18
— Ну, здравствуй, Келпи, — почти ласково произнесла Анастасия, стоило только нам всем очутиться внутри корабля. Чистый и тёплый дневной свет потолочных панелей освещал небольшое помещение с тремя входными группами, одна здоровая, через которую мы и вошли, и две других поменьше, друг напротив друга. За одной скрывалась главная энергетическая установка корабля, в которую нам пока ходу не было, и даже не то, что мне, но и Олегу, а в открывшемся проёме другой был, наверное, подъёмник, потому что ничем другим это быть не могло.
— Первый этаж, — начала Анастасия, пригласив нас всех в лифт, — это энергия, вспомогательные системы и двигатели разного рода. Второй — защищённый трюм, третий и четвёртый — лаборатории и научное оборудование с медотсеком, пятый — жилые комнаты с кают-компанией, и шестой — ходовая рубка.
— Понятненько, — кивнул Олег, — а Келпи что означает? Это ведь корабль так зовут?
— Это из нашего фольклора, — неопределённо пожала плечами Анастасия, — дух воды, живущий в реках, ручьях и озёрах, имеющий вид красивого чёрного коня. Обладает силой десяти лошадей, а вынослив ещё больше. Дух не добрый и не злой, хотя и может показаться враждебным людям, просто у него свои понятия о справедливости. Больше всего любит увлечь путника на спину, где липкая волшебная шкура уже не позволит спешиться, и прыгает в реку. Там он топит слабых духом, зато сильный может перехватить уздечку и заставить его подчиняться себе, такому человеку с той поры будет сопутствовать удача во всех его начинаниях. Да, ещё иногда показывается путникам как красивая рыжеволосая девушка в зелёном платье наизнанку, ну или в обличье прекрасного принца, но тут всё зависит от того, кто перед ним стоит.
— Как-то уж всё слишком символичненько, — я даже покрутил головой от множества многообещающих смыслов, — прямо настораживает. И принца нам не надо — это единственное, я могу сказать точно.
— Как получится, — пожала плечами Анастасия, пропустив мои просьбы мимо ушей, — всё в ваших руках.
Под этот разговор лифт довольно бодро вывез нас на самый верх через прозрачную шахту со стеклянными, наверное, переборками. Я краем глаза успел ухватить и трюм со множеством отсеков, и густо набитые оборудованием третий и четвёртый этажи, и уютный пятый, пока подъёмник не остановился на шестом, в ходовой рубке, и не выпустил нас.
Двери, стены и потолок лифта втянулись куда-то вниз, причём не уехали, я же всё видел, а именно втянулись, и мы оказались в святая святых любого корабля, в его центральном посту, так это называлось в нашем времени и на наших посудинах, в его отсеке управления.
Корабль просыпался к жизни, я чувствовал это всем телом, да и нейрокомп лихорадочно информировал меня о запуске в работу совсем рядом со мной множества сложных, энергоёмких систем, что тоже добавляло странноватых ощущений.
А вообще выглядело всё вокруг чертовски впечатляюще и эффектно, я даже немного оробел. Напротив выхода из исчезнувшего лифта располагался капитанский мостик, и по-другому назвать это было нельзя. Там, на небольшом возвышении, стояли три мягких, удобных даже на вид кресла перед большим изогнутым экраном во всю стену, и который сейчас показывал нам вид на космодром, а вообще он мог показывать всё, что угодно, это ведь не был так ожидаемый мной иллюминатор.
И, как будто этого мало, кресла были ограждены мощной приборной панелью, в которой тоже было всё, от окошечка доставки прохладительных напитков и всей прочей еды, до оборудования, смысла и предназначения которого я пока не знал.
А вокруг, по периметру рубки, все стены были заставлены рабочими станциями с креслами-капсулами перед ними, а по центру всего этого великолепия имелось главное рабочее место в виде круглой стойки метров семи в диаметре, усыпанной вспомогательным оборудованием, а над ним висел в воздухе проснувшийся многомерный экран в виде шара метров пяти в размахе, и именно за этой стойкой и перед этим экраном решались главные задачи корабля. Навигационные, оборонительные, коммуникационные, да вообще все, какие только могли возникнуть.
— Приветствую всех присутствующих, — раздался мелодичный и вроде бы женский голос, я от неожиданности не разобрал точно, — и вас, миссис Артанис, и вас, Дмитрий Шульц, и вас, претенденты на звание экипажа. Напоминаю, что эта новая команда соискателей является уже двадцатой в ряду команд аналогичного назначения. Надеюсь, что хотя бы в этот раз вы, миссис Артанис, подошли к выбору кандидатов более вдумчиво и ответственно.
— Ну наконец-то! — обрадовался Олег, выслушав этот холодный спич, — выясняется! Вот где собака порылась! — он даже повернулся к Анастасии, чтобы с ехидным сочувствием осведомиться: — что, выдрючивается-то кораблик? Много воли себе взял? Сами виноваты — нафига ж вы эти искины везде пихаете!
— Это всего лишь вопрос интеграции экипажа и корабля в единую систему, — Дима почему-то решил, что вопрос задан всерьёз, — так легче и так лучше. Предпочтительнее использовать в качестве интерфейса искин, чем кнопки тыкать и рычаги нажимать, да пропускать через себя все показания приборов. Тем более что потом, в случае удачи, приходит полное взаимопонимание и сработанность, искин начинает чувствовать желания и команды пилота с полувзгляда и полуслова, он становится ещё одним полноправным членом команды, но это уже идеал, это бывает очень редко. Искин учится в процессе, он создаёт на основе всех действий экипажа и слепков их характеров свою собственную псевдоличность, но это действие необратимо, и именно поэтому он столь требователен на старте.
— Ну, её можно понять, — кивнул я, немного шалея от того, как тут всё устроено, — если это она, конечно. А корабль выходит что, новый совсем? Необъезженный?
— Не новый, — покачала головой Анастасия, — ему уже пять лет. Но его уже и флот в строй поставить пытался, когда у меня руки опустились, и институт исследования дальнего космоса, ни у кого не получилось. Отчасти в этом виновата я сама, слишком уж много у меня было требований и пожеланий на стадии проектирования и строительства, вот верфи и постарались, выдали шедевр, чёрт бы их всех побрал, кэлпи самая настоящая, а не корабль.
— Ага! — снова обрадовался Олег, — и все эти пять лет, значит, он у вас тут на балансе торчит? Без дела и без экипажа?
— А чего ты веселишься? — с недоумением посмотрел на него я, — это ведь… — я поискал приличные слова и не нашёл, — задница,
