Внешне она выглядела незамысловато: простой цилиндр с толстыми иллюминаторами, полутора метров в диаметре и четырёх метров в длину. На торцах — выступы динамической радиационной и противометеоритной защиты. На решетчатых фермах, за плитой защиты — питающий систему изотопный реактор. С противоположного торца на цилиндре был круглый иллюминатор, оснащенный продвинутой системой звёздной навигации. Это чтобы мне не пришлось постоянно находиться в режиме.
Я был в скафандре. Техники рекомендовали оставаться в нём как можно большее время, и снимать только для того, чтобы поменять мембранный комбинезон и помыться. И я, пожалуй, был склонен прислушаться к их рекомендации.
Провожать меня вышли Катя, Лев и Кай. Персонал базы, после подготовительных операций, покинул ангар.
Мы стояли молча. Наверно, мне нужно было сказать что-то ободряющее, но совершенно ничего не приходило в голову.
— Я мечтал в детстве, что когда-нибудь полечу к звёздам, — первым начал Кай, — когда вернёшься, расскажешь, что там и как. Договорились? Пускай готовятся.
— Не рассчитывай, что полетишь туда один, — сказал Лев, обращаясь к Каю.
Они улыбнулись друг другу.
Катя посмотрела мне в глаза. Попыталась улыбнуться, но от этого усилия у неё из глаз тихо потекли давно сдерживаемые слёзы.
— Эй, эй, эй! — произнёс я, после чего подошёл к ней и обнял. Потом мы поцеловались. Странно, но почему-то после этого поцелуя тоска, поселившаяся было в сердце, растворилась. Появилось солнечное, почти радостное ощущение, что всё будет хорошо.
— Я бы хотела провести следующие две недели в стазисе Гриша, — вздохнула Катя, — но всю меня туда не засунешь.
Я улыбнулся.
— Когда мы путешествовали, часть тебя ждала нас сотни тысяч лет, — сказал я.
— Да. Но тогда мы оставались под полным моим контролем.
— Свобода — это не всегда плохо, — попытался возразить я.
— Не путай свободу с неведением, — ответила Катя и неожиданно добавила: — я люблю тебя, Гриша. Береги себя. Ладно?
— Конечно, — кивнул я, — да не переживай — у меня большие планы на будущее. На наше будущее.
Я кивнул. По очереди обнял Кая и Льва. И полез в своё новое обиталище.
Межзвездные расстояния — это очень, очень и очень большие пропасти пространства. Тюрвинг, возможности которого на Земле, и даже в пределах Солнечной системы выглядели безграничными, теперь казался детской игрушкой. Как будто я на маленьком самокатике отправился в путешествие в другой город.
В этот раз я намеренно выбрал неоптимальную траекторию прыжков. Чтобы случайно не натолкнуться на то, что «нашинковало» корабль одноклеточных. Когда Солнечная система осталась позади, а родная звезда слилась со звёздным роем в первозданной черноте, я выправил траекторию прыжков.
Тау Кита была теперь прямо по курсу. И самым психологически сложным моментом было то, что она визуально не росла даже после пары сотен прыжков.
На первую ночёвку я остановился часов через шесть. По привычке я слишком много раз входил в режим, поэтому довольно сильно утомился. Конечно, при желании можно было прыгать и дальше, но я решил поберечь силы. Ведь мне предстоял настоящий марафон, и негоже было истратить все силы на спринте.
Я снял скафандр (это было совсем не просто в таком маленьком помещении), сходил в душ. Поменял комбинезон на новый. Хотел зафиксироваться в подвесе, чтобы поспать, выключил свет. И только в эту минуту понял весь масштаб того, во что ввязался.
Раньше, даже в самых опасных ситуациях, я никогда не оставался настолько один. Всегда кто-то страховал. Даже на борту у Алисы — я смог разыграть комбинацию, потому что был не один. Даже когда оказался голым в вакууме — это продолжалось считанные секунды. На Венере рядом был Кай (даже когда я его спасал). На Земле, после знакомства с Гайей, помощь всегда была рядом, и я к ней настолько привык, что уже начал считать её частью естественного порядка вещей.
А тут я снова был совершенно один. Ближайшая возможная помощь — в шести часах непрерывных прыжков. И она отдалится на целых две недели, по нашим расчётам.
Любая несчастная банальность теперь может быть фатальной. Из медицинской помощи на борту только элементарная аптечка. Банальный аппендицит меня прикончит.
Мне остро захотелось развернуться и прыгать обратно, с как можно большей скоростью.
И только в эту секунду я понял, насколько разумным было решение Кая поставить развлекательную систему.
Непослушными руками я включил её. Нашёл в каталоге первую попавшуюся мелодраму (ни в коем случае не фантастику и не про космос!) и включил её. Только после этого я смог уснуть, под тихое бормотание человеческих голосов.
Проснулся я с ясной головой и в хорошем настроении. Беспокойство отступило; вечная тьма за иллюминатором, чуть разбавленная светом далёких звёзд, больше не давила. Наоборот — как-то особенно остро ощущался уют капсулы, этого маленького кусочка привычного человеческого мира.
Прежде, чем продолжить прыжки, я позавтракал и умылся. В душ (его вариант для невесомости) я залезать не стал, берёг ресурсы.
Настраивая навигацию, я вдруг задумался о Гайе. Когда мы были вместе — размышлять об этом было удивительно трудно. Даже до того, как появилась Катя. Связь между нами, как сейчас показалось, слишком сильно влияла на мои собственные мысли.
Нет, на расстоянии она не стала казаться монстром. Совсем наоборот — я решил, что более благородного, взвешенного, стабильного и вообще достойного уважения существа я не встречал во всей Вселенной. Кроме того, я по-прежнему любил её человеческое воплощение.
Но я впервые задумался о её мотивации. Как может себя чувствовать существо, подобное ей? С обычной, человеческой точки зрения — Гайя, практически, бессмертна. Но едва ли она сама считает себя таковой. Слишком многое менялось, можно сказать, у неё на глазах. Как ни парадоксально, но её мир — более динамичный, чем наш. Обычный человек может пойти в горы и, любуясь заснеженными вершинами, наслаждаться ощущением незыблемости мироздания. Но это совершенно недоступно существу, подобному Гайе, которая прекрасно помнит, как эти горы возникли и как продолжают выветриваться…
Для чего же она возится с человечеством? Почему хочет перенять у нас так много? Для чего стала одной из нас?
Смысл. Наверно, всё дело в смысле. Она давно переросла стадию существования ради существования; ей нужно качественное наполнение. Всё то, что способна дать обычная человеческая жизнь…
Что было бы, если бы Гайя осталась одна? Поглотила и изменила бы планету? Чем бы она стала? Отчаявшимся живым океаном, который изо всех сил стремиться изобрести собственные смыслы, и беззвучно кричит от отчаяния, потому что везде видит только себя, в бесконечном лабиринте искусственных отражений?..
От таких мыслей мне снова стало не по себе.
Я вспомнил о Считывателях. О том, что угроза Земле далеко не миновала. И после этого я сел возле стенда с тюрвингом, включил систему навигации и продолжил двигаться по направлению к звезде Тау Кита.
9
Первую планету я засёк тогда, когда Тау Кита едва перестала быть безразмерной искрой, одной из многих, и начала приобретать объём. Вернее, засёк её даже не я сам, а автоматическая навигационная система. Когда я проснулся в очередной раз и позавтракал, компьютер выдал сообщение о находке на информационный дисплей.
Для того, чтобы оказаться на орбите планеты, потребовалось всего лишь три прыжка.
Больше всего этот мир походил на Марс-переросток. В смысле, современный Марс, конечно. Огромная каменная глыба, красновато-рыжего оттенка, с зачатками атмосферы.
Количество приборов, размещенных на борту капсулы, было очень ограниченным, с их помощью я мог только грубо измерить температуру на поверхности и в первом приближении состав атмосферы. Конечно, можно было войти в режим, и путём сложных вычислений добиться большей точности данных. Но в этом не было совершенно никакой необходимости.
