Ознакомительная версия.
Поскольку Жан всегда следовал принципу «трапезе – время, работе – час», то решительно пресекал любые попытки затеять за едой разговор о делах. Так что я на некоторое время был избавлен от необходимости погружаться в неприятные объяснения и сосредоточился на своей тарелке.
Ужин был, по обыкновению, великолепен. Я, правда, не могу с уверенностью сказать, что именно мы ели, но не потому, что мою голову занимали посторонние мысли. Просто Жан невероятным образом умудрялся из самых обыденных замороженных полуфабрикатов приготовить нечто такое, что можно было с легкостью принять за настоящий деликатес. И пережевывая кусочек куриного филе, Вы вполне могли пребывать в уверенности, будто наслаждаетесь запеченной осетриной. И мысль о том, как Жан мог бы развернуться, дай ему в руки нормальные продукты, меня даже немного пугала. Закормит насмерть, как пить дать.
Но все хорошее, как известно, рано или поздно заканчивается. Борис отодвинул от себя пустую вазочку из-под десерта и сытно крякнул.
– Ну-с, юнга, расскажи-ка нам всем еще раз, в чем состоит суть вашего гениального плана, и какая роль в нем отведена нашей доблестной бригаде гениев.
Я тяжко вздохнул и выложил на освобожденный от посуды стол свой планшет. Для подобных случаев у меня была заготовлена простенькая, но доходчивая презентация, объясняющая идею пылевого «зонтика». С ее помощью весь мой доклад уложился в какие-то пять минут. Тут и объяснять-то было особо нечего, даже первоклассник все бы понял без особой натуги.
– А что, proposition pertinente, – заключил Жан, с довольным видом потирая подбородок, – слышь, Гильгамеш, ты ведь сможешь такое провернуть?
– Отчего нет? – буркнул здоровяк.
– Ну что, Боров, – повар ткнул капитана в бок, – беремся?
Борис, однако, не спешил с выводами, слегка наклонив голову набок и изучая мою схему, словно сорока, с подозрением рассматривающая блестящую пуговицу. Он молча переводил глаза с планшета на меня и обратно, что-то обдумывая. Даже говорливый Жан сообразил, что вопрос, похоже, не так прост, как казалось поначалу, и терпеливо ожидал капитанского решения.
– Судя по твоей кислой физиономии и тяжким вздохам, в деле имеются некие подводные камни, – Борис выпрямился и нацелил на меня свой фирменный пронзительный взгляд, – я прав?
– Увы, да.
– Докладывай.
– Проблема в том, что никто не может сказать, когда именно Солнце решит сделать «Бум!». Хотелось бы, конечно, провернуть проект «Ожерелье», потом не спеша свернуться и отчалить, но гарантировать такой расклад я не могу, – я не выдержал и снова вздохнул, – может случиться так, что вспышка произойдет в тот момент, когда драга еще будет находиться в точке Лагранжа. В таком случае у ее экипажа уже не будет возможности эвакуироваться. Не хватит времени.
– Печально, – голос Бориса был спокоен и сух, что, как я знал, не предвещало ничего хорошего.
– Мы перебрали все мыслимые варианты, но так и не смогли ничего придумать.
– И Луцкий отправил тебя уговорить нас согласиться на эту суицидальную миссию, – старик трескуче хохотнул, – а почему не сам? Совесть проснулась? Раньше у него, помнится, таких трудностей не возникало.
– Он искренне сожалеет о том, что произошло тогда, – пробормотал я, понимая, что самые худшие из моих опасений начинают сбываться, – и просит у Вас прощения.
– Прощения? Ха! Так пускай сам к нам прилетает, поговорим по душам, вспомним былое, тогда я, быть может, его и прощу, кто знает, – Борис сложил руки на груди, – а присылать вместо себя малолетнего пацана, который должен по его прихоти отправить людей на смерть – это несерьезно. Не по-мужски как-то.
– Хм, дело обстоит не совсем так, – я машинально провел ладонью по вспотевшему лбу, – эта операция – не его прихоть. Идея была моей.
– Твоей!? – одна из бровей Бориса удивленно взлетела вверх, собрав морщинами кожу по всему его лысому черепу.
– Ну да. Поначалу я считал ее исключительно удачной, пока мне не указали на имеющиеся риски. Но поскольку других сколь-либо дельных предложений не нашлось, то приходится использовать то, что есть, – у меня вырвался очередной вздох. Проклятье! Перед никарами выступать и то легче было, – а поскольку всю кашу заварил я, да еще и вас приплел, то мне показалось, что будет правильным, если я сам вам обо всем и расскажу.
– Что ж, вот ты и рассказал. Это, конечно, несколько меняет дело, но что дальше-то?
– Дальше? – я замялся, чувствуя, как снова покрываюсь потом, – поскольку я не ваш босс и даже не генерал, то приказывать я не имею права. Я могу лишь просить. Не от лица огромного и безликого человечества, а от себя лично. И я прошу вас помочь нам спасти Землю. На свете встречаются вещи, ради которых не жалко и жизнь отдать, и мне кажется, что эта задача из их числа. Как-то так.
Последовавшая пауза была значительно длиннее, нежели моя краткая речь. Никто не хотел нарушать молчание первым, но, как и следовало ожидать, раньше всех сдался нетерпеливый Жан.
– Ну же, братва, ne presser! Скажите хоть что-нибудь!
– А собственное мнение у тебя есть? – прищурился Борис.
– Если у нас все получится, то мы спасем несколько миллиардов человек, да и сами, возможно, уцелеем, – повар развел руками, – а коли так и будем тут сидеть и рассуждать, то все подохнем, полные сожаления и раскаяния.
– Ишь, как запел! – усмехнулся капитан, – ладно, с тобой все ясно, а ты, Гильгамеш? Что скажешь?
– У меня, м-м-м, есть одна, м-м-м, просьба, – наш механик всегда плохо ладил со словами.
– Мы все внимание.
– Если в нашу честь, так сказать, посмертно, решат назвать, ну, улицу там или… то есть… ну… Я просто… хотелось бы, чтобы это была нормальная улица, а не какой-нибудь чумазый переулок, – Гильгамеш смущенно поскреб в затылке, – вот.
После секундной задержки столовую сотряс взрыв дружного хохота.
– Вот это я понимаю! – Борис утер слезящиеся от смеха глаза, – прямо в самый корень! Наш человек, сразу видно!
– А что я такого сказал? – Гильгамеш ничуть не обиделся, – ведь бывает же, назовут в честь какого-нибудь маршала улочку, которой даже на карте места не нашлось. Позор, да и только. Мне кажется, мы заслуживаем лучшей участи.
– Не то слово, – поддакнул Жан, – nous ne approuve pas! Нам нужна широкая, солидная улица, где-нибудь в центре. И, кстати, зачем мелочиться? Давайте уж тогда каждому по персональному проспекту.
– Ага! – капитан аж красными пятнами пошел, – бульвар имени меня, аллея Гильгамеша, шоссе Жана и проезд Толика…
Все веселье вдруг словно оборвалось, и наши головы синхронно повернулись к самому юному члену команды. Про него-то мы и забыли вовсе. Ведь было бы неплохо поинтересоваться мнением всех заинтересованных лиц.
Толик являл собой жалкое зрелище. Бледный до легкого салатового оттенка, с широко распахнутыми глазами и подрагивающими губами – он явно не был готов к подобному самопожертвованию. Его дядя, или кем там приходился ему Гершин, вряд ли обещал своему племяннику такой поворот дел. Было ясно, что мальчишка совсем не в восторге от моего предложения, но спрашивать его об этом прямо представлялось не совсем тактичным.
– Э-э-э, кхм, – подал я голос, – Толику своя улица не понадобится.
– Это почему? – Борис снова приподнял бровь.
– С сегодняшнего дня я снова ваш связист.
Следующая неделя была под завязку забита всяческой суетой, связанной с переводом «Берты» на новое место работы и отладкой оборудования. После того, как Борис вывел драгу в требуемую точку, раскрутил и стабилизировал ее, мы с Гильгамешем приступили к испытаниям нашего гибрида буровой установки и реперного визира системы дальней связи. Все лунные базы к этому моменту уже давно эвакуировались, а потому Гильгамеш мог не беспокоиться, что ненароком засосет кого-нибудь в заборный портал. К счастью, слепневские программисты не подвели, и мы попали в цель с первого же выстрела. Вскоре мы уже игрались с глубиной забора с тем, чтобы получить максимально плотное облако пыли. Если черпнуть слишком глубоко, то на выходе получался фонтан раскаленной магмы, а если забрать от самой поверхности, то вылетала россыпь булыжников, ничего толком не заслоняющих. Гильгамеш потратил на поиски оптимального варианта два дня, но в итоге он получил тугую струю мелкого песка, который и от излучения защищал, и солнечным ветром не так быстро сдувался.
Подумать только, еще недавно мы не были уверены, что вообще сумеем в Луну попасть! Ай да мы, ай да сукины дети!
Сложно описать словами чувства, которые я испытал, когда стало понятно, что моя идея действительно работает. Хоть все и делали вид, что уверены в успехе, в глубине души у каждого, и у меня, в том числе еще оставались сомнения. Но уже к исходу первой недели сформированное нами облако пыли создало такой заслон для солнечного света, что это смогли почувствовать на себе все обитатели Земли.
Ознакомительная версия.
