В хижине он не стал смотреть данные по анализу яда, чтобы не заметили братья. Но теперь, когда ушёл от возможного наблюдения, пора было и взглянуть.
Вызвал цифры, вспыхнувшие голограммой над запястьем. Так и есть, арика! И нейролептик АФ146/ритро.
«Действие малоизучено. Предположительно замедлитель и консервант».
Редкая дрянь, раз анализатор на нём споткнулся. Замедлитель? И что теперь? Ждать? Сколько?
Он вернулся в хижину, лёг. Несмотря на холод и тревожные мысли, нужно было уснуть.
В голове билось: «Справился ли организм с полученной дозой арики? Или это будет пролонгированная смерть? Шоу на похоронах? Но зачем?»
Вальтер вздохнул. Отступать было поздно — один он отсюда не выберется. Значит, ему придётся участвовать в каких-то нелепых местных обрядах, глупых, незнакомых. Похороны — дело и без того неприятное, а при такой бурной родственной «любви»…
Не спалось.
Отдых был нужен и важен, и Вальтер начал готовить себя к трансу. Медленно, с кончиков озябших пальцев. Требовалось дать организму яркую картинку расширяющихся сосудов, и тогда сосуды и в самом деле расширятся, а пальцы согреются.
Он мысленно погладил каждый палец, задерживая внимание на кончиках, создал в воображении тёплый солнечный шарик и начал катать по большому пальцу, массируя его. Потом перешёл к указательному пальцу, к среднему… Перекинул шарик на другую ногу. Покатал и там. Дал свету перетечь несколько раз из ступни в ступню, стал разогревать мыслетворный сгусток плазмы, маленькое живое солнышко…
Стало тепло. Вальтер согрелся в лучах своего внутреннего солнца, растворился, растаял.
Сознание ушло в свой светлый дом.
От взрывов он не проснулся, только от руки Ясона, тянущейся к лицу.
Вскочил, не дав коснуться себя:
— Что там?
За снежной стеной их хижины вспыхивали и грохотали свето-шумовые заряды. Сквозь полупрозрачный снег эта пляска казалась фейерверком.
— Айю пришли, — сказал Ясон.
Он дрожал и ёжился.
Вальтер мог испугаться, наверное, но он всё ещё был согрет золотым светом своего личного солнца, и живая плазма бежала по его венам.
Спросил:
— А посмотреть на них можно?
Ясон посторонился, и Вальтер выбрался наружу. Только никого не увидел на сером предрассветном снегу, кроме Извара.
— Уже ушли? — спросил он.
— Ясон! Я же не велел выпускать его! — взревел бородач. — Чтоб тебя дакхи съело! Тебе ничего нельзя поручить!
Ясон высунулся из снежного жилища, беспомощно захлопал белыми ресницами:
— Так они же ушли? — прошептал он, тревожно озираясь.
— Стая ушла, дурак! Но вожак-то — остался!
— Кто? — переспросил Вальтер.
Ответом ему в сером снегу появился вдруг белый просвет. Он приближался, тёк, как проталина.
Скоро стало видно, что это белый хвостатый зверь. Длинный. Гибкий. Как плеть или змея, скользил он навстречу людям.
— Не шевелись! — остерёг Извар.
Зверь приблизился так, что стало видно каждый прозрачный зуб в алой теплоте пасти, каждую шерстинку на узкой морде.
— Айю! — крикнул Извар и двинулся ему навстречу.
Вдали раздались щекочущие звуки плача — так кричали собратья вожака-айю.
Белый хищник, ростом с пони и втрое длиннее, зашипел, оскалился. Его глаза вспыхнули мутным, сводящим с ума серебряным светом.
Мороз пробежал у Вальтера между лопаток: зверь смотрел ему в самую душу, прощупывал, какой из него соперник: самец, силён, злобен?
— Ай-йю!!! — крикнул Извар, махая руками и пытаясь отвлечь вожака на себя.
Но зверь обтёк его и прыгнул к Вальтеру, пугая клыками, похожими на друзы горного хрусталя.
Вальтер собрал сознание в золотистую сферу, отмёл морок наведённого страха, решительно качнулся навстречу.
Транс всё ещё убаюкивал его, и сфера сознания лучилась живой мягкой силой. Не яростью, не борьбой и соперничеством — теплом и весной, что так далеко.
Зверь прыгнул… но замер на половине прыжка.
Осел на задние лапы.
Сияние белого серебра выплеснулось из него навстречу золотому сиянию, что лилось от человека.
Зазвенели тонкие голоса колокольчиков, протыкая тишину язычками. Вальтер, поддавшись музыке, танцевавшей между лопаток, опустился в снег на колени.
— Айю, — сказал зверь, зевая пастью.
«Айю», — ответил Вальтер, не открывая рта.
Протянул руки к пушистой шубе.
Зверь вздыбился, скалясь.
— Иди, я тебя поглажу? — прошептал Вальтер и улыбнулся.
Вожак фыркнул, встал на четыре лапы. Начал пятиться боком, как кошка, медленно оттекая по крепкому насту и не оставляя следов.
Он уходил.
Хохот и щебетание смолкли: стая услышала, поняла. Вальтер ощутил кожей: айю отправлялись искать другую добычу.
Он попытался встать с колен — ноги не удержали. Упал на бок, ощущая, как тело заливает запоздалым пóтом. В голове бились чужие звуки.
— Идти сможешь? — надвинулся Извар.
Лицо его стало красным, словно ошпаренным. Он растирал щёки, болезненно морщась.
Вальтер покачал головой: ноги не подчинялись ему.
— Кто это был? — спросил он, давясь воем, что рвался из глотки вместо слов. Айю унёс с собой часть человеческого языка, оставив свой.
— Большая стая. Крупный вожак, — пробурчал Извар, маяча брату и указывая туда, где серели скалы.
Ясон побледнел. Хотя куда ещё больше?
— Что там? — спросил Вальтер, пытаясь привстать.
— Там ещё один Зверь, — отозвался Извар. — Я чую.
Вальтер потянулся к скалам сознанием. Кто там, в горах? Неужели легендарная ледяная тварь? Та, что поднимает в человеке все его страхи, сводит с ума одним своим видом?..
Та, что делает тебя тварью, если ты тварь.
Данники начали связывать термоплёнку, соображая из неё что-то вроде волокуши.
— Надо идти, — предупредил Извар. — Обязательно. Быстро. Он где-то рядом. Да и опаздывать нам нельзя.
— Чего он хотел? Айю? — спросил Вальтер, щурясь. Его клонило в сон.
— Сожрать нас хотел. Я не остановил бы его волей, — нехотя выдавил Извар. — Не ожидал, что ты сможешь. Ты — чужак. Но айю ушёл. Он пропустил тебя. Какую-то силу стая в тебе признала. Значит, ты и вправду наследник.
— Я не напрашиваюсь в наследники! — отрезал Вальтер. — Я согласился всего лишь прилететь на похороны!
Извар изогнул губы, давя усмешку.
— Он пропустил тебя, — проблеял Ясон. — Он тебя отпустил. Он ушёл!
Его белые глаза казались глазами сумасшедшего.
— А если бы нет? Что было бы с нами⁈ — Вальтер застонал от боли, рванулся подняться на голом «хочу», но мышцы свело судорогой.
Ясон вдруг закрыл лицо руками и… заплакал. Слёзы потекли по белым щекам.
— Я не хотел идти! Меня заставили, — запричитал он, словно ребёнок.
Извар скрипнул зубами, зашипел:
— Да, успокойся хоть ты! Ты же знаешь, что я бы справился! У меня есть нож, и айю я бы убил! Иди! Иди, собирай вещи!
— Неужели убил бы? — спросил Вальтер, когда Ясон уполз в хижину.
Извар растёр лицо снегом, пробормотал:
— Айю. Но не Его…
Вальтер вздрогнул.
— Вай?..
— Молчи! — остерёг Извар. — Он услышит.
— И я его слышу. Словно бы тенью за гранью сознания, — прошептал Вальтер.
— Он пока не почуял нас. Надо уходить. Быстро. Надеюсь, успеем дойти.
— А обратно как? — Вальтер был имперцем. Он привык планировать.
— Обратно можно на снегоходах.
— А сюда — нельзя было на снегоходах? — разозлился Вальтер.
Извар покачал головой.
— Это традиция, — сказал он тихо. — Только так. Пешком. По крепкому насту. Так передвигались первые колонисты.
— А лыжи они сделать не могли? — огрызнулся Вальтер.
И тут его осенило: деревья. Он ни разу со времени прилёта не видел здесь большого нормального дерева. А завод по производству пластика нужно было сначала построить. И найти для него сырье.
Вальтер подавил гнев, вдохнул морозную пыль, успокаиваясь: «Хэд с ними, с этими экзотскими обычаями. Нужно беречь нервы и силы. Неизвестно, что там планируются за „похороны“. И арика… Выдумали — наследник! Ноги бы только не отморозить».
