— Манойя — нагуаль Ведьмы. Я понимаю, что аналогия условна. И тем не менее… Мой, как вы его назвали, зверь вытащил меня с того света. Лежал рядом и тащил. Мои мигрени — без Катилины я бы сломался. Теперь я уверен в этом. Не удивлюсь, если опцион Метелла пребывает в добром здравии. Я прав?
— Да. Самочувствие опциона Метеллы на высоте.
В интонациях госпожи Зеро, в посадке головы, в легком взмахе руки крылось подозрительное веселье. Она не лгала насчет здоровья Ведьмы, но подразумевала что-то, о чем Марк не знал, о чем ему знать не полагалось — во всяком случае, сейчас. Безмятежность лейтенанта Илхикамины, кайфующего под тягой, служила обратной стороной состояния Метеллы, но решка монеты — не противоположность орлу. Опять же, Ведьма у парикмахера… Отставить, боец, шепнул обер-центурион Кнут. Угомонись. Хочешь читать людей, как открытую книгу? Держись старой стервы, она научит.
— Зачем вам я? Хотите молодого адъютанта?
Старуха отступила на шаг:
— Наглец. Хам.
— И все-таки?
— Нарываетесь на трепку, юноша?
— Разрешите?
Марк протянул руку. На «вы», отметил он. Она вернулась к обращению на «вы». Точнее, это я ее вернул. Ее манера покусывать собеседника в каждой реплике… Это приглашение. Обострение диалога, форсаж. Проверка на вшивость. Огрызаться, обижаться, терпеть — ни один из методов не работает. Но стоит перехватить инициативу, резко сменить тему, выпустить коготки, зевая так широко, что рискуешь вывихнуть челюсть — и уже ты ведущий, а она ведомая, и наслаждается этой ролью, потому что добилась своего.
— Сколько угодно, — госпожа Зеро протянула ему веер. — Держите.
— Мой рапорт, — Марк потряс бумагой. Злость пузырилась игристым вином, шибала в сердце, легким хмелем кружила голову. Злость — приправа, злость — вишенка на торте; кажется, Марк нашел верный тон. — Не сомневаюсь, я предложил массу ценных соображений. Я был на высоте. Арест же — не арест, а краткосрочный отпуск со всеми удобствами. Вам надоел Мамерк, вы наметили свежатинку. Так?
— Мне надоел Мамерк.
Старуха наклонилась, зачерпнула ладонью, как ковшиком, воды из фонтана. Плеснула себе в лицо, смывая усталость. Это было безопасно: госпожа Зеро давно обходилась без макияжа.
— Надоел — не то слово. Он меня взбесил, этот Мамерк! Когда я отдаю приказы, их надо выполнять, а не ломать комедию. Если я требую вывести кого-то из зала, значит, надо выводить, и баста. Руку ему, видите ли, сломали! Молодой человек, когда вы сумеете вывихнуть Агриппе Мамерку хотя бы палец, я лично позабочусь, чтобы вам присвоили титул отца отечества! Вы спросили, я ответила: Мамерк вчера огреб по полной. Теперь о вашем предполагаемом адъютантстве…
Ладонь-ковшик. Вторая порция воды.
Капли текли по морщинам.
— Да, я готовлю вас на эту роль. Точнее, для этой каторги. Только не для себя, и не надейтесь. Вы — полено, чурбан. Годы и годы уйдут на то, чтобы обтесать вас как следует. А я не вечная.
— Вы…
Под напором старухи Марк слегка поплыл.
— Я прекрасно выгляжу. Вы же это хотели сказать? На первый взгляд я гораздо лучше мумии в историческом музее, и на второй — тоже. Меня можно трогать руками. Но пока из вас получится второй Мамерк, я обмотаюсь бинтами и лягу в саркофаг. Я готовлю вас для своей преемницы. Вы с ней не знакомы, и познакомитесь нескоро. Имперская безопасность — всегда сука, таковы правила. Суке нужны кобели с нюхом и клыками. Вы годитесь.
— Мамерка вам подготовила ваша предшественница?
— Это комплимент? Если да, то неумелый. Я достаточно взрослая девочка, чтобы подготовить Мамерка самостоятельно. Видели бы вы его в молодости! Двадцать лет назад Мамерк был кудряв, как ягненок. В управлении подозревали, что он завивается. Вот предшественник Мамерка — того мне подготовили, не скрою. Боюсь, мне не выжать из вас даже треть его талантов. Хмуритесь? Воротите нос? Желаете до отставки потрошить дальние грядки? Шиш вам, офицер, шиш и наилучшие пожелания.
— Я…
— Я сказала! Все, концерт по заявкам окончен.
— Разрешите идти?
— Идите. И вот еще… Если вы захотите жениться на госпоже Китлали, я не стану возражать. Из вас получится отличная пара. Кстати, ваш распрекрасный дед тоже предпочитал зрелых женщин. Тех, кто мог кое-чему научить милягу наездника. Брак с госпожой Китлали — отличная идея. Рада, что она пришла в вашу безмозглую голову. Ты меня понял, Тумидус? На обратном пути скажи Мамерку, пусть идет ко мне. Я в настроении. Я буду пить его кровь.
Весь путь от фонтана к корпусу Марк вел нескончаемый внутренний диалог. При виде его лица Мамерк побледнел. «Иду, — лысый сорвался с места. — Бегу. Пожелайте мне удачи!»
— Удачи! — вздохнул обер-центурион Кнут.
Старуха смотрела в чашу фонтана. Листья кружились в воде; стеклышки калейдоскопа, они складывались в бесконечные комбинации. Госпожа Зеро была довольна разговором. Редкое, драгоценное чувство: удовлетворение от хорошо сделанной работы. Вчера, сразу после эксперимента, когда Марка вели под арест, она связалась с Юлием Тумидусом. Да, подтвердил эксперт. Ресурс рабов опциона Метеллы перестал падать. Энергия поступала на трансформатор, но на ресурсе это сказывалось в такой малой степени, что падением можно было пренебречь. Характеристики внутренней свободы сохраняли стабильность, намекая на подпитку извне. Фотосинтез, вспомнила старуха. Поглощение квантов света, разделение зарядов в реакционном центре…
Этот же феномен ранее был зафиксирован у рабов Марка Тумидуса.
— Не думала, — вслух сказала госпожа Зеро.
— Что? — удивился Мамерк.
— Не думала, что доживу.
— А я? — с надеждой спросил лысый.
— И не надейтесь. Будете жить и мучиться. Кстати, о мучениях…
VI
— Вы рехнулись!
— Чепуха. Я в здравом уме.
— Я не могу этого сделать!
— Можете.
Улицы и переулки, скверы и площади. На северо-западе, впритык к конному памятнику, беззастенчиво придавив собой часть парка с аттракционами, кафе и прудом, где плавали лебеди — поднос с двумя бокалами и графином белого сухого «Вилья Карелли». Шеренги деревьев вдоль тротуаров. Дюжина пирамид со срезанными верхушками, а может, больше дюжины. Люди, люди, люди. Лица, запрокинутые к небу. Вернее, бледные размытые пятна вместо лиц. Астлантида на столе Гвидо Салюччи, председателя Совета Лиги, никуда не делась. Вчерашний Остров Цапель; наследие прошлого, объятого гибельным восторгом. Изменилась форма, не содержание: динамическая реконструкция превратилась в статическую, в стоп-кадр конца света. По просьбе Салюччи черты лиц астлан, пребывающих в эйфории, размазали, лишили четкости, дабы не смущать покой высокопоставленного дипломата. Душевное равновесие — залог верной политики и прекрасного аппетита. Решения же, принятые в расстройстве чувств — скверные друзья. Гвидо славился умением проскользнуть между каплями дождя, не замочив и край штанины.
