Снова возвращаемся к пересечению с радиальным коридором. Туда уже подтянулись остальные солдаты нашего отделения во главе с сержантом Гусаком.
С ними сразу чувствуешь себя как-то веселее.
Блиц-разведка выполнена. Заходить дальше мы пока что не имеем права.
Пора подозвать от лифтов отделение Бета. Оно займет узловую точку на пересечении коридоров, и только тогда мы продвинемся на всю катушку. Сперва в правую сторону, потом – в левую.
Это очень трусливая тактика. Но иначе нельзя. В закрытых помещениях, а тем более под землей, штурмовая пехота сразу теряет и скорость, и три четверти своей наступательной мощи. Огневая секция со своими громоздкими плазменными пушками на гравилафетах сюда просто не пролезет. У тяжелого оружия – свои недостатки.
Воздушной разведки нет. И космической нет. Засада может ожидать где угодно. Вырвался чуть вперед – и покойник.
Главное – что даже отомстить за тебя не успеют. Термит выстрелил – и убежал в вентиляционный канал. А ты лежишь с дыркой в груди, и кругом – никого, ничего,
– Чен, Серж, попробуйте-ка вызвать лейтенанта, – просит Гусак,
Лейтенант ждет,вместе с огневой секцией у входа в шахту лифтов. По идее – чтобы координировать операцию через свой улучшенный милитум и держать связь с капитаном Веракрусом.
Его трудно заподозрить в трусости. И все-таки мы знаем – иные лейтенанты считают делом чести лезть вместе с передовым отделением своего взвода в самое пекло. Наш не из таких.
Голос у Гусака спокойный. Как обычно. Но его просьба говорит о том, что с ротной связью снова начались неполадки.
Мы вызываем. Тишина. А ведь крошечный мобильный ретранслятор на присоске – вон он, его отсюда видно. Мимо него сейчас как раз проходит сержант Феликс, возглавляющий отделение Бета. .
Я машинально повторяю: «Клык вызывает роту» – и вдруг замечаю, что по плечам Феликса ползет отблеск. В шахте лифта – красный сполох.
Когда мы спускались сюда, я при помощи вибробура превратил крышу кабины лифта в труху. Там уже была дыра, через которую выбрался на поверхность Дюмулье. Но дыра несерьезная, кроличья, поэтому для удобства я сделал так, чтобы шахта лифта открывалась прямо в коридор. На случай, если пришлось бы очень быстро драпать, например.
Время замедляется. Вдруг я отдаю себе отчет, что ворпринимаю, происходящее в нечеловеческом ритме, по миллисекундам, как сверхчуткая видеокамера.
Красный сполох становится все ярче.
Мои мышцы начинают непроизвольное сокращение. Им нужно:
– инстинктивно поднять левую руку, чтобы защитить лице, то есть – смотровое стекло экоброни;
– опрокинуть мое тело на спину;
– заставить его откатиться вбок по кольцевому коридору.
Тугая, неистовая, вся свитая из пунцовых, кровавых, порфировых жгутов струя огня наконец достигает дна шахты.
Выплескивается в коридор. Я вижу, как она поглощает парней из отделения Бета.
Захлестывает сержанта Феликса.
Пламя– полупрозрачное. Сквозь него по-прежнему просматриваются и силуэты пехотинцев, и даже шахта лифта.
Длинная заостренная штуковина, немного подотставшая от огненного потопа, входит в пол кабины лифта – в единственную его часть, которую пощадил мой вибробур.
Я успеваю узнать в этой штуковине носовой обтекатель «Фалькрама». Потом пламя густеет и плотным валом катится по коридору, минуя разрушенный кессонный отсек.
Я больше ничего не вижу, потому что моя ладонь – а точнее, механизированная перчатка экоскафандра – наконец-то заслонила смотровое стекло от огня.
Пламя – уже на излете – бьет мне в грудь. Захватывает меня и сержанта Гусака в свои призрачные объятия. И – иссякает.
Я все-таки успеваю упасть и откатиться малость вбок по кольцевому коридору.
Второй взрыв сильнее первого.
Ударная волна несет меня по коридору прочь. Я ударяюсь о неподвижного ремонтного кибермеха, я видел его во время нашей блицразведки.
Мимо меня по коридору проносится раскаленным болидом пылающий сгусток плоти. Похоже, это сержант Феликс.
В моих наушниках – густой человеческий рев.
Пол несколько раз делает вверх-вниз. Как кровать в хорошем борделе.
* * *
Когда я поднялся на ноги, мне показалось, что я уже достаточно хорошо представляю себе всю мерзость нашего положения.
Невесть откуда взявшийся и невесть кем сбитый «Фалькрам» угораздило упасть точно в шахту лифта. Попутно у него взорвался двигатель. А потом, с какой-то мизерной задержкой – остатки боеприпасов.
Не исключено также, что…
Я подбежал к пересечению коридоров.
Так и есть. В районе бывшего кессонного отсека произошел обвал породы.
Но – хорошие новости! – обвал небольшой. Даже не до потолка. Тут можно и без вибробура управиться.
Я подпрыгнул и заглянул поверх кучи черного, сплавленного в горячую пластичную массу туфа.
А теперь – плохие новости.
Отделение Бета, похоже, спеклось в полном составе. В шахте лифта бушует лютый пожар. От жара оплывает, как свечка, остов «Фалькрама». Вьются голубые искры размером с откормленного голубя.
Стоит ли говорить, что от нашего ретранслятора, – того, который на присоске, – не осталось и воспоминания?
В лучшем случае шахта останется непроходима еще часа полтора. Такого жара экоброня не выдержит, вот и милитум с этим согласен. Может быть и хуже: порода потечет, снизу наглухо залепит шахту спекшейся коркой, а сверху придавит оползнем.
Ладно, вибробурами справимся: К тому же на верху о нас не забудут.
Хватило бы только кислорода.
Судя по матюгам в наушниках, сержант Гусак был жив-здоров и собирал наше отделение в кольцевом коридоре.
– Задача у нас прежняя: поиск и спасение уцелевших рабочих. Ясно?
– Да, сениор, но как мы?..
– Не понял?
Переспросить Зигфрид не решился. Но Гусак все-таки снизошел до комментариев.
– Кислорода у каждого из нас еще на шесть часов. Одного часа нам хватит, чтобы обойти весь аварийный контур. Даже если мы не найдем здесь ни людей, ни кислородных баллонов, ни дополнительного земнопроходного оборудования – все равно у нас будет еще целых пять часов, чтобы вернуться к нашим. Да за такое время хороший штурмовой пехотинец башкой до поверхности продолбится!
Не смешно. Но мы все-таки погыгыкали. И даже не для проформы, а от всей души.
На войне чувство юмора становится таким же примитивным, как страх или ненависть. Боишься – смерти, ненавидишь врага, смеешься – над доисторическими шутками про однояйцевых близнецов, у которых одно яйцо на двоих…
Нас осталось семеро – от всего взвода. Ясно ведь, что лейтенанта и огневую секцию падающий самолет-амфибионт тоже накрыл.
Гусак, я, Чен, Заг, Зигфрид, Джордж и Тони.
