— Что с ними стало?
— Роботы хотели наладить связь с человеческой метацивилизацией. Я тогда был человеком, поэтому меня просили стать посредником и помочь на дипломатическом поприще. Я призывал к осторожности. Десятки империй на моих глазах появлялись и исчезали, расцветали и увядали, как лилии на пруду, и так снова и снова. Иные были дружелюбны и благожелательны, иные воспринимали в штыки любое внешнее воздействие — на длительности существования это совершенно не сказывалось. Добродушные протянули не дольше злобных. Впрочем, существовал образец стабильности, не стесненный рамками планетарной жизни.
— Линии, — подсказала я с благоговейным ужасом.
— Роботов больше интересовали Линии, а не микроскопические цивилизации-однодневки — разве не логично? Наладив отношения с Союзом — к тому времени он уже существовал, — они при посредничестве Линий могли бы обратиться к цивилизациям, которые окажутся достаточно стабильными и прогрессивными. Шаг за шагом, роботы сблизились бы с человечеством. От тесного контакта выиграли бы обе стороны. Невозмутимые, равнодушные к политическим распрям людей, машины могли стать третейскими судьями, снять напряжение бесконечных перемен и принести мир в галактику. Люди в свою очередь открыли бы доступ к наследию своей древней цивилизации — к науке и культуре, которые притягивали роботов как магнит. Вопреки неуемному любопытству что-то в машинном складе ума глушило творческое начало. Единственным новаторством с их стороны стало появление на свет. После этого они только и делали, что задавали вопросы. Для ответов нужна интуиция, а ее не было.
— Не похоже на людей-машин.
— Не похоже. У роботов второй волны, которые появились миллионы лет спустя, есть нечто, у первой волны отсутствовавшее. Хотя, возможно, те, первые, просто не успели изобрести для себя творческое начало. Поработали бы над своим интеллектом и, вероятно, нашли бы недостающий ингредиент.
— Но им не хватило времени.
— Сперва роботов приняли с распростертыми объятиями. Их появление сочли сюрпризом, неожиданным поворотом истории. Люди уже не надеялись, что в галактике есть другие разумные существа. Роботы стали и благословением и проклятием. С одной стороны, у людей были бесконечные возможности освоения Вселенной, безграничные источники сырья, с другой — приходилось мириться с гробовой тишиной. Да, человечество раздробилось на миллионы видов и подвидов, порой непохожих друг на друга. Но человеческая сущность под чешуей, шерстью или броней почти не изменилась. Увы, гробовую тишину Вселенной мартышечьей болтовней не разбавишь. Зато теперь появилась компания. Согласен, изначально роботы — продукт человеческого труда, только во многих отношениях они кардинально отличались от своих создателей. Их интеллект работал по совершенно иным принципам. Различиям вопреки, первое время роботов привечали. Немногочисленные, они жили компактно, в безопасном отдалении от древних цивилизаций, захватнических настроений не демонстрировали. У человечества, выросшего единственным ребенком в огромном, кишащем демонами доме, вдруг появился товарищ для игр. Какое-то время отношения впрямь были товарищескими. А потом испортились.
Нахлынули воспоминания о давних-предавних событиях, словно зазвонили колокола, молчавшие миллионы лет. Вспомнился дом со множеством комнат и приятель, иногда прилетавший в гости.
— Что случилось?
— То, что нередко случается в таких ситуациях. Смутная тревога, непонятное беспокойство — с этими роботами что-то не то и не так — переросли в настоящую паранойю. Разумеется, заразились ею не все — были и такие, кто ни в чем машины не подозревал. Только их никто не слушал. Верхушка Союза — первые лица самых влиятельных Линий задумались, как разобраться с роботами.
— О геноциде…
— Людей интересовало не порабощение, не непосредственный контроль, а возможность контролировать и нейтрализовать угрозу, которую роботы могут представлять в будущем. С огромным тщанием люди разработали план. Множество роботов-посланников были пойманы и расчленены. Их гибель представили как несчастные случаи, унесшие и человеческие жизни. Собранную информацию Союз обрабатывал несколько веков — люди хотели понять, как функционирует машинный интеллект. Не получилось ровным счетом ничего. Однако крупицу пользы этот провал принес. В механическом интеллекте нашелся изъян, несовершенство, не затронутое бесчисленными эволюционными изменениями. Немного хитрости — и со временем этот изъян мог принести людям пользу. Сообщество придумало способ внедрить структуру данных, что-то вроде нейронной бомбы, в разум каждого представителя машинной цивилизации. Бомба будет переходить от робота к роботу, а они ничего не заподозрят. Со временем заразится вся цивилизация. Но самое прекрасное то, что потом ничего не случится. Пока роботы нужны, они не пострадают и останутся в тесном контакте с людьми. Возможно, бомба и не понадобится — на это наверняка уповал Союз Линий, хотя действовал крайне осторожно и предусмотрительно. Зато в день, когда роботы станут опасны для гегемонии человека во Вселенной, нейронные бомбы можно будет активировать. Достаточно одного-единственного сигнала в центр машинной цивилизации. Как только роботы начнут обрабатывать новые данные, делиться ими, запустятся их внутренние часовые механизмы. Взорвутся бомбы не мгновенно. Если массовый мор начнется сразу после получения сигнала, роботы могут ввести карантин или обнаружить источник своих бед. Предусмотренная задержка Союз не пугала: Линии строили долгосрочные планы со дня появления шаттерлингов.
Я поняла, что слушаю с тупым фатализмом, — способность удивляться и негодовать давно исчерпалась.
— Так что произошло? Роботы ополчились на нас?
— Нет! — тихонько засмеялся Геспер. — Воинственностью они не отличались. На деле им следовало опасаться биологических существ больше, чем биологическим существам — их. Не хочу утверждать, что мир и любовь царили бы вечно. Рано или поздно возникло бы напряжение. Только роботы человеческую метацивилизацию и пальцем не тронули…
— Что стряслось? — поторопила я.
— Нейронная бомба сработала. Либо роботы изменились, либо люди неверно поняли принцип действия их интеллекта. В общем, бомба активировалась без вмешательства извне. Началось массовое вымирание. Поначалу роботы не понимали, в чем дело, и даже обратились за помощью к Союзу Линий. Тогда люди поняли, во что вылилось их коварство. Испуганные, глубоко потрясенные, они не признались, что спровоцировали массовую гибель, и превратились в пассивных наблюдателей. Им было вполне по силам принять контрмеры, отправить сигнал, который передался бы от робота к роботу и своевременно нейтрализовал тот, первый. Но при таком раскладе Союз Линий мог себя выдать. Поэтому люди распространили информацию, что роботов поразил некий вирус, оставленный Предтечами.
— Геспер, откуда ты все это знаешь?
— Я поддерживал контакт с роботами до самого конца. Даже заподозрив, что с ними сотворили, они не отвернулись от меня. Из века в век моя связь с человечеством слабела, и они решили, что мне можно доверять.
Потрясенная до глубины души, я покачала головой:
— Так ты знал. Все это время ты знал правду.
— Портулак, я на себе испытал те события и бесчисленное множество других. Ты считаешь, что прожила шесть миллионов лет, но по сути не имеешь ни малейшего понятия, каково это. Бремя воспоминаний как океан жидкого водорода, сжимающийся в металл. Каждое новое событие, с которым я сталкиваюсь, делает его еще тяжелее. В самых темных и глубоких тайниках своей памяти я сохранил сведения о том, что стало с Первыми Роботами, но словно замуровал их в скалу, хотя и мог извлечь в любую минуту. Пару раз я вытаскивал их на свет, но уже сомневался, достоверны ли они. Геспер положил конец моим сомнениям. Увидев его, первого в своем роде, напичканного лживыми данными о Вигильности из ваших космотек, я вспомнил и что уже встречал таких, как он, и что с ними стало. — Геспер развел руками. — И вот я здесь, рассказываю об этом тебе.
— Все роботы умерли?
— Они один за другим гибли на протяжении тысячелетий. Поначалу Союз не мучила вина за содеянное. Линии утешались тем, что хотели не истребить роботов, а лишь получить контроль над ними, возможность приструнить, если понадобится. В умышленном геноциде их обвинить нельзя. Грань очень зыбкая, но за нее отчаянно цеплялись. Увы, для восстановления душевного спокойствия этого не хватило. Пришлось стереть из истории Союза сам факт. Никто из вас его не помнит, потому что вы предпочли не помнить, соответственно отредактировали исторические документы и собственные воспоминания.
— Мы бы так не сделали. Переписывать историю слишком ответственно и сложно. Другие цивилизации…
