о смерти, ему хотелось метаться и кричать… Но вдруг этот страх и ужас исчезли, и наступило спокойствие. Он подошел к сморщенной, пустой оболочке на полу, осторожно приподнял ее. Внутнри что-то жестко клацнуло.
— Вот это да, босс! — первым опомнился Сидис.
Аскор вытер лицо роговистой рукой.
— Давай сматываться отсюда, шеф.
Роун молча кивнул и отвернулся, испытывая странное одиночество, словно умерла часть его жизни.
Даже с расстояния в триста миль планета канзалась прекрасной. Ночная сторона пропадала во тьме, а дневная искрилась переливами голубого, зеленого и коричневатого цветов. Роун чувствонвал, как колотится в груди сердце и как возбужденно горят его глаза. Земля. Дом. Если бы тольнко Генри Дред мог видеть все это!
Корабль нырнул в атмосферу, и гуки с интенресом прильнули к. экрану, обозревая невиданнную панораму.
— Смотри-ка, босс, — ткнул пальцем Сидис, — а они поднялись нас встретить. Может, приведем в боевую готовность пару батарей?
Роун посмотрел на самолеты, которые побленскивали крыльями далеко внизу.
— Ты же сам сказал, что они нас встречают, — сказал Роун, — и стрелять они наверняка не станнут.
Реактивный самолет быстро пролетел мимо, развернулся, как игривая рыбка, и скрылся данлеко на западе.
— Хей! — окликнул Аскор, изучивший карты и сравнивавший их с показаниями экранов. — Это же Американский континент, только вверх тормашками.
Сидис включил микрофон и стал вызывать планету вот уже в двадцатый раз. Никакого отнвета. Реактивный самолет вернулся, сделал круг и снова унесся прочь.
— По-моему, он хочет, чтобы мы следовали за ним, — размышлял Роун, изменяя курс, чтобы следовать за крохотным самолетом.
Они летели над ослепительно голубой берегонвой линией и растянувшейся грядой зеленых холмов, над огромным городом, пока самолет не повел их вниз, на просторное бетонированное понле, белое, как береговой песок. Роун опустил конрабль аккуратно, стараясь не зацепить широкие полосы разноцветных насаждений, расположенные рядом с причалом. Корабль приземлился мягко, грохот двигателей умолк.
Роун поднялся с кресла, во рту пересохло, конлени дрожали. Но это был не страх, а странное, двойственное чувство — радости обретения чего-то бесконечно важного и значимого и боязни понтерять это из-за какой-нибудь ерундовой оплошнности… совсем как со Стеллери…
Аскор деловито цеплял оружие на пояс.
— Оставь его здесь, — распорядился Роун. — Эта планета — мой дом, здесь нам оружие не поннадобится.
— У нас, гуков, дома нет, кэп, — напомнил Сидис, — но подыграть тебе мы не против. По крайней мере, притвориться не мешает.
Роун вздохнул полной грудью.
— Может оказаться, что нам всем не помешанет немного притвориться, — бросил он.
Они спустились из корабля в мир, блистаюнщий солнечным светом. Воздух дарил им букет живых, будоражащих запахов, возвышающиеся за цветочными клумбами аллеи деревьев радованли их глаз своим серебристым поблескиванием при каждом легком дуновении ветерка. Эта идилнлическая картина, преподнесенная им природой, так совпадала с образами, воссозданными мечтой Роуна, что он не смог сдержать слез.
— А где же земляне? — поинтересовался Аснкор.
Послышалась тихая проникновенная музыка, словно пропетая порывом ветерка.
— Идемте. — И Роун решительно двинулся по стекляннисто-белому бетону — мимо ряда земных самолетов, слепых и зачехленных; мимо выстроненных в линию пустых разноцветных колясок, без сомнения предназначенных для перевозки пассажиров с самолетов до здания впереди, на крыше которого притулился небольшой вертолет.
Между двумя рядами высоких деревьев с сенребристой листвой тянулась дорожка из цветного кафеля. Роун быстро пошел по ней прямо к зданнию. Он натолкнулся на прозрачную стеклянную дверь раньше, чем сумел заметить неброскую линнию пазов в такой же прозрачной стене. За этой невидимой преградой располагался целый сад цветов, разделенный на секции высокими паненлями, с мини-водопадами и фонтанами.
Однако людей почему-то не было видно.
На секунду поддавшись панике, Роун вдруг вспомнил об Альдо Церис — о прекрасном и пенчальном мертвом городе и женщине, которая оказалась всего лишь статуей. Но нет, здесь явно жили люди. Люди? А может, ниссийцы все-таки захватили планету?
Не найдя ручки, Роун толкнул дверь, но она не открылась.
Неожиданно послышались торопливые шаги, и из-за деревьев выбежал ребенок, человеческий ребенок, а за ним большое белое животное, в контором Роун узнал собаку. Он видел ее изображенние в старой земной книге когда-то давно, еще в детстве.
— Паулинкинс! Паулинкинс! — позвала собанка, а затем бешено залаяла, увидев незнакомцев.
Ребенок остановился перед Роуном, тяжело дыша после быстрого бега. Красивый, розовощенкий, золотоволосый мальчик с круглыми голубыми глазами. Он без смущения уставился на Роуна.
Подбежала и собака, почему-то поджавшая хвост.
— Он всего лишь ребенок, господа, — сказала она, еще больше поджимая хвост. — Сущий мланденец. Я не знаю, как он попал…
