«Вот фрак,» сказал я.
Фелиция дала нам ещё немного времени, пройдясь пламенем, как дыханием дракона, по переднему ряду вопящих варваров, создав между нами барьер из горящего прометия, через который не додумался бы полезть даже самый агрессивный, но это было далеко не все, и точно такая же толпа неслась на нас сзади.
«Прекращаем операцию! Вывозите нас отсюда!» Наш водитель попробовал выполнить приказ, но как раз в это время какая то грубая ракета попала прямо в правую гусеницу, порвав её.
С чувством острого ужаса я услышал металлический скрежет, когда увидел как колеса от нашего разведчика свободно покатились в сторону и начали укладываться на плотно утоптанную грязь, покрутившись перед остановкой.
Багги, которое было последним автомобилем нашего отделения, вошедшим внутрь сооружения, почти выбралось наружу, когда водитель попал под град обычного случайного орочьего огня.
Но на этот раз он был таким плотным, что орки просто не могли промахнутся.
Машина потеряла управление, дернувшись в сторону от нападавших, и врезалась в серую каменную стену одного из зданий.
У Гренбоу с его людьми было время только чтобы прийти в себя после столкновения, когда воющая, вооруженная топорами толпа зеленокожих бросилась на них.
Они ясно отдавали себе отчет, что при текущих обстоятельствах сумели бы укрыться от нескольких вражеских выстрелов, но против такого количества у них не было шансов.
Несколько зеленокожих, чью грубую броню пробили лаз-болты зашатались, но это все, что они сумели сделать прежде чем их сокрушили.
В бешеной демонстрации скотской дикости они буквально разорвали моих людей на части перед моим испуганным взором.
«Пирс! Нам требуется эвакуация!» передал я.
«Жаль комиссар, но мы здесь завязли,» ответил Пирс через момент.
«Мы вернемся, как только сможем с ними разобраться.»
К этому времени я, вероятно, стану ещё одной кучей окровавленных ошметков.
Орки начали оборачиваться и кинулись бы на нас всей толпой, если бы один из подчиненных Гренбоу не взорвал гранату в отчаяном акте предсмертной мести.
Внезапный взрыв застал их совершенно врасплох, снеся нескольких из них с ног (хотя я, испытывая здоровое уважение к их стойкости, не поручился бы что они не встанут снова) и они бросились на новую угрозу со скоростью змей.
Этот краткий миг, на который они отвлеклись, был моим спасением, как мне казалось в то время.
Прежде чем я понял что бегу, я уже выскочил в люк и под защитой барьера из горящего прометия метнулся в убежище к ближайшей стене.
Только после того как я добежал, я понял что между мной и воротами теперь находилась хромая химера, пылающий ад и масса местных орков.
Но, по крайней мере, у меня было какое то укрытие.
Пока орки сосредоточились на явных целях, я мог бы сбежать незамеченным.
Тайбер видимо решил остаться под прикрытием брони, стреляя в упор из смонтированного в корпусе лазгана, в то время как стрелок вел огонь из тяжелого оружия.
По моему этого было недостаточно: разрушение транспорта было лишь вопросом времени.
Как раз когда я смотрел, несколько орков побежали вперед, таща с собой подрывные заряды, размером немного меньше того люка, из которого я только что выскочил.
Это выглядело так, будто они собирались прикрепить их к корпусу, но тут они начали падать, а вой автопушки Демары перекрыл даже вопли зеленокожих и треск горящего топлива.
С ревом двигателя, это взятое нами много недель назад у орков транспортное средство направилось к стреноженной Химере, а два стрелка начали расстреливать все вокруг неё, явно полные решимости спасти оставшихся внутри.
На мгновение я почувствовал тошноту.
Казалось мои рефлексы предали меня, заведя так далеко от спасения.
Но это ощущение продлилось не больше мгновения.
Две грубые ракеты попали в атакующий грузовик, а залп болтеров и стаберов пробарабанил по его грубо сваренной броне.
Демара откинулась назад, когда на месте татуировки на щеке появился кровавый кратер, а большая часть мозга была вынесена снарядом через затылок.
Тамворт тут же перехватил управление пушкой, стараясь поддерживать высокий темп стрельбы, однако в свою очередь погиб, когда что то, похожее на на болтерный снаряд, разорвало его грудную клетку.
Я понятия не имею что произошло с водителем, но сильно подозреваю что ничего хорошего.
Злополучный грузовик перевернулся и покатился, раздавив нескольких зеленокожих, но этого было недостаточно, чтобы завоевать мою симпатию.
«Смотрите, сэр.»
Сзади затрещал лазган, и я обернулся, уже чувствуя носом знакомый аромат.
Юрген стоял с поднятым лазганом, а зеленокожый с большой дыркой в голове лежал лицом вниз в нескольких шагах от него.
«Он близко подобрался к вам.»
«Спасибо Юрген,» сказал я, невыразимо обрадованный его видом.
Несомненно он наблюдал за моими ногами, и когда они исчезли, побежал следом, рассудив что его место возле меня и при этих обстоятельствах я не собирался с ним спорить.
Если вы собираетесь оказаться окруженным вопящими, разъяренными видом крови орками, то честное слово, нет никого лучше Вальхальца , кто бы прикрыл вам спину, и не было Вальхальца, с которым бы я охотнее имел дело, чем этот конкретный.
Юрген кивнул, глядя на происходящую резню со своим обычным бычьим спокойствием.
«Вас ждали с нетерпением, сэр.
Но каков беспорядок?»
«Боюсь что так,» сказал я, вытаскивая свой цепной меч и собрав всю решимость, какая у меня ещё была.
Мой лазпистолет, как я рассеяно заметил, уже был в моей руке, без сомнения я достал его рефлексивно, когда бежал с обреченной Химеры.
Я оглянулся, но не было никаких признаков подошедшей помощи.
Осажденная химера продолжала действовать в качестве огневой силы, и я был уверен, что это была единственная причина, по которое окружающие орки еще не бросились вперед и не втоптали ее в грязь.
И как всегда, орочья меткость, стала навечно оксюмороном, похоже что они наносили повреждения друг другу гораздо больше, чем попадали в крепкую броню, промахи и рикошеты выбивали почти столько же орков, сколько и устойчивый и дисциплинированный огонь осажденных защитников.
Я нигде не видел модифицированный шагатель, так что я надеялся, что Фелиция успела улизнуть.
Когда смерть уже кажется неизбежной, я отметил возникшее забавное чувство фатализма, захватившее меня, и как я понял во множестве случаев, это была грань пронзительного инстинкта выживания против шансов и ожиданий, которое и позволило мне веком спустя сидеть в тихом кабинете со стаканом амасека и инфо-планшетом, записывая свои мемуары для потомков.
