Я приподнялся и, розовея все больше с каждым словом, пробормотал:
— Вен, я… я чистый.
— Что? — он наклонился ко мне ближе.
— Я сегодня… недавно… в общем, я промыл там все.
Неправ был Грендель — стыдно не только, если не почистился. Если почистился — стыдно тоже.
Недоуменно вздернутая светлая бровь опустилась, когда до Вена дошло. Глаза потеплели, уголок губ дернулся. А потом он не выдержал и все-таки ухмыльнулся:
— Меня, что ли, ждал?
Вот хоть сквозь пол провались!
— Нет, я… ну, надо было, конечно, к Бличу за таблеткой, но была ночь, и я… короче, решил лучше сам. И подумал, что у тебя… должно все для этого быть, и… — беспомощно оправдывался я, чувствуя себя невероятно глупо.
С раздвинутыми ногами, по-прежнему задорно торчащим членом, прилипшим к пятке леденцом и обнаженным мужчиной рядом, который держит тебя за яйца, самое время объясняться про сделанную клизму, ага. Очаровательно романтичная ситуация для первого секса. Я смешался и смолк окончательно, понятия не имея, что теперь делать.
Зато Вен, кажется, знал. Потому что перестал усмехаться, нагнулся и трогательно поцеловал меня в живот, вновь начиная поглаживать там, где остановились его пальцы.
***
Сначала я даже не сообразил, о чем он мне говорит, отчаянно краснея и пряча взгляд. А когда сообразил… Великое Пространство, да разве меня могло это смутить? Или остановить.
Но Нор, видимо, ужасно переживал — мне показалось, что от смущения у него даже слезы навернулись. Я снова поцеловал его в живот, погладил мошонку, чуть надавил на упругую выступающую железку. Поцеловал самый кончик подрагивающего члена. И опять встал на колени, отпихнув от себя что-то липкое, просунул под Нора руки, приподнял бедра выше и провел языком там, где совсем недавно были мои пальцы — по ложбинке между ягодиц и по вспотевшей то ли от страха, то ли от возбуждения промежности.
Нор захлебнулся воздухом, когда я взял губами его яички и осторожно втянул в рот мягкую нежную кожицу. От этого жалобного всхлипа внутри меня опять все сладко сжалось. Я положил ладони на его ягодицы, растянул их пошире и коснулся языком темного отверстия. Раз, другой, третий — толкаясь туда все сильнее, вылизывая и лаская мелкие складки, заставляя Нора стонать и ерзать спиной по постели.
Кровь гремела в висках, сердце колотилось где-то в горле — и больше всего на свете мне сейчас хотелось распрямиться, закинуть ноги Нора себе на плечи, прижаться головкой к медленно раскрывающемуся анусу и войти одним рывком.
Если бы только я не осознавал, что это будет нашим последним разом.
***
О!.. Нет, я, конечно, ждал, чтобы началось, но даже не подозревал, что может начаться такое… такое…
Сначала я не поверил своим ощущениям. Милостивые угодники, это же задница! Пусть и мытая. А Вен туда языком…
И тут же забыл обо всем. Кажется, спроси меня в тот момент, как меня зовут — и то не ответил бы. Метался по кровати, как умалишенный, стонал и чуть не плакал. Было и много, и мало в одно и то же время. Мошонка подобралась, яйца начали ныть, член готов был лопнуть, а я — насадиться на что угодно, лишь бы глубже.
— Ве-е-ен, — простонал я, не узнавая свой голос и с трудом вспоминая, где нахожусь. — Ве-е-ен!
Он понял, опустил меня на постель, подтянулся повыше, чтобы поцеловать, одновременно шаря вокруг. Я не сообразил, что он ищет, судорожно вцепившись в его плечи и пытаясь поцелуем передать то, для чего не находилось слов — как я хочу, как я жажду, как мне надо…
А Вен уже высвободился и опять сдвинулся вниз, запахло лимоном и мятой, и в мой пульсирующий анус толкнулся скользкий палец.
***
Я все же дождался его просьбы. Хотя Пространство свидетель, чуть не сошел с ума от этой пытки: видеть, чувствовать, касаться — и не иметь возможности двинуться дальше.
Сначала я хотел обойтись слюной, но вовремя сообразил, что этого будет совершенно недостаточно. Целуя Нора, вспомнил о мази, которую дал мне Блич. Эта баночка все время мешалась в кровати, попадая то под колено, то под спину. Я понятия не имел, как она оказалась в постели, но оказалась очень кстати.
Конечно, мазь имела мало общего с нормальным любрикантом. Но она была достаточно жирной, чтобы максимально облегчить Нору его первый раз. А еще — заживляющей, что тоже являлось немаловажным. Как бы я ни старался, как бы ни аккуратничал — вряд ли удастся обойтись без трещин.
Почувствовав мой палец, Нор немедленно зажался — больше от неожиданности. Он ничего уже не боялся, я это чувствовал, просто сработали рефлексы. Я осторожно водил рукой вперед-назад, лаская мышцы изнутри, и очень скоро почувствовал, что могу ввести и второй палец тоже.
Больше всего я опасался, что кто-то из нас — я или Нор — не выдержит. У меня голова шла кругом от своих ощущений и от эмоций моего любовника, все это вместе превращалось в совершенно невообразимую смесь различных чувств, и я уже плохо соображал, пытаясь сосредоточиться только на том, чтобы не кончить.
Надо было благословлять тех, кто проектировал и строил когда-то наш Корабль, за то, что переборки сделали звуконепроницаемыми. Иначе проходящие мимо люди решили бы, что в моей каюте кого-то убивают или мучают.
Я и сам готов был стонать от восторга, видя, как Нор мотает головой, кусает губы и с силой насаживается на мои пальцы, уже совершенно не контролируя себя. Прекрасно, удивительно, восхитительно — в моей голове крутились только такие, глупо-восторженные, определения. Я готов был смотреть на это бесконечно, если бы не дикое, практически непереносимое желание взять Нора не пальцами и не языком. Сделать его своим окончательно, бесповоротно, навсегда!
Я торопливо соскреб со стенок баночки остатки мази, размазал ее по члену. Приподнялся, упираясь одной ладонью под коленку Нора, почти прижимая ее к постели, раскрывая его максимально возможно. Другой рукой взялся сразу за крайней плотью и надавил головкой на приоткрытый порозовевший анус.
Она вошла с легким усилием, я двинулся еще чуть вперед. Нор вздрогнул, закусил губу и в первый раз за все это время попытался дернуться прочь.
— Потерпи, — срывающимся голосом попросил я, на последних остатках воли удерживаясь от того, чтобы не вогнать в Нора член сразу на всю длину. — Пожалуйста, потерпи чуть-чуть.
***
Все-таки хотеть чего-то внутрь и иметь это там — две разные вещи.
Нет, к пальцам я привык достаточно быстро, особенно когда Вен при каждом движении вперед наладился мимолетно задевать место, от прикосновения к которому по телу разбегались стада мурашек. И пусть в заднице слегка саднило, в конце концов даже это неприятное ощущение исчезло. Маленький сфинктер и опытные пальцы прошли соединение весьма успешно, заставив меня поверить в то, что все получится.
С членом дело оказалось хуже. Он был больше, ощутимее, и организм не желал осваиваться не с выходящим, а входящим в него крупным инородным телом. Стало больно, и я попытался дернуться, инстинктивно уходя от неприятных ощущений.
— Потерпи, — услышал я умоляющий голос Вена и поднял на него глаза. — Пожалуйста, потерпи чуть-чуть.
Ради него я мог потерпеть не только это. Ради страдальческой гримасы из последних сил сдерживающегося человека, ради сумасшедшего выражения его глаз, ради капелек пота на лбу и между сошедшимися бровями, ради искривленного от усилия рта. Как же он меня хотел! И умудрялся все еще держать свое желание в узде.
Только от осознания этого от восторга и нежности становилось тесно в груди, и я кивнул, завороженно глядя на него снизу.
Одну мою ногу Вен прижал к кровати, другую поднял на плечо, и в иной ситуации я чувствовал бы неудобство от позы, но не сейчас. Я был глиной в его руках, и он лепил меня под себя — как нужно, как удобно, как правильно.
Вен медленно-медленно продвигался вперед. Мне казалось, я сейчас похож на змею, которая, раздирая рот, заглатывает свою добычу. Было неясно, по какой причине люди занимаются подобным. Змея — та хотя бы насыщается, женщина заводит ребенка, а мужчины?..
