Топливный кризис обернулся истреблением.
Сырьем служила животная органика — тысячи, сотни тысяч животных перерабатывались на заводах ради того, чтобы кто-то ездил на машине или спал при свете.
Топливо, пластик, пища, лекарства — кровь животных вливалась в нас, держала человечество на плаву.
Вирус плелся следом.
Вирус выжил.
А человечество — нет.
Я вышел на улицу.
Дорожное покрытие нагрелось от лучей солнца, и воздух дрожал, отчего здания кривились, как отражения в зеркалах в комнате смеха. Меня это почему-то не веселило.
У соседнего дома притулились несколько турбоавто, пыльных и одноцветных из-за долгого простоя. Одна машинка была мне знакома, как и её хозяин, который не подавал признаков жизни уже месяца три.
Почесывая затылок, я направился к дому, вытер ноги о половичок, вежливо постучался. Никто, как и следовало, не ответил. Тогда я просто нажал универсальный код, и дверь с хрипом, скрипом, храпом отъехала в сторону. Внутри плохо пахло, но подобный запах витал и в моем доме, поэтому совсем меня не заботил.
Я прошел прихожую, гостиную, стащил на кухне сухие кубики рыбы и направился в спальню, где гнил мой сосед, распространяя запах разлагающейся плоти.
— Привет, Кремо. Не одолжишь свою тачку? — спросил я, останавливаясь у прикроватной тумбочки, на которой призывно блестела индсоцкарта. — Спасибо, сосед.
Машина фыркнула, издала пару нецензурных звуков и стартанула в неизвестность. Я отметил курс, включил внешние сенсоры и, жуя кубики рыбы, принялся разглядывать свой мертвый город.
Интересно, умер весь город или только я?
Нет, не так. Есть ли ещё живые здесь?
А где это «здесь»? На всей планете или только в городе?
Ну и черт с ними, с живыми. Толку-то от них…
Я давно перестал спать. В принципе, я вроде бы засыпал, но четкого понимания, сплю я или бодрствую, теперь не существовало. Я и думал как-то отрешенно: звук — ага, я еду в турбо, запах — ага, где-то в тачке завалялась еда, вкус — ага, сухие кубики рыбы.
Мои мысли потеряли объемность — раньше я думал о себе, о других, о работ, о сексе, об отдыхе, а теперь я тупо воспринимал окружающий мир таким, каким он представал сейчас, сию минуту. Ничего больше не задерживалось в памяти.
Я остановился отлить.
Я стоял и смотрел в небо, в темно-синее ночное небо, в котором, как мухи в супе, плавали звезды.
В соседнем доме зажегся свет. Я замер.
Несомненно, там был человек, такой же живой, как и я.
Свет в окне… Каким образом можно вот так ярко светить?
Я направился к дому, высокому и некрасивому, хотя понятие красоты такое емкое и труднопонимаемое, что к зданию, наверно, его применять не следует. Просто оно мне не понравилось. Тонкое, темно-серое, этажей семь, это здание походило на трубу промзавода.
Я остановился возле стены, задрал голову, ища взглядом загадочное светлое окно.
— Кто здесь? — завопило окно. На квадрат света легла расплывчатая тень.
Я машинально присел.
— Эй, есть кто живой?
Я молчал, инстинкт самосохранения заставлял пригибаться всё ниже к земле.
Тишина. Зачем я шел на свет?
— Я здесь. Не стреляйте, — осторожно поднявшись, я вскинул руки над головой.
— И чем я буду по тебе стрелять? — из окна высунулся кто-то.
Здоровый бородатый мужик смотрел на меня недоверчиво и… жадно?
— Ты меня будешь есть? — спросил я, не опуская рук.
Мужик осклабился, потом заржал во весь голос.
— Ещё один чокнутый! Заходи!
Поднимаясь по ступенькам, я слышал, как капала вода. Мне хотелось пить.
В комнате моего нового знакомого пахло тушеными овощами, так вкусно и вместе с тем так мерзко, что сначала я потянулся было к источнику аромата, а потом сморщил нос и отвернулся.
— Присаживайся! — Мужик махнул рукой на диван. — Ты откуда?
— С М-452, Юго-восток.
Я сел на краешек дивана.
— Хоть бы ширинку застегнул, — заметил хозяин комнаты.
— Зачем? Ты дама, что ли?
— Я Стен, — мужик протянул мне огромную лапищу. — А ты?
Кто я?
— Не… не помню…
Стен подозрительно сощурился, рука его замерла и повисла в воздухе.
— Ты рехнулся от всего этого?
— А ты нет?
Рука продолжила своё движение и похлопала меня по плечу. Мне не понравился этот жест — он нес неизвестную угрозу. Я напрягся.
— Есть хочешь?
— Немного…
Стен наложил овощей, налил в стакан воды — прозрачной, как стекло.
— Ты будешь есть руками? — озадаченно спросил он, протягивая мне универсальный прибор, когда я уже схватил тушеную картофелину.
— А смысл есть не руками?
Он считал меня чокнутым, хотя сам, проходя мимо зеркала, начал разговаривать со своим отражением, будто со старым знакомым. Но ему никто не отвечал, отражение ведь неживое…
— Можно у тебя переночевать? — спросил я, отодвигая миску.
Стен оторвался от зеркала.
— Нет, он считает тебя опасным.
— Кто? — не понял я.
— Он, — шепотом пояснил Стен, кивнув на зеркало. Отражение кивнуло ему в ответ. — Вот, видел?! Он против.
— Я лучше пойду…
— Да, лучше уходи.
Машина гудела, я вспоминал. Пытался поймать за хвост убегающие слова, фразы, голоса, но видел лишь картинки — тусклые, унылые, дымчато-серые.
Городское покрытие перешло в более дешевое пригородное. Разномастные дома сменились серыми однотипными высотками, на полкорпуса уходившими в землю. Когда-то подобные проекты пригородных районов вызвали дикое возмущение жителей частных домов, находивших высотки катастрофически неуютными и безвкусными. Потом же, когда прирост населения указал на термоядерный демографический бум, эти серые надгробия окружили большинство городов планеты.
Экономия, вечная экономия на пространстве, на топливе, на воде.
Я зевнул. Такое количество мыслей утомило меня.
Машина резко затормозила и выдала сообщение о сближении с объектом. Я пожал плечами, заглушил авто и осторожно вылез наружу.
Лучи восходящего солнца не пробивались сквозь монолиты надгробий, но на дороге было достаточно светло, чтобы я мог разглядеть помешавший моему движению объект.
Женщина, молодая и красивая, одетая в потертый грязно-синий комбинезон, стояла лицом ко мне и с интересом осматривала машину.
— Привет.
Она взглянула на меня, будто только сейчас с удивлением обнаружила мое присутствие на пустынной дороге.
— Привет. Ты откуда? — поинтересовалась она.
— С М-452, Юго-восток.
— Далеко же ты забрался. Куда едешь?
— Не знаю.
Она тряхнула копной рыжих волос, и мне показалось, что у неё горит голова.
— Ты тут одна?
— Нет, пойдешь со мной?
Я напряг слух, стараясь уловить малейшее движение справа, слева и сзади, но слышал лишь дыхание собеседницы, выжидающе смотревшей на меня. Я кивнул.
Я скользил за ней между громадных надгробий по серым, пыльным улицам, с настойчивостью муравья убеждая себя, что я что-то
