Когда она откинула внутренний люк, из пещеры в тамбур шмыгнула крупная белая крыса. Молли убила около минуты, загоняя ее в угол, потом отнесла назад в пещеру, чувствуя нарастающее раздражение.
В помещении пахло сновавшими повсюду кругом лабораторными животными, а выглядел зал еще хуже, чем пах. Риз не поймет, как так получилось, подумала она.
Пещера эта была первым постоянным поселением на Марсе, ее использовали до возведения Фронтеры, и по всему выходило, что это место следует законсервировать как исторический памятник.
Однако физическую лабораторию следовало разместить подальше от купола, чтобы при каком-нибудь несчастном случае не разнесло всю базу. И, что, вероятно, еще важнее, требовалось место для детей, которые не могли или не хотели встраиваться в социум, для полукалек, странных и нежеланных. В первые годы существования базы напряжение росло и росло, а потом разрешилось таким вот образом. Дети стали ночевать в лаборатории все чаще, пока около дюжины не перебрались сюда фактически на постоянной основе.
Этим утром красные огоньки были включены, но едва освещали дальние углы пещеры, где пенопластовые стены и потолок сходились с природным камнем. Крысы таскали распечатки в норы по полу, оставляя по себе смятые кучки того, чему не нашли применения. Дети спали на матрацах там же или в нишах вдоль стен, а некоторые устроились под столами в передней части просторного зала.
— Глаголь? — окликнула она. Когда-то девочку звали Сарой, но пять лет назад дети выбрали себе новые имена и перестали откликаться на данные им при рождении. — Глаголь? Ты тут?
Коротко стриженная светловолосая голова, немного крупноватая для тела, на плечах которого сидела, приподнялась со стола.
— Мам?
— Как дела? — спросила Молли, слыша неестественные нотки напряжения в своем голосе.
— Порядок. Я тебе кой-какую новую математику покажу, хочешь?
Молли аккуратно пробралась к столу дочери. В дальнем углу кто-то коротко, сдавленно вскрикнул во сне и снова затих.
На дисплее Молли увидела расчеты квантовых сдвигов кажущейся массы и заряда электрона в электромагнитном поле. В обычном варианте квантовой механики интегралы расходились. Уравнение Глаголи же было сбалансированным.
Некогда Молли выбирала между докторантурой в Техасском университете и должностью в одной из экспедиций на Марсе. Она решила, что Марс лучше, ведь там, как ей представлялось, и наука, и приключения; к тому же университетские гранты иссякли, и вузы, даже штатовского уровня, стремительно схлопывались. Она и подумать не могла, что окажется на переднем крае новейшей физической теории.
Она смотрела, как прокручиваются по экрану колонки данных. Подобно всем великим идеям, думалось ей, эта математика наделена собственной красотой, элегантна и симметрична не просто в логическом отношении, но и в самих числовых последовательностях.
— Смотри, ма, — проговорила Глаголь, — бесконечностей нет.
Молли улыбнулась этой малопонятной приватной шутке, захотела было взъерошить дочке волосы, но подавила стремление. Детям не нравилось, когда их трогали, даже себе подобные. Слишком похоже на секс, подумала Молли, на дефектный хромосомный танец, породивший их.
— Красиво, — сказала Молли. — Почти готово, да?
— Почти, — согласилась девочка.
Лучше бы так и вышло, подумала Молли. В тысячный раз с ее губ готовы были сорваться слова: Сара, нам нужно поговорить. Но не сорвутся. Она слишком долго ждала и не могла просто так брякнуть дочери, что та умирает, а Молли все недосуг было сказать. Ждала, потому что боялась, ждала, ибо надеялась — вдруг все выправится? И еще потому, что не хотела мешать дочкиной работе.
Она твердила себе, что это ради блага самой девочки, ведь работа так много для нее значит. Но и для Молли не меньше. Для всех. Если Глаголь на самом деле сумеет взнуздать антиматерию, если построит действующий транспортер… тогда на кону окажутся жизни их всех.
Глаголь откинулась в кресле. Плотные ровные линии тела, бледно-желтая ночнушка в пятнах.
— Почти готово. Кроме нескольких переходных процессов. Я вижу, куда дело идет, но не всегда… не всегда понимаю, как добраться. Ты не хочешь мне сказать, чего так боишься?
Поразительная интуиция девочки в том, что касалось квантовой физики, была, по впечатлению, частью некоей более общей эмпатии. Она не способна прочесть твои мысли, сказала себе Молли. Она эмоции считывает.
— Помнишь, я тебе про корабли с Земли рассказывала? — Это не вся правда, даже не половина, наверное. Но Молли явилась именно поэтому. — Один из них идет на посадку.
— Тот, где Риз?
— Именно так. Тот, где Риз.
Молли села на корточки рядом со столом и взялась обеими руками за подлокотник дочкиного кресла.
— Послушай. Я знаю, тебе это не очень интересно, а вот мне и остальным взрослым — очень-очень. Понимаешь, если люди с Земли пронюхают, чем мы здесь занимаемся, то попытаются у нас это отобрать. Многим навредят, возможно, даже убьют. Поэтому я хочу попросить, чтобы ты ни с кем не говорила ни про транспортер, ни про антиматерию, ни про что другое. Ты обещаешь?
Девочка очистила выдачу программы, и уравнения канули в черную пустоту.
— Пожалуйста.
— Это для Кёртиса? — произнесла Глаголь наконец. Молли она, по крайней мере, согласна была называть мамой, но отца неизменно звала Кёртисом.
— Нет, — сказала Молли, — это для меня. И для твоих друзей. Не хочу, чтобы земляне твоим друзьям навредили.
Господи, что за чушь, подумала она. Почему бы сразу не сказать, что земляне во-от с такими длинными раздвоенными хвостами и младенцев едят?
Глаголь нажала кнопку Fn, и экран заполнили мерцающие графики. Девочка уставилась на них с таким видом, словно пробовала извлечь скрытый смысл, а на Молли смотреть не хотела.
— Хорошо. Я никому не скажу. Под купол вернуться надо?
— Тебе решать. Риз наверняка захочет с тобой повидаться, рано или поздно, но думаю, что мы это уладим. Когда вернешься…
— Да-да, я поняла. Никому ни слова про пещеру.
— Ты согласна?
— Ну да. Да, согласна.
Молли поднялась. На большее рассчитывать действительно смысла нет.
— Я попрошу тебя поговорить с остальными. Ты поймешь, как им объяснить.
Она ежедневно сталкивалась с тремя-четырьмя детьми — у этого парнишки странные таланты к интегральной схемотехнике, а вон та девочка в шестнадцатеричном машинном коде умеет думать, — но в их жесткую, эксклюзивную культуру доступа не получила.
— Ну да.
Уходя, Молли слышала, как пальцы девочки продолжают барабанить по клавишам.
Она выбралась наружу, не уведя за собой ни крыс, ни обезьян. Обогнула скальный выступ, закрывавший пещеру от базы, и увидела, как у южного воздушного шлюза с носилками наготове выстраиваются медики.
МЭМ яркой вспышкой проявился из солнечного сияния на востоке. Молли заторопилась вниз по склону, понеслась длинными плавными скачками и успела встать рядом с Блоком в тот момент, когда модуль завершил спуск и скрылся в клубах взметнувшейся марсианской пыли.
Для Риза все началось в Мексике.
В безумно жаркий послеполуденный час замолкали даже птицы. Бассейн, глубоко-синий, широкий, как озеро, посылал навстречу глазам Риза осколки отраженного солнца. Последний глоток «богемии» вышел невыразительным и солоноватым. Он швырнул бутылку в песок, рядом с ее предшественницами.
Отель «Казино-де-ла-Сельва», реальная глухомань. Риз в жизни не думал, что его сюда занесет. По утрам он иногда прогуливался по Карлос-Фуэро до баранки — каньона с обрывистыми стенами, полного мусора и цветов; здесь проходила граница между деловым центром и восточной третью Куэрнаваки. Он добирался до узкого моста, но не мог себя заставить пересечь его.
По утрам он пил пиво, по вечерам — мескаль. Раз в неделю покупал галлюциногенные грибы, Psilocybe cubensis, у мальчика, привозившего свежие овощи. Грибы преображали разваливающийся дворец былых наслаждений в сказочный край, лианы и сорняки на заброшенных кортах для игры в джай-алай обретали таинственный смысл, а круглое здание казино в окружении крошащегося бетона вертолетных площадок уподоблялось покинутому инопланетному звездолету. Внутри пыльно, мебель все больше поломанная.
