земных людей полное, радостное ощущение бытия, понимание тончайших взаимодействий окружающего мира, которое и здесь зовется интеллектом? Что плохого, если мы пригасим немотивированную алчность, бесконечную жажду власти местных лидеров? Внушим им чувство ответственности за судьбы людей, которыми они управляют. А тем, кем управляют, дадим понимание того, что их лидеры не стайные вожаки, а просто нанятые работники, которые в силу своих способностей, должны все делать для их блага.
Несколько секунд помолчал.
– Разве это не является содержанием их многочисленных религий? Разве это противоречит их общественным идеалам? Тысячу раз нет. Под моими словами подпишется, не задумываясь ни на секунду, любой из простых людей, обитающих на этой планете. Мы избавим их от одного, хотя бы, кровавого цикла их истории. А дальше видно будет.
Неряшливый, заросший по самую макушку диким волосом, историк Труб проворчал:
– Экселенц, это вызовет многочисленные конфликты. Подвергшихся перестройке будут преследовать – здесь не любят тех, кто особенно выделяется.
– Вы правы, Труб. Чтобы избежать этого, мы поступим вот как. Можно ненавидеть умного и талантливого соседа, но если ваш ребенок умен и талантлив – его можно только любить. Первыми субъектами перестройки станут дети. Во-первых, это не вызовет внутренних конфликтов, во-вторых, мироощущение детей наиболее близко нашему: свобода мышления в тех пределах, которые им отпущены. Полная свобода в творчестве, отсутствие взрослых комплексов, словом, самая активная пора познания окружающего мира.
– Экселенц, вы уже поняли, что представляют собой аборигены: кто-то из них непременно обеспокоится тем, что его ребенок слишком умен.
– А вот это уже проблемы наших D-специалистов – пусть создадут разновидность некоего психического вируса – чтобы дети смогли передать взрослым часть перестроечного комплекса. Программистам необходимо самым тщательным образом спланировать поведение взрослых, чтобы избежать паники и лишней болтовни. Все должно происходить само собой.
***
…Вслед за Палычем легко вошел начальник поисково-спасательной службы – рослый красавец с умным и интеллигентным лицом, отставной каперанг с Тихоокеанского флота, Иосиф Эйзер.
Стали осторожно подниматься в музыкальный зал на втором этаже, оттуда доносились необыкновенно звонкие и веселые голоса.
Алексей споткнулся о какой-то кабель и неряшливо ввалился в просторное, с застекленной стеной, светлое помещение. Все оно было залито радостным золотым светом – дрожали, переливались пятна на паркете, косые солнечные лучи мощно лились сквозь стекла, освещали ужасный кавардак. Дорогая вещь – компьютер, притащенный из бухгалтерии, был безжалостно раскурочен, выпотрошенные сложнейшие платы безмятежно переливались в солнечных лучах всеми красками. Печально топорщил свой остов древний телевизор, его начинка была разбросана по полу.
Двое серьезных умненьких мальчиков, поджав ноги, сидели на паркете. Сдвинули белобрысые одинаковые головенки, большеглазые лица розово светились мягкими пятнами в тени угла. Они водили пальцами по небрежно склеенным по краям зеленым пластилином стеклам. Стекла были вынуты из оконных рам – по залу гулял легкий сквознячок. Стеклянный бутерброд был прислонен к стулу, от него к электронной мешанине процессора тянулись тонкие проводки. На самодельном зеленоватом экране (пустые флаконы из-под хозяйственного геля валялись рядом) разворачивались меж тем удивительные картины: потрясающей красоты космические пейзажи раскручивали спирали и облака галактик. Их сменяли невероятно реальные и отчетливые изображения нездешних людей, города странной архитектуры, столбцы знаков необычайного рисунка. Из наскоро приспособленного динамика старого проигрывателя доносились то аккорды гармоничной музыки, то жесткий четкий голос, произносивший небывалое, то жуткий вой и хрип.
Мальчонка покрупнее с досадой сказал своему партнеру:
– Я же тебе говорил, неряха, сбегай домой за паяльником. Видишь, какие помехи.
Напарник задумчиво пощелкал себя по надутой щеке, отчего получился булькающий звук, сказал:
– Наплюй. Главное мы поняли: их философию, их историю, их беду. Их потребность в помощи, которую им оказать можем только мы. Ну, подумаешь, домен Вселенной не определили – какое это имеет значение. Люди нуждаются в помощи и надеются на нас – это главное.
Палыч негромко проговорил:
– Мать моя женщина. Теперь понятно, отчего уборщица ревела как белуга.
В центре зала творилось уж вовсе невероятное. Десятка три девчонок и мальчишек в спортивных костюмчиках сидели, завернув ножонки – чистые йоги. Заведующая, Нина Андреевна, посмеиваясь, странно-доверительно говорила ребятишкам:
– Сейчас Александра Ивановна нам подыграет, и мы, наконец, полетаем наяву так, как мы с вами летаем во сне.
Веселая толстуха Александра Ивановна заиграла на пианино (блистательно заиграла!) странную, скачущую и плетущуюся, словно вьюнок на заборе, мелодию. Гармония ее была нездешней, но она доподлинно была и оставляла впечатление цыплячьей радости и взрослой грусти одновременно.
Нина Андреевна глубоким и звонким голосом сказала:
– Сосредоточились? Теперь скажем «ах!» и полетим.
Ребятня дружно сказала «ах!» и медленно оторвалась от пола. Девочки стали аккуратно плавать вдоль стен, мальчишки, как всегда, не проявляя никакого терпения, заносились, словно вьюны, в разных направлениях.
Нина Андреевна, всплыв, словно большая рыба из мультфильма, под потолок, пристроилась в воздухе, будто на диване. Подперла голову рукой и благожелательно сказала:
– Дети, осторожно, не ушибите друг друга.
Ошалевший вконец Палыч тоскливо пробормотал:
– Мужики, выйдем покурить, что-то мне хреново.
Эйзер, взиравший на все происходящее с острым интересом, ответил:
– Давайте-ка, Александр Павлович, все помещение осмотрим, авось чего еще любопытного увидим.
Палыч проворчал:
– С меня до конца дней моих любопытного хватит. И ведь что обидно, сказать никому нельзя – живо в дурдоме окажешься.
Вышли тихонько из зала, стали спускаться в полуподвал. На нижней площадке трое девчонок, став в круг, звонко орали частушку:
– …Говорит: потом, потом.
Я пришла, а он на печке
Тренируется с котом.
Из взметенных кверху рук выплывал огромный фиолетовый кот. Он весь струился и переливался, неодинаковые глаза его ярко сияли желтым. Это был странный оживший детский рисунок, несовершенный, кривобокий, но живой. Кот открыл здоровенную пасть и свесил красный язык. Девчонки восторженно заверещали. Потом у фиолетового чудовища нос вытянулся в хобот. Одна из девчонок гневно закричала:
– Всегда ты, Натаха, игру испортишь! Где ты видала кота с хоботом?
Палыч простонал:
– Чудны дела твои, господи, – вся его предельно реалистичная натура активно восставала против увиденного.
На троих мужчин никто не обращал ни малейшего внимания. Эйзер безмятежно мурлыкал:
– То ли еще будет, то ли еще будет…
Алексей прислушался к себе: наплывало ощущение невероятного Нечто, колоссального явления всепланетного масштаба. В истории Земли таких вещей не наблюдалось никогда. Всякие религиозные чудеса в расчет принимать не приходилось – никогда не сталкивался с ними.
Здесь же все было абсолютно реально. Алексей ни на секунду не утратил природного скепсиса, но совершенно доверял собственным глазам: это было, это происходило сейчас, на его глазах. Это можно было потрогать и с явлением приходилось считаться.
Острый, тренированный глаз отмечал привычную
