Как я заметил чуть раньше, когда дело доходит до создания имен (названий), некоторым писателям словно медведь на ухо наступил. Говард, выдумывавший иной раз неплохое имя или название (такое, как Кулл и Валузия), часто делал ошибки, заимствуя часть имен и названий из истории, а не сочиняя их сам. Но когда он выдумывал имя (название), оно было совсем не пресным. Вот те несколько самоцветов, отобранных с кровавых страниц его книг: Так Таут, Тог, Йог, Яра, Занг, Зогар, Саг.
Майкл Муркок — еще один бесспорно даровитый писатель, обладающий необходимым талантом для создания прелестного и мелодичного, оригинального имени (названия), когда он того хочет. Беда в том, что хочет он этого не всегда и отличные образцы словотворчества у него постоянно перемежаются с неудачными. В повести «Глаза нефритового человека», прочитанной мной в рукописи, но пока неопубликованной, он в одном абзаце выдает аккуратный синтез самых лучших и самых худших своих названий. Герцог Аван расспрашивает Элрика о его путешествиях:
«— Да, и одна из этих легенд рассказывает о городе, который старше Имрира. Город этот расположен далеко в джунглях запада.
Элрику вспомнился разговор с Эарлом Саксифом Даном…
— Вы говорите о Рълин Кърен А'а?
— Да. Непонятное название… — Герцог Аван посмотрел на Элрика с любопытством. — Вы произносите это название гораздо мягче, чем я».
Ну, что касается «Имрира — Города Грез Мельнибонэ», то такое прекрасное название достойно самого Лорда Дансени. Но «Рълин Кърен А'а»… Если б читатели ели названия на обед, то в этом случае у них было бы несварение желудка.
Итак, каким же критерием мы пользуемся для суждения о вымышленных именах (названиях)? «Правильностью» — как достаточно верно определяет Оден. Это качество правильности неуловимо, его трудно определить, но мы узнаем его, когда слышим. Только Надлежащее Имя — и ничего больше не должно подойти к тому, кого (что) вы описываете. Для примера обратимся к первой странице романа Берроуза «Тувия, дева Марса» и прочтем:
«На массивной скамье из полированного эрепта под пышными цветами гигантской пималии сидела женщина. Ее изящная ножка, обутая в сандалию, нетерпеливо постукивала по усыпанной драгоценными камнями тропинке, которая вилась между величественными деревьями сорапуса через алые газоны королевских садов Туван Дина, джеддака Птарса, в то время как темноволосый краснокожий воин, склонившись над ней, шептал ей пылкие слова признаний».
Признавая самоочевидный факт, что это просто блестящий способ начать повествование — сцена, обстановка, настроение и персонажи набросаны одним быстрым движением мастерской кисти, — обратите внимание на эти вымышленные названия. Пималия и эрепт. Цветы пималии. Массивная скамья из полированного эрепта. Мы узнаем эти вещи, когда слышим их Надлежащее Имя — «и никакое другое не подойдет». «Пималия» звучит словно название цветущего дерева; «эрепт» — словно какой‑то камень. Именно это и подразумевает под правильностью Оден. А теперь попробуем сказать вот так: «На массивной скамье из полированной пималии под пышными цветами гигантского эрепта сидела…»
Не выходит. Просто никак не выходит. Выдуманные слова — чистую чепуху, звучащую кое‑как, — просто нельзя применять взаимозаменяемо.
Позвольте мне привести еще один пример правильного выдумывания названий, обратившись на сей раз к областям нам известным. В Англии посреди мрачной равнины возвышается громадный каменный памятник неолитических времен, известный как Стоунхендж.
Стоунхендж… попробуйте‑ка это слово на язык, покатайте его во рту, прислушайтесь к нему… Стоунхендж. В этом слове есть какая‑то медлительная, степенная величавость. Слоги его тяжеловесны, массивны, как самые огромные камни.
А теперь вообразите‑ка, что каменный памятник называется Пикадилли!
Просто не стыкуется, не так ли? В настоящем названии есть тяжеловесная и таинственная величавость — она видна сразу в медленном тяжелом накатывании слогов с одинаковым ударением на каждом слоге. А «Пикадилли» — слово живое, почти юмористическое. Оно звучит тривиально, побрякивающе. Им попросту никак нельзя заменить настоящее название. Настоящее название — Стоунхендж — Надлежащее Имя, и мы каким‑то образом узнаем его, когда слышим.
Итак, какой же другой критерий, помимо правильности, приходит на ум для суждения о выдуманных названиях?
В письме к молодой романистке Джейн Гаскелл, датированном 2 сентября 1957 года, наш старый друг К. Л. Льюис затронул много интересных тем в области ремесла написания фэнтези. Среди них выделялась тема выдумывания имен и названий. Льюис сделал вывод, что они «должны быть прекрасными и внушительными, так же как чуждыми, а не просто странными».
«Рълин Кърен А'а» Муркока безусловно чужд, безусловно странен. С равной степенью уверенности могу сказать, что он не прекрасен и не внушителен.
Ли Брекетт, когда избегает кельтских словариков, может создавать просто прекрасные имена и названия. В «Тайне Синхарата» есть такие замечательные и журчащие названия, как Берилд, Наррабхар и Делгаун. Кларк Эштон Смит, мастер по этой части, создавал имена и названия одновременно странные и прекрасные: Малигрис Маг, СаТампра Зейрос, Фанион, Тироув Омпаллиос, Маал Двеб, Галибар Вуз в «Семи заклятьях», Цатоггуа, Мматмуор и Содоема.
И Дансени, конечно же, мастер всего такого. Помните героев «Города Побед»? «Веллеран, Суренард, Моммолек, Роллори, Аканакс и юный Ираин». Или Тангобринг — ювелир, или Лорендиак в «Крепости неприступной», или Лиразель, Альверик и Зирундерель — ведьма живущая среди молний в «Дочери короля Эльфляндии». Или воины в рассказе «Каркассон», жившие во времена, «когда в Арне царствовал Каморак и мир был прекрасным… Гадриол Честный, и Норк, и Аторик Слякотный Меч, Хэриел Дикий, Яролд и Танга из Экса».
И Джек Вэнс, ныне царствующий мастер, может при желании выдать прекрасно отшлифованные имена. В «Глазах иного мира» есть Дорв Корем, а в «Большой планете» — Клод Глистра и Фарезм — колдун.
Я сам в своих сочинениях пытаюсь подогнать аромат названий в соответствие со звучанием и ощущением. В имени Тонгор есть мрачная тяжесть, твердость и звон лязгающей стали. Носитель его — явно боец, это чувствуется по одному лишь имени. Имя Шарайша намекает, по крайней мере мне, на таинственного восточного мага — каковым, собственно, и является этот персонаж. В этом имени есть тяжеловесность и важность: оно впечатляет. А в недавно запущенной серии, где действие разворачивается на легендарных островах Антиллии, когда мне понадобилось название богатого и легендарного метрополиса, я создал Пальмирию [3]. Название происходит от определенного государства на Ближнем Востоке, под названием Пальмира. Царицу Пальмиры — Зиновию — разгромил римский император Аврелиан, но это к делу не относится. Название столицы империи должно звучать именно так, и на мой слух в самом звучании «Пальмирия» слышится музыка чего‑то имперского.
