Палец потянул спусковой крючок. Выстрел! И этот централ погиб. Его голова разлетелась, словно перезревший арбуз. Правда, я с трудом удержал свой автомат. Ствол зацепился за шлем и у меня его едва не вырвало.
Стоп! Секундная пауза. Взгляды влево и вправо. Дальше еще одно помещение и там тоже противник.
Десантники действовали без приказа, за плечами каждого бойца огромный опыт, и моей команды никто не ждал. Снова полетели гранаты. Опять взрывы и мы продолжили наступление. Впрочем, вскоре убивать стало некого. Централы, кто уцелел, покинули здание. Позиция осталась за нами, и поступил вызов от капитана Адамса:
— Строгов! Проход расчистили! Отход!
Десантники, которые потеряли двоих убитыми и троих ранеными, не бросая тела товарищей, собрались внизу и мы снова пустились наутек. Торопились. Бежали со всех ног и успели. Только нырнули в темноту подземелья, как снова начался артиллерийский обстрел. На этот раз вражеские артиллеристы знали, куда бить. Ведь не все солдаты централов были уничтожены и они работали за наводчиков. Вот только нас на поверхности уже не было. Мы ушли…
Централы не могли успокоиться долго. До самого вечера, обстреливая развалины и прочесывая город, они вели поиск. Но ничего, кроме мин и растяжек, не обнаружили. Наше убежище, по-прежнему, было тайным местом, и вечером, поужинав и помывшись, я приказал привести пленника, майора гвардии. По армейским меркам он полковник, а по флотским капитан первого ранга, так что птица важная и вражескому офицеру было, что мне рассказать.
Расположились в отдельной комнате, чтобы никто не мешал и не бился в истериках. С нами не только военные, но и гражданские, а они люди впечатлительные и, несмотря на бомбежки и оккупацию родной планеты, у некоторых все еще сидят в голове тараканы. Они могут вспомнить о недопустимости пыток, а нам это ни к чему, так как мы люди простые. Есть враг и его жалеть нельзя. Тем более что никаких конвенций с централами никто не подписывал, ни имперцы, ни корпоранты.
В общем, место было. Я присел за стол, и привели связанного пленника, которого усадили напротив.
Майор, что странно, был моим ровесником. Скуластый брюнет чуть старше двадцати лет, а уже гвардейский офицер в немалом чине. Впрочем, если подумать, ничего странного. Я тоже молодой, а уже адмирал. И пленник мог стать майором по протекции.
Кинув на него взгляд, я начал допрос:
— Как тебя звать?
Он покачал головой, зыркнул на меня исподлобья и пробурчал:
— Я буду молчать.
— Не хочешь по-хорошему?
— Нет.
— Что же, это твой выбор, — я кивнул Ломову: — Начинай, Жора.
Ломов кивнул в ответ и рванул рукав пленника. Темно-зеленый камуфляж не выдержал, ткань треснула и обнажила плечо гвардейца. После чего Жора вонзил в него шприц и вколол централу «сыворотку правды».
Пленник хранил молчание, а мы наблюдали за ним и вскоре хитрая микстура сработала. Веки гвардейца слегка прикрылись, зрачки сузились, а на лбу пленника выступила густая испарина. Можно продолжать допрос и я повторил свой вопрос:
— Как тебя звать?
Гвардеец не хотел отвечать, то ли слишком упрямый, то ли очень правильный и решил хранить верность присяге. Но присяга хороша во дворцах или на парадах. Там клятвы властителю и государству кажутся незыблемыми. А в полевых условиях все гораздо проще и жестче. «Сыворотка правды» самый мягкий вариант, а если действовать грубо, расколоть можно любого. Засунуть под ногти иглу, отрубать пальцы, просто избивать или засунуть человеку в задний проход подогретую железку. Человечество много чего придумало, дабы другие люди не могли хранить тайны. Так что могу сказать, что несгибаемых героев нет, таковых в принципе не существует, и пленный централ не исключение. Поэтому, немного помедлив, он ответил:
— Арнольд Шлех.
— Звание?
— Майор.
— В каком подразделении служишь?
— Вторая рота, третий батальон шестой бригады отдельного гвардейского корпуса.
— Какую должность занимаешь в данный момент?
— Адъютант генерала Ивара Логана.
«Надо же, — промелькнула у меня мысль, — действительно, важную птицу захватили. И Шлех, наверняка, знает, где сейчас Обадия Ноймарк».
— Ты единственный адъютант генерала?
— Нет.
— Сколько вас всего?
— Шесть.
— Все гвардейцы?
— Нет. Я один из гвардии, остальные армейцы.
— По какой причине ты оказался в бронеколонне?
— Мне нужны записи в боевую книжку. Поэтому вызвался на выезд. Участвовал в разгроме вражеской базы и лично сопровождал пленных к аэродрому.
— И генерал тебя отпустил?
— Да. Он недолюбливает гвардейцев.
— Почему?
— Мы не только солдаты, но и наблюдатели. Следим за командирами кораблей и соединений. Оцениваем каждого и составляем на него рапорт. В случае подозрения на измену, самостоятельно принимаем решение, кому жить, а кому умереть.
— Советник Бартоломью Эшенбах до сих пор при штабе Логана?
— Да.
— А тоффер Обадия Ноймарк с ним?
— Да.
— Ты лично с ним знаком?
— Нет. У нас никаких общих интересов.
— План-схему штаба в Ольсбурге нарисовать сможешь?
— Смогу.
— Коды к внутренней информ-сети штаба знаешь?
— Знаю.
— Нам они могут пригодиться?
— Нет.
— Почему?
— Коды меняются каждые шесть часов.
Разговаривать с пленником, который находился под воздействием наркотиков, было сложно. На большую часть вопросов он отвечал односложно, в основном «да» или «нет». По этой причине допрос затянулся. Но в итоге я вытащил из него очень много ценной информации. Каковы силы противника? Каковы планы генерала Ивара Логана? Насколько сильно укреплен Ольсбург? Ну и так далее. Вот только что делать с этой информацией и как ее использовать я не знал. Понятно, что самое главное сброшу Бальдуру Саксу, который передаст сведения в штабы корпорантов. Это нужно сделать сразу, как только связисты развернут нашу собственную радиостанцию с системой ЗАС. А что потом? В данном случае от меня ничего не зависело. И, отправив пленного в камеру, я достал планшет другого гвардейца, Хасана, которого убил на борту «Розалинды».
Третий день в бункере. Вылазок больше не было, нас обложили плотно. По этой причине мы затихли. Сидели, словно барсуки, в норе, не шумели и не выходили на связь. Где-то наверху по развалинам ползали вражеские разведчики, мехстрелки и штурмботы, а в воздухе висели беспилотники и ударные дроны. Пускай. Обнаружить нас они, по-прежнему, не могли. И все бы ничего, но скука одолевала. Хотя мне было чем заняться. Я продолжал допрашивать пленного майора, а еще изучал содержимое планшета, который принадлежал покойному Хасану, кстати, по званию он был лейтенантом.