В одно мгновение свет исчез также внезапно, как появился. Вместе с ним ушло и это зыбкое понимание. Ничего не видя, на ощупь, я выбрался из воды. Я полностью промок и мне было холодно, но это было мелочью по сравнению с тем, что я вдруг обнаружил — вся моя электроника, вся система жизнеобеспечения и ориентации, мой силовой костюм полностью отключился. Не работало НИЧЕГО. Мало сказать, что это было очень плохой новостью для меня. Это ранее считалось практически невозможным. Вот так, в одно мгновение отключить все защитные системы боевого костюма разведчика, причём, сделать это так, чтобы сам разведчик остался цел! Костюмы и аппаратура разведчиков — самый передовой край науки и техники не только гражданской, но и военной. Поэтому представить такую ситуацию вероятной, я просто не мог. Но теперь это стало суровой реальностью. Я слабым голосом позвал Нюма и Вита и услышал, что они очень медленно начали приближаться ко мне. Видимо, они тоже потеряли свою зрительную аппаратуру во время вспышки.
Когда они приблизились ко мне, я спросил их:
— Ребят, у вас электроника цела?
— Нет, — отозвался Вит, — это, конечно невозможно, но она полностью сдохла. Я жив, а она нет, невероятно. Вообще ничего не работает, и даже восстанавливаться не собирается. Хотя никаких внешних повреждений не ощущается.
— Мда, — добавил Нюм, — вот теперь у нас будет задачка, как нам отсюда выбираться. Я интуитивно помню все повороты, и, вероятно, смогу выйти до зала-развилки, но что нам делать дальше?
— Что сказать, занятное у нас положение, — сказал я. — Мне хочется ещё вам добавить, что если мы будем долго находиться на этой глубине, то я замёрзну первым. Не то чтобы купание принесло мне ободряющую прохладу о которой я так долго мечтал.
— Да, командор, — ответил мне Вит, — нам действительно, во что бы то ни стало, надо скорее выбираться отсюда. Искать неизвестный выход в нашем положении, не имея работающей аппаратуры, практически нереально.
— Ребята, — вспомнил я, — вы ощутили во время вспышки какие-либо особые переживания, воспоминания?
— Мммм, нет, я точно нет, — сказал Нюм.
— Я тоже нет, — добавил Вит, — только яркий свет от озера, радуга на своде этой пустоты и всё.
— Хм, а у меня что-то есть…, - вдруг сказал я, хотя изначально хотел произнести совсем другую фразу, но так и не успел.
Озеро снова посветлело, но на этот раз совсем иначе, чем в первый раз. По поверхности воды пошли разноцветные световые круги, и вдруг все стены громадной пустоты вспыхнули маленькими разноцветными огоньками. Эти огоньки переливались, меняли цвет, перемещались по стенам…, картина была настолько завораживающей, что невозможно было отвести от неё взгляд. Всё это прекратилось так же внезапно, как и началось. Почти все огоньки погасли, но кромешная темнота не спешила возвращаться. На стенах остались крохотные световые дорожки, которые разбегались от самой воды озера, как маленькие трещинки по камню, и собирались куда-то на самом верху полости, куда я не мог заглянуть, как бы не напрягал своё зрение. Но главное, стали заметны множественные проходы, которые вели из озёрной пустоты куда-то дальше.
И тут я снова ощутил в себе это неповторимое ощущение озера. Я вдруг реально почувствовал, что знаю дорогу, ведущую на поверхность. Я как бы ощутил внутри себя знание всех лабиринтов, которые были сосредоточены вокруг этого озера.
"За мной", — скомандовал я и побежал по краю озера к одному дальнему проходу, чей силуэт стал для меня каким-то знакомым и почти родным. Мы долго бежали вверх по петляющим коридорам, бежали на ощупь, держась за ощущение дыхания друг друга. Я просто чувствовал дорогу, чувствовал путь, с которого нельзя свернуть. Коридор имел множественные ответвления, но я буквально всем телом знал, где нужно сворачивать, а где нет. Пот истекал из меня, впитывался в одежду, вытесняя из неё озёрную воду. В висках стучала кровь, я устал, хотя ранее такие нагрузки для меня были вполне привычны. Я не мог остановиться, потому что реально опасался, что это ощущение пути, которое есть сейчас у меня, в этой кромешной темноте может куда-то исчезнуть, раствориться, и тогда дорога на поверхность для нас станет недоступной. Это был не страх смерти, а страх выпустить из рук то, что уже находилось в них. Мы действительно нашли на этой планете нечто необычное и небывалое, чего до нас не видел никто. Это был страх потерять тот самый смысл существования — существования разведчика, добравшегося до настоящей тайны и не способного донести её до остальных людей из-за своей слабости.
Я бежал дальше, подгоняя своих ребят, так как ощущал, что выход уже где-то совсем рядом, может быть за следующим поворотом. Нам везло, мы практически постоянно поднимались к поверхности, практически не встречая проходов, уходящих вниз. Но любому везению когда-то обязательно приходит конец, пришел конец и моему ощущению пути. Я встал как вкопанный, тяжело дыша, и не представляя, куда надо двигаться дальше. Ребята нагнали меня, чуть не сбив с ног. Чувство пути, которое гнало меня вперёд, исчезло полностью, я был растерян и подавлен.
Несколько отдышавшись и успокоившись после этой безумной гонки, я вдруг вспомнил, что не может быть всё потеряно. Я могу попытаться войти в телепатический контакт с Осс, поведав о том, что мы видели, и что с нами произошло. Может быть, она сможет обнаружить нас, хотя я был далеко не уверен, что датчики, которые мы несли на себе, ещё хоть как-то функционируют. Но вот как это делать, то есть входить в телепатический контакт, мне было совершенно неизвестно. До того дня я не имел ни малейшего представления о телепатии.
Самое простое, что мне пришло в голову, было просто вспомнить Осс, представив тот контакт, что был у нас с ней в самый первый раз. Сосредоточившись и выбросив из головы все лишнее на данный момент мысли, я представил её. Представил в тех мельчайших подробностях, которые успел заметить мой опытный глаз разведчика. Усугубляло сложность процесса то, что она была женщиной. Дело в том, что я, как и большинство других разведчиков-мужчин, женщин побаивался. Разведчики побаивались, конечно, не столько самих женщин, сколько всего того, что может случиться в отношениях с ними. Для нас любая эмоциональная зависимость от кого-либо представляла слишком большую опасность. Если в разведке думать о чём-либо постороннем, вернее, о ком-либо близком, то вероятность того, что ты с этой разведки вернёшься, заметно снижалась. Так что практически все разведчики были убеждённые одиночки, пожалуй, за исключением руководства, но ему, впрочем, рисковать собой на боевых выходах особо и не требовалось. Да, я прекрасно знал, что такое интимное общение полов, но знал это скорее не из собственного опыта, сколько из учебных материалов и полновосприятийных записей, в которые я иногда погружался, между разными компаниями. Естественно, все эти записи всё равно не передавали полностью всех деталей, но этого было вполне достаточно. И имевшийся расклад меня, как и большинство других разведчиков, вполне устраивал. Но сейчас было совсем другое дело. Я чувствовал, что для того чтобы образовать телепатический контакт, нужно куда большее, чем требуется для простого общения между людьми разного пола. Требуется заглянуть внутрь, причём не только внутрь того, с кем нужно общаться, но и внутрь себя самого, что может оказаться гораздо сложнее. Тем не менее, что-то делать было жизненно необходимо, причём делать прямо сейчас. Так что я отбросил все сомнения относительно того, что может произойти потом, если мы вдруг…, да какая, собственно, разница, если мы не выберемся из этих пещер, подумал я, и полностью раскрыл своё ощущение Осс, ощущение живой женщины живым мужчиной…
