– И как давно?
– А ты как полагаешь? – Ведь никогда не помешает сверить догадки. А, может, Джоулом сейчас руководило нездоровое любопытство.
Майлз вздернул подбородок:
– Должно быть, когда он был премьер-министром. Это было... рискованно. А Иллиан… нет, Иллиан все знал, разумеется. А кто еще? Я – точно нет.
– Вообще-то, очень мало кто. Это было скорее умолчание, чем тайна. Но ты тогда бывал дома не слишком часто.
– А когда бывал, ты постоянно держался в тени. – Майлз нахмурился. – Я совершенно не замечал. Ха. Логично же.
– Следует отдать тебе должное, половину времени, которое ты тогда провел на Барраяре, ты проходил серьезное лечение. В такой ситуации человек больше думает о себе самом.
Майлз поднял стакан в тосте. Весьма двусмысленном.
– Так когда же тебя впервые подобрала моя мама?
– Как много подробностей ты хочешь услышать?
– Не… очень. Ровно столько, чтобы понять.
– Вскоре после того, как я последовал за Эйрелом на Сергияр. Это произошло в первый год, и началось как подарок ему на день рождения.
– Ага, достаточно. – Майлз осушил стакан до дна. – Вот для такого у бетанцев сережки есть.
– Твоя мама говорила нам это. Много раз.
– Я уж думаю! Двадцать лет. О, черт. Это не легкий флирт, это брак, черт побери. Ты это понимаешь, Оливер?
– Под конец мы все это поняли. Пока смерть… – Он осекся. Отхлебнул глоток, потому что внезапно перехватило горло. Его бутылка быстро пустела.
– И ты прошел сквозь все это представление с государственными похоронами и ни разу не выдал себя. Командовал кортежем траурного конвоя... о боги. – На сей раз уже Майлз осекся. – На похоронах отца я тебя почти не замечал. Я… Извини.
– Мы все бродили там в шоке. Можно ли найти лучший час для милосердия? И к самому себе тоже.
Майлз мотнул головой.
– Итак, я понимаю, вы просто продолжили встречаться? Но уже вдвоем, а не втроем?
– На самом деле, нет. Три года у нас ничего не было. Мы… на время заблудились. И начали все заново совершенно в новых понятиях.
– Понимаю. Наверное. – На лбу между бровей у него показалась складка. – Хотя не понимаю, почему вам пришлось разойтись.
– Горе делает с людьми странные вещи. И работа требовала от нас обоих слишком много. А… может, нам нужно было время, чтобы заново стать собой, и лишь потом начать заново. Трудно объяснить. Но для нас – вполне осмысленно.
– Если ты так говоришь, то да.
– Говорю. Так вот, насчет яйцеклеток…
– Ого. Значит, есть и яйцеклетки?
– «Не совсем» будет буквальным ответом, хотя за техническими деталями обратись к доктору Тэну в КРО. После того, как шесть девочек Корделии были… – собраны? зачаты? – …были созданы, осталось полдесятка клеток, которые она назвала «скорлупками». Яйцеклетки без ядра. Она предложила их мне вместе с гаметами Эйрела – чтобы создать наших с ним детей. По юридическим причинам она предложила мне ограничиться сыновьями.
На этот раз Майлзу потребовалась значительная передышка.
– Хорошо. Такого я даже предположить не мог, следует отдать тебе должное. – И он прибавил, почти сквозь зубы: – Ну, мама… – Еще помолчал и уточнил: – Так ты за этим меня позвал? Пытаешься решить, принимать ли ее предложение?
– Нет, тут уже все готово. Три мужских эмбриона заморожены в хранилище КРО, и на ячейке мое имя. Они там уже несколько месяцев. Мои сыновья. Твои сводные братья.
Майлз издал некий неразборчивый звук и запустил пальцы в волосы – точно таким же жестом, как это делала наиболее Корделия, когда пребывала в наиболее раздраженном состоянии. Затем выпрямился и взглянул Джоулу прямо в глаза:
– Что же ты, просишь моего решения? Вето?
– Ни того. Ни другого, – твердость в собственном голосе удивила самого Джоула. – Я рассказываю тебе о том, что сделал, потому что… – Он осекся. «Пытаюсь все исправить. Или, как минимум, сделать честно». – Я периодически наблюдаю за тобой с тех пор, как тебе было двадцать. И за это время ты прошел большой путь.
Ответный жест Майлза начинался как отрицание, а закончился безмолвным «да».
– Корделия с Эйрелом вместе вырастили отличного мужчину, и я нахожу это воодушевляющим примером.
– Я всегда воображал, что создал себя сам, знаешь ли. Потому, что я был молодой и глупый. В свою защиту могу сказать, что с тех пор я поумнел.
– Да, и было увлекательно смотреть, как ты сам вырастаешь в отца. Если на это способен ты…
– То может кто угодно? – закончил за него Майлз.
– Я хотел сказать, «может, и у меня получится».
– Это все потому, что ты ужасно дипломатичен. Или – ну, не знаю, просто ни разу не позволял собственному эго вставать между собой и своей целью. Пугающее качество.
– Все равно, результаты впечатляют. У тебя несколько отличных детишек, Майлз.
– Надеюсь. Не знаю только, благодаря мне или несмотря на мои усилия. Но я могу тебе сказать, это я не специально. Многие понимают ситуацию неверно. Не родители формируют детей – а наоборот. Дети меняют наше поведение с самого своего первого крика. Лепят из нас то, что им нужно. И это может быть довольно жестким процессом.
Джоул поднял брови:
– В таком аспекте я не думал. – Но замечание странным образом обнадеживало.
– Уж поверь мне. Хотя я всю свою жизнь учился прямо на работе, так с чего я взял, что с родительством окажется по-другому? – Он помолчал. – Если то, что случилось в начале вечера, можно считать показательным, то у тебя уже есть правильные рефлексы, чтобы продолжать это дело.
Теперь головой покачал Джоул. «Если у меня будут дети…», – хотел сказать он в ответ, но первое слово уже не подходило.
– Когда у меня будут дети, я не хочу, чтобы тайна и молчание отрезали их от родных. – И он добавил: – Дети мои и Эйрела. Хотя у него в этом вопросе тоже не было ни права голоса, ни вето.
– Он полностью передал свой голос в этом вопросе маме. Теперь я понимаю, почему этот пункт его завещания был сформулирован так четко. Я буквально слышал его голос сквозь все юридические формулировки.
– Если увидят, что их принял ты, то и остальным ничего другого не останется. – Возможно, не всем, но достаточному количеству, чтобы Джоул мог, как выразился Майлз, «продолжать это дело».
– А если, скажем, я не стану этого делать?
– Аналогично.
– Полагаю, это расстроит маму, – вздохнул Майлз.
– И меня тоже. – Причем не только тем фактом, что Корделия огорчится, понял он, внезапно протрезвев.
– Ха.
Джоул поморщился и допил свой раствор электролитов. Похоже, болеутоляющее заканчивало свое действие.
