Судья поднял руку. На его пальце дон Филиппо заметил свой перстень в форме овечьего копытца, отнятый накануне тюремщиками.
Это было последнее, что увидел идальго. В следующую секунду его тело встряхнуло! Подобно извивающимся красным червям, лезущим сквозь прутья корзинки рыболова, из всех щелей организма узника потек кровоточащий фарш его внутренних органов.
Инопланетянин, брезгливо переступив через тело, вышел из камеры. На крепостной стене он остановился, напряженно всматриваясь вдаль. Однако так и не рассмотрел того, что искал.
* * *
Накренившись на свежем норд-осте, галеон «Святой Павел» взял курс к берегам благословенной Америки, которая в те времена, подобно толстухе, лечащейся муравьиным ядом, охотно позволяла заползать на себя всяким насекомым, не очень-то интересуясь их прошлым. Тяжелый и опасный путь через океан, кишащий пиратами, служил им искуплением прежних грехов.
На корме галеона, крепко обнявшись, стояли двое юношей. Даже грубая мужская одежда не могла скрыть грацию их тел и красоту лиц. Это были юные жены дона Филиппо: одна — темненькая и быстрая, как ласточкино крыло, и другая — светленькая и нежная, как ее брюшко.
— Смотри! — брюнетка указала на золотую искорку, мчащуюся над водой.
— Это же голуби дона Филиппо! — радостно воскликнула блондинка.
Однако радостный возглас тут же сменился стоном — в руки юных путешественниц легли две половинки разломленного золотого сердечка — любимого медальона дона Филиппо.
— Его нет в живых! — испуганно прошептала брюнетка.
— Но во мне шевельнулась зачатая им жизнь, — печально улыбнулась блондинка.
— И во мне тоже, сестра. Помолимся за наших будущих детей. Богатые никогда не плачут. Пусть они будут богатыми на нашей новой родине!
* * *
Дон Педро Гонзалес — режиссер и автор знаменитого сериала о богатых и сам был далеко не беден. Его кинобизнес шел настолько успешно, что он мог позволить себе снять очередную серию в Штатах, расплатившись со всеми звонкими американскими долларами, заняв при этом номер из пяти комнат в лучшем отеле Нью-Йорка. Дон Педро остановился у зеркала, нетерпеливо поигрывая двумя некрашеными яйцами. С минуты на минуту в его номере должна была появиться американская кинозвезда Лиз Коннели, которой он пообещал роль в обмен на кое-какие интимные услуги.
— Карамба!
Скулы режиссера свело, как у голодного бродяги, увидевшего жареную индейку, — ее мальчишеские бедра и огромная грудь сводили дона Педро с ума. А соски! Они были, пожалуй, не меньше, чем яйца у мексиканских ковбоев. Такими она могла бы успешно обработать кого угодно, в том числе и самого дона Педро.
— О, мама миа! — услышав скрип двери, режиссер помчался на него, как кот на мышиное поскребывание.
«Каков», — Лиз Коннели, лениво пожевывая банановую жвачку, молча разглядывала режиссера. «Похож на козла, только без бороды», — усмехнулась про себя Лиз.
«Хороша, стерва!» — дон Педро отодвинул полу халата, обнажив свои кривые ноги со свалявшимися, как у старого койота, волосами, ибо мужчина, берущий красотой, демонстрирует совершенства, а берущий деньгами — свои уродства, получая паучье удовлетворенье от сознания того, что козявка, попавшая в его сеть, должна будет вылизать их все.
«Козел вонючий», — прошептала про себя Лиз, с обворожительной улыбкой протягивая режиссеру подарок — флакон дорогого французского одеколона. «Может быть, с этой приправой я сумею заглотить кусок дерьма под названием мистер Гонзалес», — подумала Лиз, кокетливо потупив глазки.
— Дон Педро, — сказала она вслух, — надеюсь, я тоже получу от вас подарок — ту роль, на которую рассчитываю?
«Ха-ха! Сейчас ты у меня получишь такой подарочек! Я обработаю тебя с проворством электрической зубной щетки. Ха-ха», — ухмыльнулся про себя дон Педро, увлекая актрису в постель.
— Пожалуйста, дон Педро, сначала освежитесь одеколоном, — поморщилась Лиз.
— О, да! Сейчас я погружусь в этот водопад благоуханий, — дон Педро открыл флакон и опрокинул его содержимое на свою голову.
Однако, вместо благовонного французского одеколона, на плешь несчастного дона Педро хлынула неприлично пахнущая жидкость.
— Что?!! Что такое?!! Карамба!!! Это же моча!!! Ах ты, шлюха! Кто тебя подослал?! Мои конкуренты? Да? Эти бездарности с Голливуда? Отвечай, мерзавка!
— О, милый, прости! Какой ужас! — не на шутку испуганная Лиз Коннели принялась вытирать своими кружевными панталонами бешено вытаращенные глаза режиссера.
— Поклянись, что ты ничего не знала! — дон Педро приставил полированный ноготь, как стилет, к горлу актрисы.
— Клянусь, милый, очаровательный, любимый, — выпалила она со всей искренностью, на которую была способна ее фальшивая артистическая душа. — Я купила одеколон в соседнем супермаркете.
— Ладно, пошли на кушетку. Но имей в виду, мои подозрения еще не рассеялись, — дон Педро строго посмотрел на актрису. «Все ее мозги ушли в сиськи. Поэтому сама она до такого, пожалуй, не додумалась бы», — решил режиссер.
На кушетке, под сенью двух огромных дынь, дон Педро так сильно заинтересовался волосиками на затылке Лиз, беленькими и шелковистыми, как под хвостом у болонки, что чуть не позабыл о своей быстродействующей зубной щетке. Когда же она пришла в движение, страшный вопль дона Педро потряс отель.
— А…!!! Ты так, стерва! Наждак подсыпала, да? Ну все!
Дон Педро бросился за визжащей от ужаса кинозвездой. С ловкостью акробата он вскочил на диван и занес над головой Лиз вазу с цветами.
— Отвечай, мерзавка, чья это работа?
— Моя! — произнес за спиной режиссера незнакомый женский голос.
Дон Педро обернулся и увидел наведенный на него ствол револьвера. Грянул выстрел! Осколки вазы обрушились на его голову.
— И моя тоже!
Боковым зрением режиссер заметил вторую женскую фигуру, поднимающую револьвер.
— Мама миа! — в мгновение ока дон Педро оказался под диваном, что спасло его от неминуемой гибели.
…Полиция немедленно оцепила отель. Но самые тщательные поиски не дали результатов. Террористки бесследно исчезли.
* * *
Каждый шаг идущего следом человека был, как укол в мягкое место шприцем с тупой иглой, которых Лиз Коннели так боялась в детстве. Шаги приблизились. Их надвигающаяся неотвратимость была ужаснее внезапной хлесткости выстрелов в отеле. Лиз судорожно сжала газовый баллончик в кармане. И когда рука преследователя вцепилась сзади в ее волосы, она быстро повернулась и направила струю в хамскую морду, похожую на выжатую мочалку, в ее торчащий нос и кривящиеся губы.