— Где твой меч? — повторил он, подойдя ближе.
— Он мне не нужен, — проговорила я, повернувшись к нему. — Неужели ты не чувствуешь, что сегодня всё совсем иначе? Сегодня не будет Битвы.
— Этот мир живёт от Битвы до Битвы, — начал он.
— Пусть учится жить иначе, — пожала плечами я. — Время пришло.
Он остановился на расстоянии вытянутой руки и протянул мне… Нет, к счастью, это был не Налорант. Это был золотой жезл. Увидев его, я невольно улыбнулась.
Едва мои пальцы коснулись золотой ребристой рукоятки, как сзади я почувствовала сильный рывок в области лопаток, а потом по всему моему телу прокатилась волна мощной золотистой энергии. Я с наслаждением вздохнула и тряхнула головой. Шпильки вылетели из волос, и они распустились упругими золотистыми кудрями. Я раскинула крылья, старательно расправляя их пёрышко за пёрышком. По площади прокатился странный гул, но мне было всё равно. Джулиан, не отрываясь, смотрел на меня, и за его спиной, отливая на солнце радужным мерцанием, распахнулись чёрные крылья.
— А мы с тобой занятная пара, — обольстительно улыбнувшись, я подошла к нему вплотную.
В этот миг я могла бы устроить мастер-класс по соблазнению для суккубов. Впрочем, он тоже… Его глаза замерцали золотистой рябью игривой ласки, но лицо оставалось печальным.
— Драться всё равно придётся…
— Почему? — я наклонила голову, догадываясь, как блестят под ресницами мои глаза.
— Тьма не совместима со Светом.
— Неужели? — я изобразила озабоченность, а потом сунула жезл в карман брюк и положила руки ему на грудь.
Его кожа была неожиданно холодной, словно он только что растёрся снегом. Неважно, решила я. Сейчас я могла отогреть даже замёрзшего в вечной мерзлоте мамонта. И он помчался бы за мной по зелёным лугам, размахивая хоботом.
Я неожиданно вспомнила свой недавний сон, когда я стояла на вершине белой пирамиды посреди зелёной равнины, и волны любви текли ко мне отовсюду. Пирамида, на которой я стояла теперь, была грубоватой и серой, но в остальном очень похожей на ту.
— Даша, — тихо и серьёзно проговорил Джулиан. — Это не время для шуток. Уже пора. Все ждут.
— Придётся их разочаровать, — вздохнула я.
— Таков порядок вещей…
— Его можно изменить.
— Сейчас и здесь решается судьба многих миров.
— Где-то я это уже слышала, — поморщилась я. — И мне это надоело. Моя душа не хочет крови. Она хочет любви. Я же ангел.
— А я — демон.
— Тогда нападай, — предложила я.
Он опустил голову, и по его скулам прошлись желваки. Потом он посмотрел вверх, словно прислушиваясь к чему-то.
— Осталось совсем немного времени. И бездны разомкнуться, и в этот мир выльется…
— Что? Свет и Тьма? Ты не представляешь, сколько я слышала о них за последние дни. Мы живём на их границе, но, кажется, ходим по лезвию ножа, потому что не знаем ни того, ни другого. Правда, этой ночью я, наконец, увидела Свет, а теперь я хочу увидеть Тьму.
Он вздрогнул и как-то испуганно взглянул на меня. Какое-то время он напряжённо вглядывался в мои глаза, а потом покачал головой.
— Ты из Света, Тьма убьёт тебя.
Я усмехнулась.
— Знаешь, любимый, в своей жизни я видела только одно существо, созданное из чистейшего света. Его имя Фарги Падающая Звезда, наследный принц Голубой Кометы, сын великого кудесника короля Разма Мудрого, сына властителя Небес демиурга Ростема Лучезарного. Но и он носил в себе частицу Тьмы в виде старого и вредного демона. Мне необходимо увидеть Тьму, потому что, как и все остальные, я ношу её частицу в себе. Я должна принять её. Нельзя бесконечно отворачиваться от себя, это прямой путь к поражению. Я хочу увидеть её без ненависти и страха, твоими глазами.
Он нахмурился, напряжённо глядя на меня.
— В любом случае, это может быть больно.
— Не больнее, чем проиграть, — возразила я.
Он поднял правую руку, но теперь в ней вместо лабеллы была маска из чёрного хрусталя. Я взяла маску в руки, поднесла к лицу, и последнее, что услышала до того, как надела её, был полный ужаса и отчаяния крик царя, донёсшийся до меня сквозь гул толпы: «Не смей!»
Но было поздно. Острый режущий холод пронзил лицо и растёкся по телу, словно вся моя кровь мгновенно превратилась в острые кристаллы льда. Резкая боль холода постепенно начала ослабевать, и тело постепенно отходило от оцепенения, его тихонько заполняло мягкое бархатное тепло. Я, наконец, смогла вздохнуть. Я открыла глаза и с удивлением осмотрелась.
Я свободно парила в космосе. Это было похоже на детский сон, когда снится невесомость, но как-то забываешь о необходимости скафандра. Вокруг была пустота, темнота и тишина. И покой… Потому что здесь была только я, и больше не было ничего. И только где-то очень далеко от меня, на расстоянии многих световых лет, а, может, парсеков, сияли звёзды, большие, яркие, живые. Всё было так знакомо, ведь я всегда, с самого раннего детства любила космос, его прозрачную черноту, его загадочность, непостижимость, его притягательность и опасность.
— Значит, это и есть Тьма… — прошептала я.
— Нет, — раздался возле моего уха тихий шёпот. — Мы только на её пороге.
Я обернулась и увидела его. Он был совсем рядом, и его чёрные крылья почти сливались с темнотой. Но тело, руки и лицо сияли, как осенняя луна.
— Идём, я покажу тебе Тьму… — проговорил он.
Я вложила пальцы в его протянутую ладонь и он, взмахнув крыльями, увлёк меня за собой. Мы летели рядом в пустоте, я смотрела вперёд и вскоре увидела, как там начал клубиться странный мерцающий туман. Мы приблизились к его границе, и внутри этого мерцания я увидела перистые облака, скрывавшие что-то знакомое. Пролетев сквозь них, мы начали спускаться вниз, и я уже ясно различала внизу посеребрённые лунным светом кроны деревьев заброшенного сада и какие-то развалины.
Наконец мои ноги коснулись земли, я стояла на растрескавшихся плитах садовой дорожки, сквозь которую пробивалась не только трава, но и чахлые кустики одичавших роз, заросли которых заполняли всё вокруг. Мы пошли по этой дорожке в глубину буйно разросшегося сада. Я не могла избавиться от ощущения, что мне это снится. Вокруг всё было тихо и мёртво, не слышно было ни пенья птиц, ни шелеста листвы. Казалось, что этот сад застыл в вечной ночи, храня в себе какую-то тайну.
Мы проходили мимо обрушенных временем беседок, потонувших в зарослях кустов, мимо сломанных скамей, расколотых статуй на выщербленных постаментах. Ощущение тоски и запустения постепенно охватывало меня, и я всё сильнее сжимала руку Джулиана. Он шёл вперёд, прислушиваясь и явно ожидая что-то услышать, и в какой-то момент издалека раздался тихий перебор гитарных струн. Он улыбнулся.
— Что это? — шепнула я.
Он кивнул мне и, перескочив через дерево, упавшее поперёк дорожки, подхватил меня руками за талию и переставил на другую сторону, а потом повернулся и молча указал вперёд.
Мы подошли к тем самым развалинам, которые я видела сверху. Но с ними происходило что-то странное, потому что над обрушенными стенами и поваленными колоннами поднимался призрачный образ старого дома, украшенного лепниной. Его едва различимые окна тускло светились, но чем ближе мы подходили к нему, тем более чёткими становились его очертания, пропадали признаки разрушения, колонны поднимались и устремлялись ввысь, в окнах замерцали отражения свечей, и послышался нежный юношеский голос, выводивший старинный кастильский романс.
Обогнув угол ставшего теперь вполне осязаемым дома, мы увидели на небольшой площадке юношу, почти мальчика, одетого в старинный костюм с перекинутым через плечо плащом. Он играл на гитаре и пел, глядя куда-то вверх. А наверху, на балконе с откинутыми решётками стояла, кутаясь в мантилью, тоненькая девушка. Они смотрели друг на друга, не отрываясь, и в этих взглядах было столько любви и счастья, что я невольно улыбнулась. Наконец, он закончил петь, положил гитару на землю, а девушка спихнула ножкой вниз шёлковую лестницу. Юноша ловко взобрался по ней, и спустя мгновение они уже стояли на балконе, обнявшись и слившись в поцелуе.