– Мне понятно, к чему ты клонишь, Эйми, но я скажу тебе сразу, что отказываюсь ввязываться в эту историю. Тебе понятно?
– Подумай как следует, моя дорогая. Посмотри на мое предложение непредвзято. Постарайся пробудить в себе здоровое любопытство ученого.
– Я не собираюсь обхаживать его, чтобы ты потом замеряла и анализировала его реакцию, – с горечью произнесла Клэрити. – Неужели, по-твоему, я тоже нечто вроде того транквилизатора, который ты впрыснула ему, чтобы он не слишком переживал свое положение подопытного кролика?
Вандерворт отошла в сторону от бежевого контейнера.
– По крайней мере, теперь ты знаешь, что от тебя требуется. Уверена, что ты в итоге примешь правильное решение, хотя бы потому, что ему без тебя не обойтись. Я призываю тебя не поддаваться минутному настроению, а все хорошенько и не торопясь обдумать. Ведь помимо всего прочего, он весьма симпатичный молодой человек, хотя изо всех сил старается не выставлять этого напоказ.
– Я не орудие в твоих руках. Меня не купить за деньги.
На этот раз Вандерворт искренне изумилась.
– А это мы еще посмотрим, моя дорогая. Я ведь еще не сделала тебе конкретного предложения. Подумай вот о чем. Если ты вернешься в “Колдстрайп”, я не стану препятствовать. Но тогда ты не узнаешь, что же стало с нашим драгоценным Флинксом – как он развивается, какие таланты проявляет, а главное – ты никогда не узнаешь, кто занял твое место около него.
Клэрити думала, что это какое-то наваждение. Неужели перед ней Мамочка Вандерворт, неужели это она с таким спокойствием раскрывает перед ней карты в преступной игре? Нет, такое случается только в телепередачах. Просто не верилось своим собственным глазам, которые говорили, что на столе слева от нее в саркофаге лежал Флинкс, неподвижный, как покойник.
Клэрити не сомневалась, что Вандерворт выложила ей всю правду. И если она не согласится, то Вандерворт и те, кто за ней стоит, постараются уговорить кого-нибудь еще занять ее место в сердце Флинкса. Они не остановятся до тех пор, пока не найдут требуемое сочетание ума и красоты. И пусть той другой не будет никакого дела до Флинкса, зато она не станет задавать лишних вопросов. Если Клэрити не безразлична судьба Флинкса, ей ничего не остается, как согласиться с предложением своей начальницы поработать на “Скарпанию”. Хотя бы временно, пока у нее не созреет какого-нибудь решения. Или пока не подвернется случай вырваться из цепких лап Вандерворт. Главное – выиграть время.
– Мне бы хотелось знать – чисто теоретически – что будет, если я отвергну твое предложение и поставлю в известность обо всем власти Горисы.
Голос Вандерворт даже не дрогнул.
– Вот чего бы я тебе не советовала, моя милая. Независимо от того, что ты думаешь обо мне в эту минуту, за время нашей совместной работы я сильно привязалась к тебе. В моих глазах ты всегда останешься талантливым генинженером, к тому же наделенным редким даром увлекать за собой других.
Вот и все. Больше Вандерворт не добавила ни слова. Никаких угроз, ни явных, ни скрытых. Лишь вкрадчивая просьба, подкрепленная, правда, присутствием Дабиса и Монконкви и их оружием.
– Допустим, я сделаю вид, что согласна на все твои предложения, а сама потихоньку улизну и донесу обо всем Церкви.
Вандерворт на минуту задумалась, а затем кивнула.
– Что ж, не исключаю, что ты способна на такой шаг. Тебя всегда отличала находчивость, и к тому же ты далеко не тот наивный ребенок, каким пришла в нашу фирму. Возможно, тебе удастся найти падре, способного поверить в твою историю. Но к тому времени, как начнутся поиски, мы и молодой спящий человек будем уже далеко отсюда в надежном месте. Вы даже не сможете проследить, куда мы исчезнем, ни ты, ни Церковь. Лично я спокойно отношусь к дополнительным расходам, а вот “Скарпания” – вряд ли. А поскольку у тебя вряд ли найдется сумма, способная возместить ущерб, боюсь, что они будут вынуждены прибегнуть к сведению счетов.
Клэрити исчерпала свои аргументы и поникла. Вандерворт тотчас поняла, что ей удалось добиться своего и она с большим трудом сдержала довольную улыбку. Теперь ее юная подруга ограничится эмоциональной реакцией, а это не страшно.
Флинкс привык к странным сновидениям. Этот сон не был исключением. Он ощущал себя парящим где-то под поверхностью озера с кристально чистой водой. Пип примостилась рядышком с ним, а вместе с ней и Поскребыш. Но никто из них не плыл. Никто не дышал. Они словно находились в подвешенном состоянии под гладкой зеркальной поверхностью, скованные холодной умиротворенностью.
И хотя Флинкс знал, что рискует захлебнуться, он попытался попробовать воду на вкус. Выяснилось, что он не способен втянуть в себя ни единой капли ни ртом, ни носом. Это была какая-то особенная вода, скорее напоминавшая воздух. Может, так оно и было. Или же он плавал под самой поверхностью моря из метана или жидкого азота.
Временами Флинкс различал, как сверху мелькали какие-то тени, но это случалось не часто. Он различал лица каких-то крылатых существ, скорбно склонявшихся над ним прежде, чем упорхнуть прочь. Он пытался заговорить с ними, пытался дотянуться, но не мог. Он вообще не мог пошевелиться. Судя по тому, что невозможно было почувствовать исходящие от существ эмоции, талант его тоже дремал. Образы, которые он видел, были расплывчатыми, в них не было ни враждебности, ни душевной теплоты, а лишь спокойное безразличие.
Происходящее не тревожило его. Наоборот, каждой клеточкой он чувствовал умиротворение. Голод и жажда представлялись отвлеченными понятиями. Правда, где-то в глубинах сознания едва ощутимо пульсировала мысль, что так не должно быть, что ему следует постараться стряхнуть с себя оцепенение, пошевелить онемевшими членами, попробовать встать.
Напрасная трата времени. К чему все эти попытки проанализировать это странное состояние? Достаточно того, что он покоится под поверхностью озера, не замечая остального мира, каким бы тот ни был.
Зато он ощущал эмоции летучих змеев и знал, что они испытывают то же самое. Им грезилось, что они летят в пустынном пространстве, где нет ни облаков, ни земли внизу, ни лесов, ни рек. Однако сон этот будоражил змеев, и у них подрагивали крылья.
Никто из находившихся в комнате не заметил, как оба летучих змея слегка пошевелились и затрепыхали крыльями. Какая разница, ведь в любом случае они продолжали находиться под действием снотворного. И хотя их устойчивость к морфогазу была выше, чем у Флинкса, ни один из них так до конца и не пришел в сознание. Они только слегка пошевелились, а затем снова впали в оцепенение. Так повторялось несколько раз, пока они, попавшие в западню на земле, грезили о небе.
