— Хорошо. Я попробую договориться с Санти, чтобы он использовал и возможности Коня. Не всё же ему за мной шпионить…
— Он не шпионил, он беспокоился, — Трой отвёл взгляд. — Конь уязвим, одно попадание бластером, пинок человека в броне, и он погибнет.
— Мы все можем погибнуть, Трой, — я грустно улыбнулась. — Когда Альдо говорит, кажется, что всё схвачено. А я понимаю, что операция будет чертово пекло. Нужно придумать запасной план.
— Конь со мной уже девять лет, он как часть меня… — Трой сцепил ладони в замок. — Но да, продумаю для него варианты действий.
— Отлично, — сказала я, стуча в дверь. — Утром чтобы были.
Смарт выпустил меня и быстро слинял по делам, даже ничего мне не сказав. Я встряхнула короткими волосами и почувствовала, как стало легко. Словно вместе с волосами с груди свалились камни, которые не давали дышать. Траханный Трой отверг меня, это было больно, но имело ли это значение сейчас? Конечно, нет. Если я хочу продолжать дело брата, нужно меньше думать о глупостях.
Я глядела на гору бобов в тарелке, и покусывала губы.
Перед глазами стояло обрадованное лицо Троя, когда я принесла ему еду. Его пшеничные локоны, лежащие в беспорядке, были такими симпатичными, что хотелось их потрогать, узнать, какие они на ощупь. Тëплая, бесхитростная улыбка растапливала сердце. Глупые сантименты! Им не место в моей жизни.
Трой мне очень помог, но я ощущала, что и сама теперь обретала уверенность.
Глава 15. Ржавчина откровенности
~Трой~
Она ушла. Дверь с шипением закрылась. Горечь окутала рот. Я поглядел в тарелку с картошкой и мясом.
От голода уже подташнивало. Но как есть? Когда она ушла…
Принс напоминала мне кошку, которую хотелось погладить. Несчастную жертву обстоятельств, что нуждалась в поддержке. А ещё она могла стать лидером восстания, только нужно ей в этом помочь. Не зря же я еë вытащил с Пегаса.
Как женщина, Принс мне не нравилась. Я вспомнил Алисию. Её грудь, что даже скрытая одеждой, туманила рассудок. Еë безупречное лицо. Волосы, что всегда были идеально уложены, волосок к волоску. Губы с нежно-розовой помадой. Благочестивый взгляд без намёка на пошлость. Такая холодная, высокомерная красота, перед которой чувствуешь себя ничтожным. Но ею можно было любоваться. Мечтать о ночи после свадьбы.
— Трой, — ласково сказала Алисия, когда мы сидели на приёме у её отца, министра Теофраста Пиккори. — Передай мне рыбу.
Она поправила белоснежный платок на изящной шее.
Я передал ей огромное серебристое блюдо, где идеальным кругом были выложены куски приготовленной на пару форели. Алисия наколола рыбной вилкой небольшой кусок, и я собирался поставить блюдо обратно.
— Нам очень жаль, что ты проиграл Винсенту Лепассу, — холодно сказал Теофраст.
Я ощутил укол досады, оттого неуклюже поставил тарелку. Она гулко звякнула о другую. Хорошо, хоть тонкий фарфор не разбился.
— Сожалею, что разочаровал вас, — пробубнил я, усаживаясь поудобнее. — В следующем году выиграю.
— Придётся постараться, чтобы превзойти Винсента, — не останавливался Теофраст. — Только и слышу, что разговоры о том, как он хорош. И как ты провалился.
Я услышал, как на другом краю стола тяжело вздохнул отец. Его глаза сверлили меня ледяным взглядом.
— Ты и так, Трой, расстроил меня тем, что бросил Университет, — продолжал Теофраст, а затем обратился к отцу: Герман, разве о таком мы с тобой договаривались? Почему ты ему разрешил?
Раздражение бессильно клокотало внутри, обжигало грудную клетку, но я изображал спокойствие.
— Тео, он закончит Университет, как мы и договаривались, — ровно сказал отец, отпив вина из бокала.
Он тоже держал эмоции при себе, но я знал, как сильно он меня сейчас ненавидел, да и вообще всегда последние три года.
— Хорошо. Пилот не подходящая профессия для мужа моей дочери, — ответил Теофраст.
Я медленно выдохнул. Плеск воды, шуршание листвы на деревьях. Как там сенсей говорил? Гнев — это угли, бросая которые, мы обжигаемся сами. Не брать угли. Как же хочется ответить. Кончики пальцев зудели, заставляя руки сжиматься в кулаки. Как же хочется швырнуть в этого пафосного недоумка пару тлеющих головешек. Перспектива терпеть его всю оставшуюся жизнь казалась хуже, чем сидеть в карцере за нарушение Кодекса Достоинства.
— Хотя тебе, Герман, сложно это понять, ты в принципе не разборчив. Елена мало того, что была инженером, так её ещё уличили в связи с Милетским Палачом, — Теофраст скривил брезгливую ухмылку. — А ты ничего, отмыл её репутацию и женился.
Нет. Нет. Дддааа. Я поднял кулак, собираясь встать, стукнуть по столу и сказать ему заткнуться. Потому что так нельзя говорить о моей матери.
Но. Сверху на мой скрипящий от напряжения кулак, легла рука Алисии. Она увела её вниз, спрятала его между своих тёплых и нежных ладоней. Я замер, и потихоньку успокоился. Нельзя устраивать скандал. Отец так жаждет нашего брака с Алисией, и она не заслуживает этой ругани.
Отец всё-таки что-то сказал Теофрасту, но я уже не слушал. Смотрел на свою будущую жену с благодарностью. Такая красивая, добрая, чистая. О чём ещё может мечтать мужчина? Конечно, ещё и о состоянии, которое она унаследует. Меня же оно нисколько не волновало.
«Спасибо за поддержку», — я передал Алисии мысленное сообщение через интерфейс нейронной сети.
«Пожалуйста, милый», — пришёл ответ от её нейросети. — «Я, кстати, была бы не против, если бы ты почаще летал и подальше».
При этом её рука всё также осторожно гладила мою, а глаза смотрели с нежностью. Под шарфиком от волнения пульсировала жилка. Мне так и хотелось спросить: «Дорогая, тебя взломали?». Но почему-то я был уверен, что нет. Мы были с ней слишком разными.
Сбросив марево нахлынувших воспоминаний, я укрыл лицо руками. У меня есть невеста… Я засмеялся. Могу себе представить, как она прыгает от счастья, что я пропал. Пьёт шампанское прямо из бутылки. Это была наша последняя встреча с Алисией, наверное, после этого я согласился помочь Ложе.
Я подвинул тарелку к себе и взял ломтик картошки. Принс обо мне позаботилась. А я её обидел. Нужно было как-то иначе сказать. Сейчас не время, например. Или что я не могу так. Где атмосфера? Расслабляющая музыка? Кровать, на худой конец? Или, что у меня никогда не было секса, я берёг себя для той единственной, и совсем не уверен, что ты она. Ещё я немного боюсь. Тем более тебя.
Нет. Тоже не то.
Я съел картошку и курицу, поборов желание оставить немного Принс. Вряд ли она ещё зайдет ко мне. Я решил переодеться, и вспомнил, как она трогала застёжку на моей груди. Ярко представил, что я всë-таки разрешил расстегнуть. Почувствовал мурашки от прикосновения к коже. Тепло руки воображаемой Принс спустилось ниже, к животу. Тесные штаны техника стали давить сильнее.
Но тут же возбуждение спало. Я вспомнил, как два года назад, ещё учась в Академии, целый месяц сидел в карцере за нарушение Кодекса Достоинства, по статье 32.4. С тех пор никогда больше не трогал себя.
Быстро переоделся, думая, какой же я отвратительный. Телесные мысли проскальзывают в мой рассудок. Как я вообще мог осудить Принс, когда сам скабрезно фантазирую.
Стоп. Нужно продумать схемы для Коня. Нужно понять, что он может сделать на «Форс-Мажоре» и как. Да, лучше заняться делом, тогда и похоть отступит. Как говорит один из главных постулатов Конституции Империи: «Похоть превращает человека в животное, поэтому должна быть искоренена».
Милетский палач… всплыло в памяти. Слышал же это имя недавно. Так Теофраст назвал кого-то связанного с моей мамой. И ещё, кажется, слышал это прозвище уже здесь.
Да. Когда сканировал лицо Альдо. Попросил нейросеть показать справку о нëм.
«Альдо Санчес — высший офицер военной разведки Империи, соратник Массимо Гонсалеса, осуждён на ссылку в колонию на Альфа Центавра в 2310 году за пособничество в организации бунта, помилован за боевые заслуги, в том числе за усмирение восстания в колонии Милет. Носил прозвище «Милетский палач». В 2333 году приговорён к ссылке за распространение крамолы на Императора…»
