И мы бы благополучно опять забыли обо всем, но в дверь постучали снова.
— Подожди, — прошептал Вен, с трудом отрываясь от меня, — лежи так, я сейчас их прогоню, и мы продолжим.
Лежать «так» я не мог — меня укрывало только его тело, а поскольку Невен поднимался, я оставался совершенно обнаженным. Пришлось срочно распутывать скрутившееся в жгут одеяло и накидывать на себя, глядя, как Вен достает из шкафа трусы, натягивает их и прямо так, практически голый, идет к двери.
Я поймал себя на том, что облизываю губы, неотрывно следя за ним.
Вен не был потрясающе сложен — тому же Бену он, конечно, проигрывал. Слишком большой, слишком резкий, как будто, лепя его, природа поленилась тщательно обработать материал. И ничуть не походил ни на одну из двух девушек, которые нравились мне — в Невене не было абсолютно ничего женского. Широкие плечи, играющие мускулы, плоский жесткий живот, узкая талия… ну и, разумеется, все то, что находилось ниже — я никак не мог перепутать. Но, как ни удивительно, именно от Вена мне сносило крышу.
Честное слово, я ничуть не жалел, наоборот — был упоительно счастлив, что первым моим партнером в постели стал Вен. Я всегда думал, что сексуальная привлекательность идет впереди влюбленности. То есть сначала тебя притягивает к человеку потому, что ты его хочешь, и уже только потом ты начинаешь к нему присматриваться и тянуться по другим мотивам. Оказывается, может быть и наоборот — влюбленность делает сексуально привлекательным того, на кого изначально ты даже не думал положить глаз.
Черт… Пожалуй, я бы не отказался, если бы Вен поскорее прогнал непрошеных визитеров. А то такие мысли как-то не способствуют утихомириванию либидо…
— Да, хорошо, Лео, — сказал Вен. — Он сейчас придет, — и закрыл дверь.
Лео? Я приподнялся:
— Что-то случилось?
— Блич зовет тебя в лазарет, — слегка виновато проговорил Вен.
Я кивнул и начал выбираться из кровати, стараясь на него не смотреть, поскольку эрекция никуда не делась, но не закутываться же мне в покрывало, правда? Теперь собственное возбуждение казалось неуместным, и даже перед его объектом было неловко. Наверное, Вен понял, потому что отвернулся.
— Я схожу за ужином, — предложил он. — Поедим, когда вернешься.
Я кивнул, встав на ноги. Поморщившись, направился к душевой.
Ох!.. Да уж, с дамой Вена точно не перепутаешь, особенно когда понимаешь, что твоя походка претерпела изменения. Пожалуй, я поторопился, когда хотел повторить… Вот угораздило же выбрать себе Лауру с таким солидным органом.
Я хмыкнул, залезая под слабую водяную струйку и намыливаясь.
Ну правда, все еще безумно странно было понимать, что мои чувства по отношению к лохматому белобрысому дылде (я сообразил, что мечтательно пялюсь в стену и срочно занялся отмыванием нижней, наиболее испачканной части тела) имеют одну природу с теми, что поэты воспевали в стихах. Обалдеть как странно.
С другой стороны — а незачем было столько читать и ждать непонятно чего. Какой-то потрясающей красивой любви и героического меня-штурмана, ведущего возлюбленную в зеленый парк под восхищенные вздохи завидующих соперников. На деле-то что получилось? Я — изгой, мой любовник — мутант, Дубадам в роли сопутствующих декораций… И никакого разочарования по поводу.
Я на секунду представил, как мы с Веном под руку приходим в парк, где офицеры прогуливаются с дамами, как он порывисто притягивает меня к себе, жадно целует… И негромко засмеялся, представив обалдевшие лица добропорядочных скайпольцев.
Потом выключил воду, вылез, вытерся… И понял, что одеться мне не во что. Хотя, кажется, в каюте еще оставалась та одежда, которую принесла со склада Рада.
Я выбрался из душевой, по-прежнему ощущая своеобразность своей походки, отыскал старую рубашку и штаны, надел и подумал, какая это несправедливость — в нашем шкафу до сих пор лежат пакеты с одеждой для Лейна, но совершенно ничего не запасено для меня. Вздохнул, причесался, глянул на Вена, который уже перестелил постель и тоже собирался в душ.
— Я пойду?
— Иди, — согласился он, подходя и проводя ладонью по моей щеке. — Я тоже пойду. Надо еще к родным заглянуть. К маме. Она наверняка с ума сходит.
— Ага, — кивнул я, потеревшись об его ладонь.
— Иди! — внезапно строго сказал Вен. — Иначе… — и отвернулся.
Я покраснел и поковылял к дверям, стараясь ступать осторожно, но не слишком выдавать свое состояние. Между прочим, в лазарете еще и Бен до сих пор обретается. Не хватало мне его похабных комментариев!
— Ты меня звал? — спросил я, едва вошел в приемную.
Блич возился у анализатора.
— Да, — сказал он. — У Рады угроза выкидыша, открылось кровотечение. У нее отрицательный резус. Это опасно, потому что у Тора был… — он обернулся и замер, глядя на меня.
— …положительный, верно? — договорил я, подбираясь.
Выходит, Рада здесь. Известие о Торе все-таки ее подкосило.
— А? Да-да… — его явно во мне что-то смутило, но он старался не обращать внимания. — Я боюсь, эмбрион тоже резус-положителен и может возникнуть конфликт. Хотя при первой беременности это чаще всего не критично, но наложившийся стресс…
— Я понял, — кивнул я. — Мне можно посмотреть?
— Для того и позвал, пойдем.
Блич прошел в палату, я — за ним.
Рада беспокойно спала, что-то беззвучно бормоча. Рядом с ее кроватью на стуле расположился Бен, завернувшийся в простыню. Он поднял на нас взгляд, но тут же снова перевел его на Раду.
— Бен, нам нужно побольше места, — мягко попросил Блич.
Тот молча встал и вернулся к своей постели, Блич отодвинул стул.
Я аккуратно присел на край кровати, положил руку Раде на лоб, где тревожно билась синяя жилка.
— У нее температура, — подтвердил Блич. — Я подумал — может, ты сможешь что-то сделать, прежде чем я превышу дозу жаропонижающего и прогестерона.
Рада больше не светилась. Она казалась совсем маленькой, прекрасные волосы потускнели и взмокли от пота, лицо осунулось и подурнело. Даже не зная ничего, я бы понял, что она перенесла какое-то большое горе. Но знание ударило по мне особенно сильно — утром я чувствовал себя так же, как она. А вечером был счастлив, что подобная участь меня миновала. «Нам повезло», — сказал я себе еще раз. Только наше с Веном везение не отменяло чужого горя.
В нужное состояние я погрузился быстро, но ничего не видел — темно, темно, темно… Я уговаривал эту темноту расступиться, пропустить меня, я настойчиво давил ее и толкал — мне нужно, нужно было прорваться туда, где совсем недавно светилось пятнышко, делающее Раду счастливой. И оно в конце концов затеплилось еле видимым огоньком, готовым вот-вот погаснуть. «Не уходи, — попросил я его, — останься. Ты ей очень-очень нужен. Она совсем пропадет без тебя, понимаешь? Ей нужно кого-то любить и ждать, нужно найти, ради кого жить. И, кроме тебя, она сейчас больше ни на кого не согласится. Ты будешь обожаемым ребенком. Может быть, даже избалованным. Тебя будут носить на руках и целовать пяточки… Ну куда ты собрался, глупый? Разве где-нибудь еще тебя ждут так?».
Я чувствовал, как рваная пульсация обретает ритм, как сходят на нет беспокойство и отрицание, а когда огонек снова разгорелся с постоянной силой, шепнул ему «Спасибо!» и выскользнул из транса.
Рада в себя не пришла, но дыхание стало ровнее, пульс стабилизировался и, кажется, она перестала быть такой горячей.
— У нее мальчик, — с усилием сказал я.
Горло сдавливало от сочувствия и мысли, что мне бы в подобной ситуации не за что было держаться — я-то никак не мог забеременеть от любимого человека.
— Чудеса, — вздохнул Блич. — Вот верь — не верь, а они случаются на глазах, — и тут же спохватился, — но я все-таки посмотрю ее диагностом.
— Конечно, — согласился я. — Это не повредит.
Я поднялся и не успел сделать нескольких шагов, как непривычно мрачный Бен занял прежнее место. Надеюсь, ему удастся ее поддержать, когда Рада придет в себя. В конце концов, он знал Тора лучше, чем я.
