– Они случаются редко.
– Вам пришлось повидать много смертей. Эту фразу доктор произнес бесстрастным голосом. Было непонятно, что он обо всем этом думает.
– Пришлось, – эхом повторил я. Это правда. Смертей я насмотрелся больше чем достаточно.
– Вы сильно переживаете, вспоминая прошлое?
– Вы имеете в виду убийства?
– Не только.
Я задумался. Что ему на это ответить?
– Знаете, я нарушил клятву, – промолвил я наконец.
– Это вас беспокоит?
– Беспокоит?! – возмутился я, приподнялся с кресла на колесиках, но боль тут же посадила меня обратно. Назвать мое страшное горе беспокойством! Как этот еретик осмелился употребить такое легкомысленное словечко?!
Клятва – священна! Так учил меня отец. Клятва – это обещание самому Господу Богу. А я ее нарушил. Никто меня не заставлял, я нарушил клятву по собственной воле. Я погубил свою душу, обрек ее на вечные муки в аду. Теперь меня не спасет ни раскаяние, ни епитимья, даже самая жестокая. Моя жизнь превратилась в ожидание ада.
Да, это меня беспокоит.
Даже если свершится чудо и всемилостивый Господь Бог простит меня, все равно я останусь человеком без чести, человеком, слово которого не стоит ломаного гроша, останусь корыстолюбцем.
– Ничего, я уже привык к этому, – ответил я доктору. Такие вещи он должен понимать без объяснений. А если не понимает, тогда нет смысла тратить слова. Все равно не поймет.
– Вы только на него посмотрите! Опять спит! Знакомый голос с подчеркнутым испанским акцентом вывел меня из дремы.
* * *
– Привет, Анни. Не коверкай язык, – по привычке проворчал я, хотя прекрасно знал, что она нарочно меня поддразнивает.
– Тебе уже лучше? – Она была прелестна в новом обтягивающем комбинезоне небесно-голубого цвета, хотя он, пожалуй, был ей все-таки тесноват. Анни стала модницей, изменила прическу.
– Да, лапочка, – ответил я и с болью вспомнил, что скоро нам придется расстаться. Она улетит на Окраину.
– Отлично. – В награду за мое хорошее поведение она чмокнула меня в лоб. Большего она себе не позволяла, чтобы ненароком не вызвать у меня проблемы с дыханием. Усевшись в кресло рядом с кроватью, Анни принялась весело щебетать:
– Я недавно прошвырнулась по магазинам. Смотри! – Она вывалила мне прямо на живот содержимое своей сумки.
Конечно, это были тряпки, вернее белье, как нижнее, так и верхнее. Легкое, тонкое, полупрозрачное, как паутина. Одним словом, синтетика, правда не обычная. Последний писк моды: этот материал меняет цвет, а порой и прозрачность в зависимости от состояния кожи, открывая и тело, и эмоции.
– Такое белье – не для меня, – проворчал я.
– Представляю тебя в этом на капитанском мостике! – хихикнула Анни.
Осторожно, превозмогая боль, я приподнялся. Этим утром мне разрешили часок погулять по коридорам. Усталость с тех пор еще не прошла. Я взял Анни за руку и снова лег. Стоило ли мстить Тремэну, если я потерял здоровье, корабль и хорошее отношение адмирала Де Марне?
Нельзя поддаваться слабости. Конечно, стоило. Сколько бед обрушилось на головы экипажа и пассажиров «Дерзкого», когда Тремэн бросил нас на произвол судьбы! Из-за Тремэна погиб Филип Таер, тараня космической шлюпкой чудище-рыбину. Я обязан был отомстить Тремэну.
– О чем задумался, Никки?
Ласковый голос Анни выдернул меня из тяжких воспоминаний.
– Просто так, лапочка, – улыбнулся я. – Все хорошо.
Я так долго сверлил юного лейтенанта взглядом, что бедняга задергался. Я отвернулся. За что же я на него злюсь? В конце концов, его вины в этом нет. Он всего лишь честно передал мне приказ. Из угла больничной палаты на меня тревожно смотрела Анни.
– Ладно, – проворчал я. – Куда меня направят?
– Пока вы будете на планете, сэр. В Сентралтауне. Больше Де Марне ничего не сказал.
Я еще раз перечитал приказ, прежде чем захлопнуть электронный блокнот: «Переведен в запас до полного выздоровления…». Что ж, придется пока поскучать. Сам виноват. А чего еще можно было после всего этого ожидать? Откажись я от мести – не пришлось бы мне проводить столько времени в госпитале, сдерживаясь из последних сил, чтобы не кашлять. От кашля может сместиться мое новое легкое. Особенно мне не понравилось в приказе следующее: «…и полного восстановления психики». Под приказом стояла подпись самого Джорджеса Де Марне.
– Хорошо, лейтенант. Спасибо, – поблагодарил я.
С видимым облегчением он отдал честь и вышел.
Я застрелил приятеля адмирала Де Марне. Не потому ли он списал меня в запас? Де Марне слывет честным, благородным человеком, но все же…
Нет! Де Марне здесь ни при чем. Все дело в моей собственной тупости. Зачем я так небрежно и раздраженно отвечал на вопросы доктора Тендреса? Надо было изобразить хорошее настроение, утаить свои ночные кошмары. А я, дурак, разоткровенничался. Из-за этого меня и списали на берег.
Зато я не опорочил себя враньем старшему офицеру. Это то немногое, чем мне можно гордиться. Хотя бы в этом честь моя не пострадала. Эти ее остатки надо сохранить во что бы то ни стало, пусть даже ценою карьеры.
– Лапочка, нам добавили времени. Ты рада? – улыбнулся я.
Широкая улыбка Анни была красноречивее любых слов. Когда ее увезут на Окраину? Не сговариваясь, мы строго следовали правилу не говорить о предстоящей разлуке.
Вдруг распахнулась дверь.
– Чему вы так улыбаетесь, сэр? – с ходу спросил Алекс. – А, мисс Уэллс! Добрый день.
– Мне продлили отпуск, Алекс, – сообщил я и потянулся к рубашке.
– На сколько?
– На некоторое время. – Я не спеша начал одеваться. – До полного выздоровления. Мне нужно жилье. Может, вы вдвоем подыщете мне что-нибудь? – Анни освободила снятую мною квартиру сразу, как только выяснилось, что я проваляюсь в госпитале несколько недель.
– Конечно, сэр, – ответил Алекс. – Если мисс Уэллс готова, мы начнем поиски сегодня же.
– Ты что, забыл мое имя? – с обиженной надменностью и испанским акцентом произнесла Анни. – Никогда больше не называй меня мисс Уэллс. Я готова, мистер Тамаров. – Анни схватила свой свитер, прошествовала к двери, грациозно обернулась. – До скорой встречи, Ник. Увидимся после ужина. – Ее произношение вновь стало идеальным. Гордо вскинув голову, она вышла из палаты.
Алекс виновато пожал плечами.
– Извините, сэр, – пробормотал он и поплелся за Анни.
Как ему удалось упросить начальство, чтобы его назначили моим помощником на время выздоровления? Впрочем, валяться в койке мне осталось не так уж и долго…
А может, он вовсе не просил? Ему просто приказали? В самом деле, зачем ему по доброй воле тратить время на такого недостойного типа, как я?
