И в этот момент Дантеро выстрелил на звук. Хвастливая речь в одночасье булькнула и замолкла. Превзошёл? Так или сяк, а пережил ненадолго.
Дантеро и Кай осторожно приблизились к позиции в глубине ветвей, откуда безуспешно вёл огонь и глупо поддался на провокацию не в меру болтливый Райан. Увидели, что охотник, сражённый в лоб, так и остался сидеть на развилке ствола в метре от почвы, где мясистые листья прекрасно скрывали его от взоров, но не от выстрелов.
— Наповал с первого выстрела, — констатировал Дантеро. Кажется, вербовщик знал дело Райана намного лучше него самого.
Ой, а что это у него? В агонии Райан выпустил бластер (тот валялся под деревом), но обеими руками вцепился в какой-то предмет, явно из числа сидских артефактов. Отчего-то бедняга его выделил, не включил в число приманок на валунах.
Кай присмотрелся: цилиндрическая форма, звёздчатый набалдашник, на нём — знаки, среди которых чаще других повторяется знакомая идеограмма: 'место', универсальная для всех сидских языков. О каком таком месте этот предмет призван напомнить владельцу? Нет, не понять, пока не возьмёшь в свои руки. Кай подошёл к мертвецу, морщась от отвращения, принялся разжимать пальцы, сведенные последней судорогой.
— А ну не смей! — услышал он резкий окрик. Обернувшись, Кай встретился взглядом с уродливым раструбом бластера, направленным прямо ему в лицо.
Э, да война всех против всех ещё не закончилась! Что за вирус сверхагрессивного поведения в одночасье покосил джерихонцев?
9
Ввиду всей череды событий с господами охотниками из экспедиции, само твоё положение на чьей-либо мушке имеет скверный прогноз. А что Дантеро минуту назад был, как будто бы, на твоей стороне, тоже ведь восходит к недавним прецедентам. Отчего большинство из тех десяти так легко подставились? Да попросту продолжали по инерции доверять тем, кто уже перестроился. Инерция залог самообмана.
Эх, оборот проигрышный. Но выпутываться-то надо.
— В чём дело, приятель? — постарался произнести по возможности миролюбиво. Вот только слово 'приятель' прозвучало скорее высокомерно. Ну не наделён Кай талантами к искусству дружелюбного заискивания.
Болото красноречиво булькнуло и запузырилось, потом разродилось мелкой воронкой, как водослив в унитазе.
— До прихода Эрнандеса здесь никто ничего не трогает! — объявил Дантеро. Только-то? А Кай уж подумал...
— Тогда можешь расслабиться, — промолвил с ленцой, без большой заинтересованности, — я в эти игры вообще не играю.
Ключевое слово здесь 'игры', именно оно вводит все по-настоящему важные вещи, с человеческими смертями включительно, в игровой контекст. Где игра, там и правила, там и люди становятся функциями-игроками, поскольку согласились вести себя игровым образом. И не становятся, если не согласились. А уж игра в 'царя горы' точно придумана не прытким Дантеро, тем более не рядовым охотником Райаном. Её немудрёные правила...
— Попробуешь выхватить свою пушку — тебе конец! — прошипел Дантеро. Ишь, подсказывает. А вот не попробую!
— Отдай револьвер! — ах какое провокационное требование. Револьвер есть образ мужской силы, отдать его безропотно чревато потерей самоуважения, но малейший ропот даёт указание: ты в игре.
— Держи, — теперь уже с истинным дружелюбием согласился Кай, протягивая семизарядную 'менору'. Учитывая некогда погашенные, да так и незажжённые для нынешнего случая свечи на канделябре, много мужской силы Дантеро не позаимствует.
— За ствол передавай! — вдогонку потребовал вербовщик. — Рукоятью ко мне! — Кай, строго говоря, так и делал, просто Дантеро нуждался в дополнительном сотрясении воздуха. Ну-ну.
Стоило царю горы получить в своё распоряжение разряженную пушку, он изумился, и Кай таки смог остаться вне опасной игры.
Он благоразумно дал себя обыскать, и Дантеро, проведя процедуру со знанием дела, с головой выдающим его былую принадлежность к таможне, а то и космополу, разочарованно хмыкнул:
— Забирай-ка свою железку! — и задумчиво. — Не возьму в толк, на что ты надеялся?
— В какой момент?
— Когда цацку у Райана выцарапывал.
Да уж, в игре 'царь горы' выцарапывает цацки лишь тот, кто имеет какой-то ресурс, чтобы их удержать. Но ведь Кай сюда заглянул из другой игры. Совсем из другой. В 'большого учёного'.
— Я не хотел ничего забрать, — честно сказал. — Мне хотелось лишь посмотреть... — вот и как же теперь не впутать сюда ксеноисторию?!
— Но зачем тебе надо смотреть на цацки?
Признаться, мол, я в них малость понимаю? Эх, не раскрываться бы так первому-то попавшемуся вербовщику из Нового Джерихона.
— А за тем, что что-то ведь в них привлекает Адских Червей! — о, вот оно, версия в рамках нужной учёной специальности.
Дантеро помрачнел, вглядываясь в бурлящую пузырьками газа чёрную воду Адских топей, проглядывающую между мшистых зелёных валунов.
— Ах ты ж адова задница, таки верно! Значит, жуткая тварь, которая их проглотила, а потом 'потеряла', может за ними ещё вернуться?
— Как и любая другая жуткая тварь. Ну, в числе особей того же вида. Которыми так и кишат здешние топи, по словам Эрнандеса.
— Чёртова гадость! Значит, сидя у этой выставки, мы крупно рискуем? — Дантеро кивнул на сидские артефакты, разложенные рядом на валунах. Если до сих пор он видел в них главным образом вещественные доказательства, то теперь взглянул объёмнее, что ли. И ужаснулся.
— Думаю, что не только мы, — уточнил Кай. — Даже Симпсон рисковал на своём космодроме, до которого отсюда пилить и пилить. А всё почему? Ловкач Эрнандес наладил торговлю цацками в обход Флореса, так? А своей Башни Учёных в Новом Джерихоне нет. Это значит, артефакты вообще никто не исследовал. Ни по сути, ни с точки зрения безопасности. Привлекают червей — да, эмпирически выяснено. Но все ли привлекают, или отдельные типы штуковин? Пока неизвестно, да? А сколько там может случиться других угроз, помимо провокации червивой атаки?
— Однако, — пробормотал Дантеро, — должен признать, ты раскрыл мне глаза. Выходит, лишь стены посёлка могут служить гарантией...
— От червей? Может быть. Но и то не уверен! — вздохнул Кай.
Бедные-бедные стены Нового Джерихона, не удержать им внутри целый табун Троянских коней, принесенных в недобровольный дар сидской ксенокультурой.
9
Чего Кай ненавязчиво добивался, то ему Дантеро и предложил. Изучить артефакты. Наскоро, в экспресс-режиме, но хоть что-то о них понять. С целью определить, какие же свойства 'цацек' выступают релизерами инстинктивных программ Адских Червей. Тех странных программ, что заставляют заблудших тварей крушить всё и вся на пути к поглощению несъедобных штуковин в пластиковых ящиках.
— Думал дождаться Эрнандеса и всех остальных, — в задумчивости произнёс Дантеро, — и ничего здесь не трогать. Потом решил было собрать цацки в охапку и унести подальше от Адских топей. Сейчас думаю иначе. Негоже нести за родные стены то, что их может разрушить. Надо выбрать. Найти ту конкретную гадость, которая подло зовёт к себе из болота этих вонючих тварей — и зашвырнуть её им. Сразу, пускай подавятся.
И кто бы сказал, что Дантеро к последней идее пришёл не самостоятельно? А уж чудненький речевой оборот 'родные стены' без намёка на образ падения Иерихонских стен звучит, словно музыка. 'Большой учёный' положил на лопатки 'царя горы' и сейчас по царскому же заказу возведёт храм, где и будет жречествовать в собственное удовольствие.
Как бы только из топей вновь не приполз тот 'жрец' в первозданном смысле, которому под силу сожрать и жертвенные артефакты, и царя с учёным в придачу. Могучей-то твари тоже соперники не нужны.
Потому большому учёному приличествует скромность.
И смирение. Да, и смирение.
В диалоге с Дантеро услышать про 'родные стены', но всё же не приплести специальных сведений про библейский город — это смирение и есть. Для нелегального ксеноисторика — штука необходимая.
