– Мы привезем вас обратно, как только закончим, – сказала я. – Это ненадолго.
Она задумчиво посмотрела на деньги:
– Ладно. – Она поднялась на ноги. – Я получу деньги, даже если он нас не впустит, ладно?
– Хорошо.
– Меня это вполне устроит. Позвольте, я возьму пальто.
Был один из тех морозных дней, когда в небе нет ни облачка, солнце ярко светит, а температура опускается намного ниже нуля. Мы поднялись в воздух, и Бетти-Энн направила меня в сторону самой высокой горы в округе. Внизу почти ничего не двигалось – даже замерзшая река.
– Это Огами, – сказала она. – На касиканском языке означает «смерть».
Я не удержалась от смеха:
– Довольно-таки мелодраматично.
Касикане жили в этих краях больше тысячи лет и до сих пор составляли немалую часть местного населения. Северные территории в течение долгого времени принадлежали только им, и у них возникли собственные язык и культура. Происхождение касикан все еще являлось предметом споров.
– Почему ее называют рекой смерти?
– На этот счет есть легенда, – сказала Бетти-Энн.
А когда ее нет?
– Может, расскажете? – попросил Алекс. Он обожал мифы и небылицы – все-таки его бизнес во многом опирался именно на них.
– История гласит, – начала женщина, – что Лайо Висини, легендарный касиканский герой, отправился по реке на плоту, взяв с собой сына. Они плыли по течению, почти ни о чем не беспокоясь, когда их застиг врасплох калу. – Так называли большого ящера с четырьмя лапами и приличным аппетитом. – Попятившись, отец случайно столкнул мальчика за борт, и река унесла его прочь. Говорили, что даже много лет спустя Висини приходил на берег реки и оплакивал сына. В конце концов чувство вины перевесило: он бросился в реку и утонул.
Мы с Алексом переглянулись. Я решила сменить тему.
– Может, позвонить сперва Бэзилу, а не сваливаться как снег на голову? – спросила я.
– У него нет коммуникатора.
– Вот как? – Я думала, что в справочнике просто нет номера.
Бетти-Энн показала направо. Среди деревьев виднелась заснеженная крыша.
– А вот и дом Бэзила.
Опустившись на поляну, мы вышли и зашагали по расчищенной дорожке к дому, вслед за Бетти-Энн. С севера дул морозный ветер. Дверь приоткрылась, и из нее выглянул мужчина с ястребиным лицом:
– Кто там?
– Это я, Бэзил, – ответила Бетти-Энн. – И еще люди, которые хотят с тобой познакомиться.
Бэзил был худ. Волосы падали на глаза, в которых читалось недоверие. Неухоженная черная борода закрывала большую часть рубашки.
– Кто они такие, Бет? – прорычал он.
– Господин Таттл, – сказал Алекс, – я Алекс Бенедикт, а эта молодая леди – Чейз Колпат. Мы историки и хотели бы, если можно, немного поговорить с вами.
– О чем? – спросил он, давая понять, что у него есть дела поважнее, чем развлекать каких-то придурков.
– Мы пишем историю Управления планетарной разведки и астрономических исследований. Ваш отец внес немалый вклад в его деятельность.
Он улыбнулся. В глазах его промелькнуло презрение.
– И что?
– Это был весьма важный период. В последние сто лет мы сделали немало открытий.
– Я имею в виду, почему для вас так важен мой отец?
До этого Алекс надеялся, что с сыном проблем не будет. Он постарался, чтобы его голос звучал по-прежнему ровно:
– Как я уже сказал, он внес немалый вклад.
– Он так ничего и не нашел. – Бэзил перевел взгляд с Алекса на Бетти-Энн. – Рад снова видеть тебя, Бет.
– И я тебя, Бэзил. – Она подошла к Бэзилу и скромно чмокнула его в щеку. – Надеюсь, ты не сердишься, что я их сюда привела?
– Нет, все в порядке. – Он отступил в дом, пропуская нас. – Думаю, все-таки стоит зайти внутрь.
По обстановке было видно, что здесь живет мужчина: головы сталкеров на противоположных стенах, мебель ручной работы, разбросанные повсюду одеяла. Еще одно одеяло висело на стене, неизвестно для чего. На окнах – раздвинутые толстые занавески. Рядом с входной дверью – картина: река на фоне освещенного серпом луны неба. Из кухни доносился запах еды. В камине потрескивали поленья.
– Неплохо обставлено, – без тени иронии заметил Алекс.
– Мне нравится, – сказал Бэзил таким тоном, словно давал понять: меня не одурачишь.
– Мне тоже.
Алекс остановился перед картиной с изображением реки, выглядевшей так, будто ее купили на распродаже.
– Это Притчард, – заметил Бэзил. – Обошлась мне недешево.
– Великолепно. – Вряд ли картина могла стоить много, будучи репродукцией, но Алекс, разумеется, не стал указывать на это. – Как давно вы здесь живете, Бэзил?
Бэзил задумался.
– Двенадцать лет, – наконец ответил он. – Где-то так. – Он показал на стулья. – Садитесь.
Мы сели.
– Что вы хотите узнать?
– Ваш отец всю свою жизнь посвятил исследованиям. Поискам иных цивилизаций.
– В смысле – инопланетян?
– Да.
– Ну в общем, да. Он почти ничего об этом не рассказывал.
– Он ведь так ничего и не нашел?
– Не нашел.
– Не мог ли он на что-нибудь наткнуться – на руины или артефакт, на что-нибудь, одним словом, – и не обмолвиться об этом никому?
Бэзил рассмеялся – нет, скорее фыркнул:
– Поверьте мне, если бы папаша нашел хоть что-то, об этом сразу же узнали бы все. О нем говорили бы во всех сетях мира. Только ради этого он и жил.
– Значит, вы даже не сомневаетесь в этом?
– Алекс, – медленно проговорил Бэзил, словно обращаясь к слабоумному, – повторить еще раз? Мой отец всю свою жизнь потратил на погоню за тем, чего нет. Он был мечтателем. Ничего так и не нашлось, но он продолжал свои поиски, пока наконец не решил, что жизнь пошла насмарку.
– И оказался прав?
– Думаю, да.
– Жаль, что вы так считаете…
Бэзил пожал плечами:
– Сейчас это не имеет значения. Он наткнулся на пару заброшенных поселений. Заброшенных, естественно, нами – людьми. Одному из них было две или три тысячи лет. В обоих случаях люди куда-то исчезли, но никакой тайны в этом не было. По одному виду этих мест он мог понять, что инопланетяне тут ни при чем. Вот и все. Думаю, он мог преподнести эти находки как свой большой успех, но они его попросту не интересовали.
– Как он вообще увлекся поисками иных цивилизаций? Не знаете?
Бэзил снова пожал плечами:
– Откуда мне знать, черт побери! Думаю, он просто был одиноким человеком. Ему надоели мы, надоела его семья, и он отправился искать других.
– Большинство мужчин в таких случаях ищут другую женщину.
– Угу. – Бэзил встал и подошел к окну. Снаружи не было видно ничего, кроме деревьев и снега на фоне серого неба.
– Вы когда-нибудь летали вместе с ним?
– В экспедицию? – Он задумался. – Один раз летал, еще мальчишкой. Мы уехали на пару месяцев, и матери это не слишком понравилось. Возможно, именно потому они в конце концов и развелись. – Он направился в кухню. – Бетти-Энн, хочешь выпить?
– Лучше чего-нибудь горячего. – Она положила руки на подлокотники, словно собираясь встать. – Давай я принесу, Бэзил?
– Конечно, – кивнул он. – Если ты не против. Как насчет твоих друзей?
– Что у вас есть? – спросил Алекс.
– Не так уж и много, – ответила Бетти-Энн, даже не заглядывая в кухню. – Пиво. «Корфу». Могу приготовить вам «Микки-мансон». – Она посмотрела на Бэзила. – У тебя еще осталось?
– «Мансон» звучит неплохо, – заметил Алекс.
– А что будете вы? – спросила я у Бетти-Энн.
– Кофе.
– Тогда мне тоже.
– Мне пиво, Бет, – сказал Бэзил.
Она скрылась в кухне, и с минуту мы слышали, как открываются двери шкафа и звенят бокалы и чашки.
– Ваш отец умер довольно молодым, – сказала я.
– Сто тридцать один год. Угу. Жаль.
– Он часто летал один?
– Как я слышал, почти постоянно. За несколько лет до смерти он ушел на пенсию, после чего все время был не в духе. Не думаю, что он нуждался в компании: она всегда была ему без особой надобности. Пожалуй, его нельзя было назвать общительным.
– Не знаете, почему он был не в духе?
– Думаю, потому, что сдался.
– Интересно, знал ли он о приближающемся шторме?
– Сомневаюсь, что отца это волновало. Он думал, будто он бессмертен, ел вредную пищу, никогда не обращался к врачу. Если бы он знал о шторме, то решил бы, что так даже интереснее. Знаю, не стоит так говорить о собственном отце, но сомневаюсь, что он был умнейшим человеком планеты.
– Вы когда-нибудь ему об этом говорили?
– Пару раз. Он отвечал, что я, мол, беспокоюсь по пустякам.
– Мне очень жаль, – сказала я.
– Знаю. Всем жаль. Можно было легко избежать того, что случилось, стоило лишь проявить больше благоразумия. Но, насколько я помню, он всегда шел напролом. Во всех случаях.
– Вам, наверное, было очень тяжело.
– Никогда не понимал, что мама в нем нашла. – Бэзил помолчал – видимо, решал, стоит ли продолжать. – Даже когда он был дома, это не очень чувствовалось.
– В смысле?
– Казалось, будто он где-то далеко. У него не находилось времени для меня. Для нас… – В голосе его прозвучала грусть, куда более сильная, чем он готов был признать.
