— Ты научишься пить, как мужчина! Жди меня в гости по вечерам. Мы будем пить и драться, драться и пить! В тюрьме у меня отдельная камера, с баром и холодильником. Там хватит места двоим…
У Тумидуса заболела голова. Висок словно шилом проткнули. Который день полковник жил на нервах: страдал бессонницей, мучился дурными предчувствиями. Вестей от брюнета с блондином не было. Родина не спешила откликнуться на призыв изгнанников. Юлия, Лентулл, Антоний — все ждали с равнодушием мраморных статуй, соревнуясь друг с другом в бесчувственности. Говорили: куда спешить? Улыбались: всему свое время. Тумидус усмехался в ответ, выдавливая улыбку, как зубную пасту из тюбика. Он совершенно не умел ждать.
Фитиль, подумал полковник. Фитиль, вставленный в мою задницу, сгорает быстрей быстрого. Нет, не фитиль — запальный шнур бомбы. Взрыв, и осколки секут все вокруг. Или, сумей я сдержаться, превращают мою печень в паштет.
— Куда ты меня ведешь, Папа?
— Жениться!
— Папа, оставь свои глупости. Мы давно прошли мимо дома твоей дочери. Ты хочешь выпить? Хочешь, чтобы я составил тебе компанию? Я же вижу, что ты трезв…
Карлик остановился. Над головой антиса с веток дерева, неизвестного Тумидусу, свисали гроздья цветов, похожих на мелкие тигровые лилии. Шесть лепестков темно-кирпичного цвета, испещренных черными крапинками. Упругий глянец тычинок. От волн аромата головная боль усилилась, стала невыносимой — и вдруг исчезла. Папа Лусэро взмахнул тростью, желая сшибить ближайшую гроздь, и промахнулся. Еще один взмах; еще один промах.
— Коснись цветка! — властно потребовал слепец.
Тумидус протянул руку. На ощупь цветы были неприятны — влажные, скользкие. Он едва успел отдернуть пальцы: третий удар тросточки, и благоухающая гроздь упала под ноги полковнику. Тумидус не удивился. Он привык к странностям Папы Лусэро.
— Ты идешь в гости, — сказал Папа.
— К тебе?
— Ко мне. Ты еще не забыл, где я живу?
Полковник вздохнул: из огня да в полымя.
— Я сделаю тебе татуировку, — предложил Папа. — Красивую.
— Нет!
— Почему?
— Я не люблю татуировки.
— Ну и дурак. У тебя столько пустого места, — карлик хлопнул себя по макушке, намекая то ли на голову Тумидуса, бритую наголо, то ли на беспросветную тупость полковника. — Идем, чего встал!
* * *
— Бвана! Белый бвана!
— Он даст нам денег!
— Кучу денег!
— Он откроет нам счет в банке!
— Нет, он принес наличные!
— Наличные!
— Давай, бвана! Скорее давай!
У Папы Лусэро было много жен. У жен были луженые глотки. У Папы Лусэро было много детей. Дети визжали, как недорезанные поросята. Этот хор слышали на небесах.
— Деньги!
— Бвана принес их нам!
К Тумидусу тянулись руки: в браслетах, в цыпках. Младшие жены целовали пыль у ног полковника. Старшие без церемоний лезли в карманы. Дети копировали поведение матерей.
— Цыц! — скомандовал Папа Лусэро. — Назад, дерьма кусок!
— Бвана даст нам денег!
— Ты не даешь, а бвана добрый!
Карлик хмыкнул:
— Бвана не даст вам ни гроша. Слышали, толстозадые?
— Почему?!
— Бвана жадный.
— Добрый!
— Жадный, говорю. Хуже меня.
— Не бывает!
— Бвана за грош удавится. Кыш с дороги…
Щедро одаряя семью зуботычинами и оплеухами, Папа Лусэро зашагал к дому. Тумидус шел следом. Он уже имел честь видеть это представление. В прошлый раз женщины предлагали ему секс: с молодками, старухами, с детьми, с дойной козой. В позапрошлый раз его умоляли сводить Папиных жен на танцы — вернее, раздобыть дюжину пригласительных билетов на выпускной бал Имперской военно-космической школы, размещенной на Китте. Однажды Тумидуса встретил град проклятий — его сочли дурным вестником. Полковник не знал, почему, и знать не хотел.
— Бвана жадный, — с уважением шептались за спиной.
— Бвана очень жадный!
— Жаднее Папы…
— О, великий белый бвана…
В доме царила прохлада. Полковник ощутил, как липнет к телу мокрая рубашка. Он разулся, не дожидаясь, пока карлик сбросит сандалии, и все равно не успел — босой, Папа Лусэро обогнал его и зашлепал по лестнице вверх. Если по улице слепец шел с уверенностью зрячего, скорее поигрывая тростью, нежели проверяя ей дорогу, то в доме Папа утратил легкость походки. Карлик двигался медленно, с осторожностью путника в ночи. Трость стучала по резным балясинам, по ступенькам впереди; свободной рукой Папа держался за перила.
— Иди за мной, — велел он.
Тумидус кивнул. «А что? — внезапно подумал он с бесшабашностью, изумившей самого полковника. — Возьму и напьюсь. До чертиков, в хлам. Хоть высплюсь по-человечески…» Цена попойки — необходимость терпеть странные игры Папы Лусэро — показалась Тумидусу сносной.
Он поднялся на второй этаж, зашел в просторную комнату, которую Папа звал своим похмельным кабинетом, и понял, что сегодня напиться не удастся.
В кабинете ждали трое. Смуглый, атлетически сложенный блондин чистил ногти кривым ножичком. В отличие от памятного Тумидусу блондина-контра, едва не задушенного Антонием Гракхом, волосы атлета были не льняные, а скорее цвета слоновой кости. Рядом с ним, барабаня пальцами по столу, сидела женщина — очень полная, с обвисшей грудью. Ритм, который выбивала толстуха, не имел ничего общего с нервозностью или раздражением. Так постукивают шестеренки отлаженного механизма, свидетельствуя: все в норме, работа движется. За женщиной, прямо на полу, разлегся тощий, как узник лагеря смерти, великан. Голый, в одной набедренной повязке, он время от времени приподнимался и мотал головой, словно что-то отрицая.
— Мы рады вас видеть, легат, — приятным баритоном сказал великан.
— Я не легат, — возразил Тумидус.
Он сделал шаг вперед:
— Если хотите, зовите меня полковником. Я привык.
Великан сел, улыбаясь:
— Мы рады вас видеть, полковник.
— Я пропустил сегодняшний выпуск новостей? — спросил Тумидус. — Правительственное сообщение? Почему у дома не крутится орда репортеров?!
— Репортеры? — атлет пожал плечами. — Ненавижу репортеров.
— Мы частным порядком, — разъяснила женщина. Голос ее был скучным и блеклым, словно небо поздней осенью. — Без лишней шумихи. Вас это огорчает, полковник? Садитесь, вот стул.
Тумидус остался на месте. Он знал, кто собрался в доме Папы Лусэро. Смуглый блондин — Нейрам Саманган, лидер-антис расы Вехден. Толстуха — Рахиль Коэн, лидер-антис расы Гематр, сестра-близнец антиса Самсона Коэна. Великан в набедренной повязке — Кешаб Чайтанья, лидер-антис расы Брамайн, известный как Злюка Кешаб. И хозяин дома, слепой карлик — Лусэро Шанвури, с весны прошлого года лидер-антис расы Вудун. Каждый из четверки мог «горячим стартом» сжечь город и в одиночку выйти на военный флот.
