this room and I've walked this floor
I used to live alone before I knew ya
I've seen your flag on the marble arch
Love is not a victory march
It's a cold and it's a broken Hallelujah [49]
Глядя сейчас на то, во что мы превратили нашу семейную жизнь, – вышло почти предсказание. Впрочем, тогда я не верила в дурные приметы, а жить мы собирались долго и счастливо… Я и сейчас в них не верю, но толку-то…
– Маруська… – раздалось откуда-то сбоку.
Я обернулась к мужу, все еще придерживая платье.
– Если для тебя это так важно, возьми. Невелика тяжесть.
Я дернула щекой, изображая усмешку. Хотелось плакать. Скрутила ткань в бесформенный узел и зашвырнула в глубину шкафа. Перевела взгляд на мужа.
– Только самое необходимое.
– Маш, зачем ты так? – Ив перешагнул груду тряпья, мягко придержал за плечи. – Маруська, не надо. Я же не слепой.
А ведь я все еще его люблю.
Потрясающе своевременная мысль.
Всего полшага навстречу, уткнуться лбом в грудь и так замереть. Я подалась назад, повела плечами, чтобы высвободиться. Ив покачал головой.
– Не пущу. Этой ночью я чуть не поседел, пытаясь до тебя дозвониться. Так что не пущу.
Одним коротким рывком подхватил под бедра, впечатал в дверцы шкафа, прижимая всем телом, прошептал:
– И хоть задергайся.
Ему все же пришлось разжать руки, занявшись застежкой моих джинсов. В два движения вышагнуть из скользнувших по бедрам штанов вместе с бельем, сдернуть водолазку, позволить мужу расстегнуть бюстгальтер. Щетина неожиданно больно царапает по лицу, но это лишь усиливает возбуждение. На миг оторваться от его губ, поймать взгляд из-под полуприкрытых век, ухмыльнуться:
– Мастерство не пропьешь.
– Точно.
Расстегнуть ремень, позволить снова подхватить на руки, обвив ногами его талию, почувствовать, как он заполняет целиком, подаваясь навстречу, пока дыхание не сорвется в протяжный стон, а руки не ослабеют. Опуститься на груду одежды, потянув его за собой, снова поймать ритм, еще и еще, пока не собьешься – потому что не сбиться не получится. Еще несколько движений – и теперь его очередь. Встретиться взглядом, обнять и больше не отпускать.
Кашель, как всегда, подобрался не вовремя, заставив Ива резко дернуться, высвобождаясь.
– Всю малину испортил, – сказала я отдышавшись. – Ну, хорошо хоть, не полминутой раньше. Хотя… было бы забавно.
– Зараза ты, Маруська. Ехидная зараза.
– Не рыдать же…
– И то правда, – он снова обнял, вытянувшись рядом.
– Муж… а ты меня еще любишь?
– А что я только что делал?
– И кто из нас ехидная зараза?
– Так с кем поведешься… Люблю. Пойдем-ка в спальню, нечего на полу валяться.
– А собираться?
– Успеется. Утром.
Мы вышли из дома, едва стало достаточно светло для того, чтобы не переломать ноги на улицах с неработающими фонарями. Собрались и вправду быстро – в конце концов, и уходили не в никуда. У родителей наверняка найдется какое-нибудь барахло на первое время. Люди их поколения не выбрасывают добротные вещи лишь потому, что те вышли из моды. А еще у них можно будет взять мотоцикл и попробовать вернуться в город, на этот раз забрав с собой столько, сколько влезет в коляску. Но это потом – когда мародеры перережут друг друга. Оставаться в городе опасно – даже если не принимать во внимание то, что в водохранилище опасная концентрация хлора может сохраняться до двух месяцев, а по улицам, вспомнив древний лозунг «грабь награбленное», бродят люди со знаменем экспроприаторов капиталистической собственности наперевес. Главное – вода, электричество и канализация. Точнее – их отсутствие. Из унитаза уже несло так, что вонь чувствовал даже мой почти потерявший обоняние нос. А что будет после того, как переполнятся сточные емкости и все это добро польется в пруд, не хотелось даже думать.
Перед уходом Ив тщательно проверил краны и выключатели.
– Вдруг да… – ответил он на немой вопрос. – Я все же надеюсь сюда вернуться. Насовсем.
Это вряд ли. Но вслух я не стала ничего говорить. И без того тошно. Ив запер все замки. Еще одно бессмысленное действо. Ценного внутри не осталось ничего – в самом деле, не считать же ценностью нажитую за пять лет технику, без электричества превратившуюся в бесполезный хлам, да брошенные в шкафу банковские карточки? Даже если в городе и найдется хотя бы один работающий банкомат, что толку в бумаге, которую некуда потратить?
– Маш, как думаешь, облако сдуло? – спросил муж, когда мы вышли из подъезда. – Можно, конечно, по объездной кругаля дать, но далековато пешком выходит.
По сравнению с полутора сотней километров десятком больше – десятком меньше особой роли не играло, но тащиться сперва до объездной, а потом огибать город и вправду не хотелось. Прямой путь лежал через зараженные районы, мимо больничного комплекса, где работал Ив.
– Думаю, сдуло. Если не соваться в овраги и подвалы, все должно быть нормально. Пойдем напрямик.
Город казался пустым. Таким тихим он раньше бывал только после полуночи, когда добропорядочные граждане сидели по домам и только изредка по улицам с ревом проносились автомобили, чьи водители возомнили себя шумахерами.
Наверное, вчера на выезде из города были страшенные пробки – но мы этого не видели, а сейчас машин не осталось даже на стоянках. Магазины с выбитыми стеклами, разграбленные ларьки, попался даже вывороченный из стены банкомат. Кое-где – трупы с проломленными черепами и другими признаками насильственной смерти. Надписи на заправках «бензина нет» – может, правда, а может, проблема просто в отсутствующем электричестве. Переполненные мусорные баки, бродячие псы, деловито разгребающие помойки. А вот бомжей не видать…
Потом трупов стало больше – судя по всему, мы добрались до районов, попавших под облако.
– Через несколько дней в городе станет невозможно дышать, – сказал Ив. – Когда все это начнет разлагаться. И тогда отсюда уйдут последние из выживших людей.
Голос гулко разнесся по пустым улицам. Я поежилась.
– А по городу будут среди бела дня бродить стаи крыс и бродячих собак. Столько еды, хоть и подтухшей, – продолжал муж. – И достаточно какой-нибудь залетной бактерии… Пожалуй, я не сунусь обратно без противочумного костюма.
– В нашем регионе природных очагов чумы нет. Разве что совсем уж какая-нибудь крыса-экстремал, любительница дальних путешествий, да и то… ты не помнишь, сколько у чумы инкубационный период?
– От суток, если первично-септическая… а верхний предел не помню. Доберемся до твоих, надо будет
