Рем открывал глаза, видел пыльный пол, косые стены, выгребную яму, и тот саркастичный внутренний голос, который помогал ему продираться через эту жизнь, едко скалился: «Ну вот оно, твое совместное будущее. Ты рассчитывал на что-то другое? На вот, пыли наверни». И его разум лихорадочно вился в паутине мыслей, пытаясь найти выход из этого положения.
Последнюю таблетку «Витамина» Рем разделил на четыре части и медленно рассасывал, чтоб притупить голод, пока никто не видит. Ему казалось это правильным. Никто ничего не говорил, когда он под покровом темноты уходил обшаривать дома в поисках хотя бы горсти сушеных бобов или крысы. Иногда он добирался до жилых кварталов и шарился по мусорным ящикам или тайникам.
На четвертый день Рем понял, что если никто еще не успел свихнуться, то он будет первым.
— Давай еще раз свой план, — сказал он, сев на пол рядом с Ривой. Бывший инспектор поднял глаза от своих изрезанных ладоней. Сидеть без действия этот парень не умел. Первые дни, пока адреналин еще играл в крови, Рива старался поддерживать настрой остальных. Рассказывал истории, вещал о своем маленьком расследовании, потом начал суетиться и принялся конструировать им мебель буквально из говна и палок. В общем, славный парень оказался. Рем даже сказал ему об этом вслух.
— Нам нужно добраться до оборудования. Компьютера или хотя бы планшета, собрать данные, которые ты перегнал в облако, а потом залить их на все устройства в Верхнем городе.
— Ты хочешь перелить просто массив данных, — покачала головой Кана. — Никто не захочет в них разбираться.
— И что ты предлагаешь? — нахмурился Гектор.
— Надо сделать типа блога, — подала голос Дези. — Запустить стрим, например, рассказать, что происходит на самом деле.
— Сначала в Нижнем городе, потом в Верхнем, — кивнул Рем. Гектор потер подбородок.
— Нужна техника. Камеры, микрофоны, компьютеры опять же.
— Тай, — обреченно проговорил Рем. — Я пойду к ней.
— Я с тобой, — вызвалась Дези, но Рива мягко удержал ее за руку, не давая подняться на ноги вслед за братом. Дези протестующе нахмурилась. — Эй, я тут выросла! Я тут все знаю.
— Поэтому ты лучше останешься здесь. На случай, если со мной что-то случится.
— Не говори так, — нахмурилась сестра.
— Все будет хорошо, — ответила вместо него Кана. Она обернулась к Дези. — Мы пока придумаем, как оформить данные, чтоб их понял даже…
— … самый сторчавшийся утырок, — едко проговорила Дез.
***
Алый закат разлился над дюнами. Кана сидела на пороге домика, теребя выбившуюся из рукава нитку. Подбородок лежал на острых коленках, взгляд устремлен вдаль. Всего месяц назад она пересекла эти дюны на вездеходе, придерживаемая крепкими руками Тимидо. Теми же руками, что пустили ее жизнь под откос. Она пыталась взглядом найти конец песчаной пустоши, пристани, за которыми начинается обмелевший океан, безгранично синий, стоит только пробраться подальше. А потом, за бесконечными волнами, будут родные острова. Интересно, там хоть кто-нибудь заметил ее отсутствие? Представлял ли кто-то там, что жизнь, которую она проживает день за днем, вообще возможна? И что скажет «Кассандра», когда ее цифровой взгляд коснется данных о Лас-Риасе?
Рем сел рядом с ней. Молча просидел несколько минут, чувствуя, как остывающий воздух шлепает по щекам своими сухими ладонями, словно вывалянными в песке. Он перевел взгляд на ноги Каны.
— Ты тут ходи осторожнее. В песке дохера осколков.
— Спасибо, — устало пробормотала она. Рем придвинулся ближе и аккуратно положил руку ей на плечо. Кана подалась к нему. Хотелось сказать что-то, разорвать затянувшееся узлом молчание. Но на языке вертелись то извинения, то оправдания, то какие-то уточняющие факты про него и Тай. Абсолютно бесполезные. И Рем гнал эти мысли от себя, перебирая пальцами по плечу ученой.
— Я постараюсь надыбать вам с Дез обувку. У Тай целые залежи. И шмотье. Что-нибудь найдется.
— Спасибо, — повторила Кана и положила голову ему на плечо. Прикрыла глаза, представляя, что все в порядке. Спокойствие, разлившееся под ребрами, казалось противоестественным, но оно было так сладко, что девушка старалась продлить это мгновение.
Но вот, солнце зашло, и Рем по темноте начал пробираться в город.
Костюм после путешествия по ливневкам истрепался, и теперь в нем едва угадывался шикарный дизайнерский наряд для званого вечера. По правде сказать, даже местные попрошайки выглядели получше Рема. Он кое-как подкатал рукава и выпустил заляпанную рубашку в попытке выдать это за «стиль». В прибрежных районах было тихо и пустынно, но чем ближе Рем пробирался к главной трамвайной линии, тем громче становилось возбужденное гудение Нижнего города. Оно приятно щекотало уши, и Рем сам не заметил, как начал по-идиотски лыбиться, шагая нога в ногу с оборванцами, направлявшимися в Фундо.
Стоило выбраться на оживленные улицы, и нервозность сменилась облегчением. Он снова был в своей стихии, среди петляющих переходов и громыхающих трамваев, среди гомона толпы и выкриков, песен, орущих теток и запаха вонючих самокруток и не менее вонючего самогона. Рем вдыхал этот воздух полной грудью, и тяжесть на душе проходила сама собой. Он был дома. Вот только, стоило прислушаться, и становилось все не так радостно.
Оказавшись рядом с центральной линией, Рем поразился количеству людей. Он никогда не видел такой толчеи за всю жизнь в Нижнем городе. Рем навострил слух. Ждавшие трамвая негромко переговаривались, обсуждая задержку в доставке пайков и гуманитарной помощи от Верхнего города. По соседству переговаривались те, кого утром не пустили на утреннюю смену на плантациях. Теперь они ждали трамвай, чтоб попытать счастья и пробиться на вечернюю смену, презрительно зыркая на тех, у кого она стояла в расписании.
С третьей попытки Рем смог залезть в трамвай. Люди набились так плотно, что дышать удавалось через раз. Молодого человека впечатали в окно, и то и дело при остановках кто-то цеплялся за него либо наваливался, заезжая локтями по пояснице и почкам. А народ все пытался залезть в салон, так что пассажиры сначала теснились, а потом с криками и руганью принялись выталкивать тех, кто все пытался втиснуться. Трамвай натужно ныл и стонал, с огромным трудом преодолевая каждый метр в гору. Кто-то ссаживался добровольно и пытался продолжить путь пешком, но вскоре застревал в толпе, разлившейся по улице. К конце концов и бедный трамвайчик увяз. Люди вышли на рельсы и галдели, кричали или просто стояли, толком не продвигаясь никуда. Трамвай беспомощно распахнул двери, словно присоединяясь к общей забастовке. На несколько секунд салон захлестнуло недовольное гудение, а потом люди начали неторопливо вытекать на улицу, на ходу выясняя друг у друга, что происходит.
Рему даже не пришлось шевелить ногами,
