Платежки за квартиру лежат в коробке на тумбочке, секретом для меня не являются, по магазином тогда чаще ходил я, и цены на продукты знал. И выходило, что тратим мы раза в полтора больше, чем мать получает. Еще были секции: танцы, бокс, единоборства. Вместе с ними выходило, что мы практически в двукратном минусе. Меня это тогда сильно озадачило, но мать на эту тему говорить категорически отказалась.
После того, как я вышел из ступора, вспомнил еще кучу «невинных» нюансов нашего бытия. Например, то, что меня частенько, под липовыми предлогами, отправляли к донне Татьяне — той самой женщине, маминой подруге. Или сбагривали на тренировку, хотя по плану таковая в тот день не значилась, сунув в зубы несколько империалов на нее. Такие случаи происходили нечасто, раз в несколько месяцев, может реже, и до того момента я банально не обращал на них внимания. Но после…
Что бы вы подумали на моем месте? Правильно, мать взялась за старое. Или, что более вероятно, никогда это старое не бросала. Клиентура? Есть разряд элитных проституток, принимающих лишь определенных клиентов, завязанных на определенные виртуальные клубы. Как правило, это не совсем традиционные разновидности секса, а клиентура — очень-очень обеспеченные люди, не желающие раскрывать инкогнито. Они не ходят в обычные клубы, чтобы не светиться, а регистрируются вот в таких виртуальных заведениях, где им лишь дают адреса. Девочки, работающие там, получают неплохо, гораздо больше товарок на улице или в салонах, а то и поболее, потому что главный критерий их работы — секретность. Почему бы моей матери не работать в таком заведении? Постоянный и узкий круг клиентов, проверенный годами, хорошие деньги, практически нулевая ответственность и куча свободного времени на основную работу.
Я готов был сбежать из дома, закатить истерику и сбежать, удерживало только то, что бежать мне особо некуда.
Дождавшись одного из таких дней, я спрятался у подъезда, за машиной, на внеплановую тренировку не пошел. Мать клялась, что после моего рождения не занималась проституцией, и уличить ее во лжи стало делом всей тогдашней жизни. Это был столп, на котором держалась психика ребенка, и мне нужно было знать, стоит он, или же давно рухнул.
У нее была крутая машина, у той сеньоры. «Гранд Эскудо», кажется. И четверо телохранителей. Двое остались внизу, двое поднялись вместе с нею к нам домой. Когда я увидел, что это женщина, я настолько опешил, что чуть не подавился челюстью — это оказался даже больший шок, чем был бы, узнай, что мать не бросила старое занятие.
Мать не любит женщин, у нее самая обычная ориентация, это стопроцентно. И та сеньора выглядела слишком деловой, чтобы заниматься такими глупостями. Свечу не держал, может она ими и занимается, у каждого свои причуды, тем более у богатых, но к нам она приехала не развлекаться.
Она пробыла наверху около десяти минут — для контракта маловато. К сожалению, я так и не увидел ее лица — когда сеньора шла туда — стоял сзади, через дорогу, а когда возвращалась — решил подобраться поближе и прятался за машинами от охраны. Она прошла мимо в каком-то метре, а я лежал на земле и боялся высунуть голову. Мать вышла с нею, они о чем-то тихо поговорили, потом сеньора уехала.
А на следующий день мы купили мне новый костюм и записали меня на плавание.
Я не стал расспрашивать мать про ту сеньору, она все равно не скажет. Вместо этого долго и нудно, вновь и вновь, пытал ее насчет отца. И вновь и вновь слушал одну и ту же фразу:
— Тебе это знать не нужно. Ты только мой сын и больше ничей!
Угу, не нужно. Твой. Но только живем мы почему-то на деньги, которая дает нам родственница моего отца. Настоящего, биологического, имя которого ты так тщательно скрываешь.
Кто она? Тетка? Наверное. Она моложе матери, латинос, но светлокожая. Волосы тоже светлые, возможно рыжие, под шляпкой точно не определил. Почему она остается в тени и мать не желает раскрывать наличия родни? Почему она, а не сам отец? Какая тут выгода? Или отец далеко и не может сам помогать нам? А может умер, а она делает это в память?
Жизнеспособной версии ответа на эти вопросы у меня нет. Зато есть грант на обучение в частной школе и заключение медицинской комиссии, что я абсолютно здоров и могу там обучаться.
Нет, грант я получил сам, кровью и потом. Те экзамены стоили мне многого, но я сдал их. Но вот справку о здоровье ни я, ни мать, ни кто другой, даже при наличии больших денег, раздобыть бы не смогли. Это ОЧЕНЬ хорошая школа, здесь ОЧЕНЬ хорошая проверка. Любое подозрение о психической неуравновешенности — и человек вылетит отсюда с треском. Даже не так, такого сюда просто не пропустят, отфильтруют на стадии подачи документов.
Так что у меня есть блат. Родня по линии таинственного отца, о котором я ничего не знаю. Они меня чураются, происхождение видно не то — бастард от уличной проститутки — но помогают — кровь есть кровь. И эта родня — моя последняя надежда: раз уж раздобыли справку о здоровье, то и из передряги в случае чего вытянут.
— Слушай, Хуанито, вчера нам так и не удалось поговорить… — Я и не заметил, как рядом, за соседний стол, опустился Хуан Карлос. — Ты так и не рассказал, кто она.
Я откинулся назад и чуть приподнял козырек визора, вспоминая девушку из парка.
Бэль. Красавица. Судьба. Беловолосая богиня.
— Судя по твоей идиотической улыбке, это серьезно! — вынес вердикт изобретатель. Я мечтательно вздохнул и согласился.
— Кажется, я люблю ее.
— Заметно. И все-таки, кто она, когда успел познакомиться?
— В парке. Сразу после того, как мы расстались. Ее зовут Бэль. Она мод-блондинос и аристократка.
Хуан Карлос рассмеялся.
— Смешно. А серьезно?
— Это и есть серьезно. Она настоящая аристократка, наследница семьи из первой сотни.
Наверное, по моему задумчивому лицу он понял, что это правда.
— Хуанито, это не смешно!
— Ну вот, то смешно, то не смешно. Определись!
Друг задумался.
— Что за семья?
Я покачал головой.
— Не знаю, дружище. У нас уговор — я не спрашиваю, кто она, она — кто я. Но она из «золотой сотни», точно тебе говорю. Манеры, повадки, речь — такое не подделаешь и ни с чем не спутаешь. Я рядом с ней местами себя сусликом чувствовал!
Хуан Карлос задумался. Переваривал.
— Ну, хорошо, допустим. А Бэль… Это вообще имя или прозвище? И что собираешься дальше делать?
— Прозвище, имя — не знаю. Может и имя. А может и нет. А дальше… Иду в субботу на свидание. Потом — будет зависеть от субботы.
Вновь молчание.
— И что, думаешь, тебя примет ее родня? Позволит с нею гулять?
