– Я ухожу, – прошептал Лаврушин.
– Нет, рано уходишь. Не твой час. Повремени, – послышался откуда-то справа голос Большого Японца.
Он простер руки над Лаврушиным и недвижимо застыл. И в лежащего человека начали вливаться силы. Большой Японец напаивал его своей энергией. Его ладони орошали живой водой лицо измотанного жаждой и пустынью путника. Эта вода лилась в шершавое иссохшее горло.
И вот Лаврушин приподнял голову.
– Где враг? – прошептал он.
– Ушел из Цитадели, – сказал Большой Японец.
– Сам?
– Зачем сам? Мы сильно сильно помогли.
– А провал?
– Ушел тоже. Не сам. Ты очень помог.
– Надолго ушел?
– Ох, надолго. Ты очень залатал дыру. Крепко залатал. Теперь не порвется.
Лаврушин приподнялся. Его поддерживали Степан и Большой Японец. Лаврушин рухнул на стул перед «органом».
– Нам пора, – произнес он слабо.
– Куда собрался? – спросил Степан.
– Домой.
– А нужен он нам, этот дом? – с сомнением осведомился Степан.
– Нужен. Нам надо домой.
– Как? «Пианино»?
– Нет. Его мало, – пальцы Лаврушина снова легли на клавиши Органа.
Потребовался всего лишь один аккорд.
И открылась дико вращающаяся воронка. Она с хлюпаньем засосала друзей…
* * *
– Вы мне дом подпалите, – забеспокоился Мозг.
Он призматическими глазами смотрел, как друзья появляются из дыры в пространстве.
– Все хорошо, – махнул рукой Лаврушин, и упал на диван без сил.
– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Шляются по ночам, – заворчал Мозг.
Лаврушин повалился на диван и проспал четырнадцать часов. И все это время Степан не отходил от него. Сам он дремал в кресле, чутко, реагируя на малейшие шумы.
Лаврушин проснулся новым человеком. Ничто в нем не напоминало, что еще недавно за ним приходила смерть и уговаривала подчиниться ей.
– Степ, я на самом деле залатал провал? – перво-наперво осведомился Лаврушин.
– Вроде бы.
– Ох, – Лаврушин потер виски, откинул одеяло. – Вот занесло.
– Ну, с тобой связываться, Лаврушин. Чтобы я еще раз, да на твои аферы… Да я…
Лаврушин теперь был спокоен. К Степану в полной мере вернулось брюзжащее занудство. Оно и не собиралось уходить далеко. Оно только чуток приутихло, когда все вокруг пылало и дымилось и было не до него. Но теперь Лаврушин знал – Степан ему плешь проест.
– Степан, ты не понимаешь. Без нас был бы крах. Полный. Льды дошли бы до земли.
– Фашисты! Чапаев! Нежить! Офанареть!
– А чего фонареть? Что, на Земле нечисти меньше?
– Не меньше, – Степан помолчал, а потом воскликнул: – Я только не понимаю, что у нас за жизнь такая – выручать всех. То Галактическую войну предотвращай. То Ледниковый период. Это чего за наказание?
– Сказали же тебе – предначертание.
– Начертание, предначертания. Понабрались всякой чуши.
– Все это не нами заведено…
* * *
Лаврушин провалялся дома еще два дня. Наконец, силы он восстановил окончательно.
– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, – напевал он песню, привязавшуюся во время путешествия в Москву-оптимистическую.
Он стоял перед зеркалом и чистил зубы. Бог ты мой, чего же они пережили. Но все хорошо, что хорошо кончается. И даже жалко как-то, что путь в пси-миры теперь заказан. Кто там сторожит проходы? Холодные Демоны, которые сжуют без соли любой блок возвращения… Если бы продумать другие варианты возвращения. Например, можно вставить блок замедления непосредственно в аппарат…
Мысли его потекли в нужном направлении. Автоматически докончил с чисткой зубов и принялся тереть щеку «шиковским» лезвием. В голове уже сложилась корректная схема, которую можно и опробовать.
Хотя стоит ли? Надо начинать снова жить нормальной жизнью.
Опять институт. Опять борьба за выживание направления. Безденежье. Дурацкие проблемы придурочного времени, в котором угораздило очутиться. И никакой потусторонщины. Никаких Чернокнижников. Никаких сражений. Никакого риска для жизни, кроме риска попасть под горячую пулю рэкетира или под нож уличного грабителя или просто под падающий от просроченного техосмотра самолет.
– Будем жить спокойно, – уверяя больше себя, чем отмечая факт, произнес Лаврушин.
Он посмотрел в зеркало, улыбнулся себе.
И вдруг из глубин стало выступать другое лицо. Появилась физиономия Чернокнижника. И послышался отдаленный голос:
– Мес-с-ть..
– Вот зараза, – Лаврушин плеснул на зеркало водой, и лицо пропало.
Надолго ли?..
