Ознакомительная версия.
– Антон, ты ведь уже не ребенок. Твоя психика сформирована и может попросту не выдержать…
Беглов ласково обнял Рейчел.
Они стояли неподалеку от площадки строящегося жилого поселка. Война оставила на Юноне лишь подземные бункера, все остальное представляло собой либо руины, либо трудно проходимые заросли. За тысячу лет здесь сформировалась своя уникальная система, которую уже нельзя было назвать привычным термином «экологическая».
Часть кибернетических механизмов, уцелевших после орбитальных бомбардировок, продолжали функционировать, а если быть точным в определениях – жить, ибо везде можно было наблюдать следы их борьбы за существование, саморазвития, которое порой принимало самые причудливые, непредсказуемые формы.
– Странно. – Произнесла Рейчел после долгой паузы.
– Что странно? – Переспросил Антон
– Наш мир меняется. Ты собираешься имплантировать себе кибернетические модули, Мерфи наоборот, грезит о том дне, когда в его схему введут биологические компоненты. Все смешалось.
– Каждый стремиться к совершенству, – философски ответил Антон. – Но всякий видит его по-своему.
– Тогда объясни, зачем тебе дополнительные импланты, милый? Ты считаешь, что станешь от этого лучше, совершеннее?
– Я люблю тебя, Рейчел. И хочу, чтобы мы с тобой имели единое мироощущение.
– Так вот в чем дело? – Она нарочито нахмурилась. – Считаешь себя ущербным, да? Глупенький.
Беглов улыбнулся краешком губ.
Странное ощущение – любовь. Особенно когда оно приходит внезапно, и ты понимаешь, что мир вокруг меняется, уже совершенно не укладываясь в рамки прежнего жизненного опыта.
Чувство, возникшее между ним и Рейчел, представлялось Антону чем-то хрупким, неуловимым, и в то же время постоянно витающим рядом: в мыслях, поступках, словно легкая форма помешательства, внезапно настигшая уже сформированное сознание.
– Давай не будем больше спорить, ладно? – Он заглянул в глаза Рейчел. – Мир действительно меняется. Тебе не кажется что тут, на Юноне, ясно обозначены две ветви, на которые разделилась цивилизация? Мы где-то перешагнули грань, причем не в современности, а достаточно давно, только упорно не замечали этого…
– О какой грани ты говоришь?
– Существуют люди и машины. Раньше все было понятно, мы развивались по отдельности, теперь же эта ясность исчезла. Киберсистемы оказались способны к самостоятельному развитию, часть машин хранит матрицы сознания людей, киберпространство становиться средой более комфортной для общения и обмена информацией, чем реальность физическая. Так почему я должен оставаться прежним? Я не хочу возвращаться на Ганио и снова вступать в отряды наемников. Мое место тут, на Юноне, но чтобы понять этот мир, я должен воспринимать его двойственность. А как добиться этого без имплантов, без общения с машинами, с сознанием таких, как Мерфи или Рощин?
– Убедил. Поцелуй меня.
* * *
Элио. Особняк Герхарда Коха. Пригород Раворграда…
Ему не спалось в эту ночь.
Что-то надломилось внутри, но Герхард упрямо не хотел признать, что эмоции, так долго и тщательно сдерживаемые в течение многих лет службы, внезапно взяли верх над прагматичным рассудком.
Раньше он не знал, что такое бессонница.
Оказывается – страшное состояние, способное довести до морального истощения кого угодно.
Мысли роились в голове, не давая отрешиться от проблем уже минувших. Ну, какое теперь ему дело до Земли, Линии Хаммера, колониального транспорта «Альфа»?
По сути, нужно признать поражение, смириться с отставкой, тем более, что ушел он добровольно, был обеспечен материально, вот только гложущие разум мысли не давали увидеть ни одного положительного аспекта, как в настоящем, так и в ближайшем будущем. Если он решил полностью отойти от дел, зачем, спрашивается, спускался в секретные хранилища бункера?
Не выдержав, Кох встал из глубокого удобного кресла, в котором сидел, погрузившись в мрачные раздумья, и направился в свой кабинет, оборудованный, как и на службе, по последнему слову техники.
Четыре кристалломодуля лежали на столе перед терминалом компьютерного комплекса. Неяркий свет индикационных сигналов падал на них, играл острыми злобными отблесками на гранях заключенных в прозрачную оболочку кристаллов памяти.
Одно за другим он открыл на панели терминала четыре адаптационных гнезда и вставил в них модули «Одиночек», хранившихся в архиве штаба флота среди прочих материальных свидетельств Первой Галактической.
Дождавшись пока завершится тест, и все устройства выдадут изумрудные сигналы готовности, свидетельствующие о полной исправности кристалломодулей, он привычным мысленным усилием вошел в киберпространство своего кабинета.
Перед ним в знакомой обстановке, стояли четыре фантома.
Кох невольно вздрогнул, увидев их, хотя рассудок подсознательно ожидал подобной картины. Неприятно поразило другое: осмысленное выражение на лицах призраков, их индивидуальность, как в чертах, так и в позах, взглядах…Выходит, они все осознают факт собственного существования, в том числе и серийные матрицы, несущие, если можно так выразиться, «собирательный образ», частицы которого были позаимствованы у разных пилотов серв-машин?
Никто из фантомов не проронил ни звука, они стояли и смотрели на Герхарда, не то в послушном ожидании приказа, не то в равнодушной отрешенности…
Словно четыре джина разом выпущенные из своих бутылок, – неприязненно подумал Кох. В киберпространстве он ориентировался неплохо, работу с машинами через имплант знал на «отлично», но в этот раз все выглядело, вернее, ощущалось не так, как обычно.
– Имя? – Обратился он к первому из них, просто потому, что тот стоял ближе.
– Станислав Донецкий. – Спокойно ответил он.
– Ты осознаешь себя?
– Естественно. – Голос фантома оставался ровным и сухим.
– Кто ты?
– Я не пойму тебя старик. – На этот раз ответ прозвучал чуть резче. – Ты откуда взялся? Где моя машина и какого Фрайга… – Произнося эти слова, Донецкий внезапно протянул руку, видно намереваясь ухватить Коха за отворот одежды, но его рука нашла пустоту.
– Здесь вопросы задаю я. – Процедил сквозь зубы Герхард, которого с первой секунды диалога нисколько не забавляла возникшая ситуация.
– Что за хрень? – Сумрачно и грубо осведомился Джон Сейч. В отличие от Донецкого его матрица практически не претерпела фрагментации, и знаменитый пилот, специализировавшийся на «Фалангерах» имел гораздо больше оснований для формирования посмертного «эго». – Мы уже какую неделю не вылезаем из боев, жрем и спим в рубках, а тут… – Он обвел взглядом обстановку кабинета, – мы в бункере что ли? Меня контузило? Совершенно не помню, как попал сюда.
Ознакомительная версия.
