– Сейчас, – пальцы виконтессы зашарили в поясной сумке.
– Позвольте, гастат, – решительно выступила из-за ее спины Октавия. – На каком основании вы требуете с перегрины Алексы уплаты юаня?
– Сказано же: за доставку, – процедил тот. – Что я просто так должен мотаться сюда с заставы и обратно?
– Согласно Постановлению Сената об учреждении городской когорты и наделении ее функциями обеспечения порядка в Республике, деятельность стражи осуществляется в интересах государства и не подлежит оплате гражданами в какой-либо форме! – отчеканила девушка.
– Это кто еще у нас тут такой умный? – хмыкнул гастат.
– Оратор Октавия – к вашим услугам.
– Ишь ты, – сплюнул стражник. – Девка – и туда же, оратор. Куда катится Республика? – проговорил он, патетически взметнув вверх руки. – Ладно, пойду хоть брюхо набью за казенный счет, пока и этот краник не перекрыли… – бросил он, удаляясь.
– Вообще-то, я не имела права представляться оратором, – заговорщически прошептала Октавия подруге. – Я же еще только студентка… Но с ораторами боятся связываться все – даже стража. Считают, что мы тут же потащим их в суд, где и размажем по полной программе. И не без оснований, надо сказать, считают…
Она еще что-то там говорила, но Александра не слушала, бросившись к «седлу» с почерневшим, но не слезшим окончательно номером двенадцать тридцать девять на борту. Бронеколпак был опущен, и она поспешила его открыть.
– Эдуард!
Сидящий в пилотском кресле рыцарь медленно повернул голову в ее сторону.
– Рад тебя видеть, Алекса, – проговорил он безо всякого выражения в голосе.
– Что ты там застрял? – воскликнула виконтесса, испытывая одновременно и облегчение от созерцания живого и невредимого юноши, и зарождающийся гнев. – Вылезай!
– Зачем? – спросил Эдуард.
– Как это зачем? Вылезай, прилетели!
– Зачем? – с легким нажимом повторил юноша.
– Хватит дурака валять! – взорвалась она. – Вылезай немедленно!
– Что ж, раз ты настаиваешь… – перевалившись через борт, Эдуард соскользнул на пол.
– Бронеколпак опусти! – потребовала Александра.
Пожав плечами, юноша подчинился – с видом человека, принужденного заниматься бессмысленными, никому не нужными вещами.
– Пошли! – велела виконтесса.
Эд вновь подчинился, двинувшись за ней по коридору.
– Это и есть твой товарищ, про которого ты говорила? – спросила Алексу присоединившаяся к процессии Октавия.
– Он самый, – буркнула Александра. – Только что-то он сегодня какой-то… словно пыльным мешком по голове стукнутый.
– И куда ты его ведешь?
– К себе, куда же еще.
– Если он останется здесь ночевать, потребуется отдельная комната, – сказала Октавия. – По закону в одной комнате в мансионе могут останавливаться только члены одной семьи – брат и сестра, муж и жена, родители с детьми и так далее.
– Что ж, считай, что он мой сын, – бросила Александра, недовольная, что ее отвлекают такой ерундой. – Приемный.
– Я серьезно. Закон есть закон. Надо снять еще одну комнат у.
– Еще три юаня? – невесело усмехнулась виконтесса.
– На вторую комнату отец сделает скидку, – пообещала Октавия. – Плюс я только что сэкономила тебе юань, так что не скупись… – с подкупающей своей искренностью улыбкой добавила она.
– Ладно, потом решим, – отмахнулась Александра. – Пока пойдем ко мне.
Войдя в комнату, Эдуард помялся, покосился на стоящую в дверях Октавию и грузно опустился в кресло. Левая рука его легла на подвернувшийся стол, и пальцы тут же принялись выстукивать какой-то бойкий ритм.
– Что с тобой происходит? – насупившись, спросила Александра.
– Ничего, – покачал головой юноша. – Ничего не происходит.
– А что же ты тогда такой… пришибленный, – подобрала подходящее слово она.
Рыцарь не ответил, только пальцами продолжил стучать.
– Да прекрати ты, наконец, барабанить! – рявкнула, окончательно потеряв терпение, виконтесса.
– Не могу, – отозвался Эдуард, затем добавил: – Извини, – все так же, без выражения.
Шагнув к столу, Александра мягко накрыла ладонь юноши своей. Стук прекратился, но лицо Эдуарда перекосилось.
– Отпусти, – попросил он. – Больно. Вот здесь, – он показал свободной рукой на голову. – Очень.
Она убрала ладонь, и пальцы рыцаря вновь, как ни в чем не бывало, принялись за свое.
– Я пойду, возьму у отца ключ от второй комнаты, – проговорила сзади от двери Октавия. – Плату потом занесешь.
– Хорошо, – не оборачиваясь, сказала Александра, силясь загнать назад норовившую скатиться из уголка глаза каплю.
Эдуард равнодушно смотрел куда-то мимо нее.
* * *
Закончив осмотр пациента, медикус Луций, неспешный добрячок с маленькими живыми глазками на круглом, одутловатом лице, тщательно вытер руки накрахмаленным платком и обернулся к Александре.
– Давно он с пограничной заставы? – задал он вопрос.
– Днем прилетел…
– И, говорите, есть сам попросил? Без давления со стороны?
– Да, так и было.
Когда Эдуард внезапно заявил, что голоден, Александра чуть до потолка от радости не подпрыгнула – это было первое желание, высказанное юношей за все время, если не считать просьбы убрать руку и не мешать вволю тарабанить по столу. Ужин принесли в номер. Эдуард съел где-то половину – механически, без заметного аппетита, остальное оставил – и вновь ушел куда-то в себя.
– В уборную сам попросился? – продолжал задавать вопросы лекарь.
– Нет, – покраснела Александра. – Я намекнула. Но сходил сам, пришлось, правда, звать, чтобы вернулся, – добавила она. – Он все может делать, наверное, и в «седле» смог бы сам долететь, если бы не эти его бешеные пальцы, просто…
– …просто не хочет, – закончил за нее лекарь. – Так и есть, перегрина: может, но не хочет. Я сталкивался с такими случаями. Я ведь не случайно спросил про заставу – от них иногда привозят таких пациентов. Скорее всего, со временем он придет в норму. Низшие физиологические потребности уже начали восстанавливаться: голод, жажда, на очереди, вероятно, половое влечение. Кстати, будьте внимательны: осознанное их ограничение на основе принятых морально-этических норм может проявиться с некоторым запозданием, – к собственному удивлению, Александра вновь покраснела. – Со временем вернутся и высшие, – закончил тем временем медикус.
– Когда? – спросила виконтесса.
– Невозможно точно угадать, перегрина. Может быть, через неделю, может быть, через месяц. Течение процесса непредсказуемо, но он будет идти, чуть быстрее или чуть медленнее. Ускорить его могло бы какое-нибудь потрясение, шок, но с равной вероятностью это может и затормозить восстановление. В общем, не делайте резких движений и ждите. Ну и ищите в происшедшем что-то хорошее: по крайней мере, перегрин Эдуард гарантированно избежит в этом году Жребия.
