Размахивая мечами, они пересекли полуют. Барнвельт стал приходить к мысли, что если он в самом скором времени как-то не ранит Штайна, тот наверняка его зарубит, поэтому принялся метить ему в руки и ноги. Раз он почувствовал, что куда-то попал, но Штайн продолжал наступать все с той же бешеной мощью.
В спину Барнвельта уперся поручень фальшборта. Теперь ему оставалось выбирать только между посвистывающим клинком Штайна впереди и морем Ваандао позади. За спиной Штайна замаячила могучая туша Тангалоа, но по какой-то непонятной причине Джордж просто стоял себе на юте, никуда не двигаясь.
Штайн приостановился, свирепо сверкнув глазами, перехватил поудобней саблю и опять обрушился на Барнвельта. Тангалоа по-прежнему стоял столбом. На сей раз вопрос уже стоял прямо: либо тот, либо другой…
Внезапно разом взревели трубы. В тот же самый момент в воздухе что-то мелькнуло, щелкнуло и обвилось вокруг левой щиколотки Штайна. Веревка рывком натянулась, выдергивая из-под Штайна одну ногу и заваливая его навзничь на палубу.
Прежде чем он успел подняться, сверху на него шмякнулась необъятная туша Тангалоа, выпустив из него воздух, как из аккордеона перед укладкой в футляр.
Барнвельт скакнул вперед, наступил на кулак, сжимавший саблю, вырвал у Штайна оружие, сдернул с него шлем и от души жахнул шефа по темени плашмя мечом. Штайн отрубился.
А тем временем сунгарцы, успевшие проникнуть на все маджбурские корабли, разом бросились назад к мосткам, которые вели на их собственные посудины. Кое-где еще вспыхивали мелкие стычки, как язычки пламени в догорающем костре, но маджбурцы, потерявшие почти четверть своего личного состава, большей частью не мешали неприятелю убираться восвояси. Галеры были буквально усыпаны мечами, копьями, топорами, шлемами, щитами и прочим боевым снаряжением, а также телами своих и врагов.
Пока Тангалоа вязал Штайну руки за спиной, Барнвельт спросил:
— Где это ты так насобачился обращаться с хлыстом, а, Джордж?
— А-а, это в Австралии. Какое жлобство все эти драки! Настоящему ученому вроде меня тут вообще не место.
— Какого черта ты стоял как пень, почему сразу не вмешался? Он же меня чуть не прикончил!
— Я вас снимал.
— Что?!
— Ну да, из вашей со Штайном драки вышел просто-таки изумительный эпизод. Он обязательно войдет в нашу картину о Сунгаре.
— Ни хрена себе! — взвыл Барнвельт. — Мне это нравится! Из меня тут, можно сказать, котлету делают, а он, видите ли, думает, как бы это заснять покрасивши! Я полагаю…
— Ну ладно, ладно, — произнес Тангалоа примирительным тоном. — Я прекрасно знал, что такому спецу по фехтованию не может грозить особая опасность. Так ведь и вышло, разве нет?
Барнвельт даже и не знал, то ли с кулаками на Тангалоа лезть, то ли рассмеяться, то ли надуться от гордости. Наконец он пришел к заключению, что Джорджа все равно уже не перевоспитаешь, и предпочел замять эту тему.
— А куда это сунгарцы сматывают? — поинтересовался он. Я-то думал, они победили!
— Оглянись!
Барнвельт оглянулся и увидел, что союзный флот возвращается обратно. Уже слышались даже удары гонга, задающего ритм гребцам. Посреди переваливался на волнах авианосец «Куманишт», который тащил на буксире огромную галеру с прямым парусным вооружением и длиннющими, рассчитанными то ли на восемь, то ли на десять гребцов веслами, расположенными в два яруса.
Пираты, которые успели в полном составе убраться на свои корабли, посбрасывали в воду мостки и суматошно отпихивались от маджбурских галер шестами, копьями и веслами. Через некоторое время неприятель уже торопливо плюхал вверх по каналу, в сторону основного скопления пиратских судов.
Первый раз за очень долгое время Барнвельт взглянул на солнце, уже низко повисшее над горизонтом. Бой занял большую часть дня.
Солнце зашло. Штайн был надежно упрятан в трюм «Джунсара», а раны Барнвельта — пара неглубоких порезов — крепко перевязаны. Сам Барнвельт председательствовал на собрании адмиралов в просторной каюте «Джунсара».
— Что тут творилось, владыка Сньол? — кричал принц Ферриан. — Люди толкуют, будто увлекли вы лично абордажников на корабль сунгарский, каждым замахом снося по три головы пиратские, и чуть ли не в одиночку всех негодяев побили. Верно ли сие?
— Это явное преувеличение, хотя мы с Таджди действительно сами пленили того землянина, который был нам нужен.
— Не дозволишь ли мне сварить его в масле? — деловито осведомилась королева Альванди. — Хватает пиратов нам и в собственном мире, чтоб еще…
— У меня другие планы, Ваша Грозность. Принц Ферриан, расскажите лучше, что происходило у вас.
— Сечи великой не вышло — скорей, комедия, гения Хариана достойная! Знаете вы, наверное, что на кораблях своих чудовищных дюрцы рабов на весла сажают, поелику даже доходы их неправедные не позволяют им такую тьму свободных гребцов нанять. И согласно обыкновенью, на дело пускаясь, каждого раба цепью за ногу приковывают к лавке надежно, цепь оную в колечко бронзовое, к дереву привинченное, пропуская.
Так вот, корабли дюрские, будто стадо биштаров бешеных, на нас напустились; но не узревши ничего, помимо частокола мачт наших на горизонте, сочли, будто полно у них времени, дабы к битве приготовиться достойно. И тут нежданно-негаданно пал на них с поднебесья один из парней моих отважных на планере своем, сбросивши кувшин свой прямиком на флагман. И треснул оный кувшин аккурат посреди скамеек для гребцов, когда господа и половины рабов своих не заковали, чем конфузию превеликую промеж них учинил. Фондага сей момент извиваться зачала да хватать кого ни попадя, рабы визжать истошно, укушенные в агонии предсмертной биться, а надсмотрщики кнутами без толку размахивать. Одним словом, полная неразбериха да базар приключились.
Когда ж еще два посланья таких любовных последовали, окончательно рабы взбеленились и бунт на борту учинили. Те, что свободны еще были, прочих от цепей избавили, покуда другие на матросов да надсмотрщиков с голыми руками накинулись, одних в море выкидывая, других же на мелкие кусочки растерзывая. Адмирал дюрский спасся от участи подобной лишь тем, что кирасу скинуть успел и в море выпрыгнуть, где подобрала его лодка связная.
А меж тем и прочие летуны наши кувшины свои сбросили. Хоть некоторые емкости притом и в воду попадали, другие же в цель угодили с результатами просто-таки восхитительными. Ибо, даже если рабы на других кораблях и прикованы были, одно лишь присутствие преотвратнейших тварей морских весь порядок нарушило и любым маневрам воспрепятствовало. Короче, невиданная доселе природа нападенья настолько лишила врага присутствия духа, что часть кораблей в бегство обратилась, не успели мы к ним приблизиться. Другие же, бойню узревши на корабле флагманском и не ведая, что адмирал цел и невредим, ибо флаги свои персональные захватить он с собою позабыл, в замешательстве пребывали. И когда «Сагганд» сурускандский задумал корабль великий протаранить, последний даже не пошевелился, дабы гибельный удар отвратить, вследствие чего ко дну пошел незамедлительно, а остальные же в бегство ударились. Взяли на абордаж мы флагман, где все еще баталия бестолковая бушевала, диспутантов утихомирили и на буксир взяли. Все наши потери — один из летунов моих, что мимо полосы посадочной промазал и потоп, бедолага.
