Жители стояли с поднятыми лицами в ожидании очередного ежегодного чуда, но, ко всеобщему удивлению, чудо почему-то откладывалось – в голубом, как на заказ, безоблачном небе не проступили узкие, мерцающие молочной белизной полосы Млечной Паутины. Люди удивленно переглядывались.
Дебора Анчи, Белаван де Фей, Гунь Ситцен и Ба-ган Скунс, стоявшие на плоту под дулами пистолетов-автоматов, услышали, как зажужжал электромотор, увидели волны от поворачивающегося в воде киля и покачнулись, схватившись друг за друга, когда пластиковый ромб стал быстро отплывать от берега.
– …Они – бородавки на светлом лике Кабуки! – говорила Шангалла Левенгук, а позади нее Антон Ле-венгук увлеченно крутил ручки дистанционного управления. – Пусть Гиблая Яма, из которой нет возврата, пусть пасть самого Энтропийного бога поглотит их навсегда! Мы же продолжаем церемонию… – Она заглянула в листок, смутно ощущая, что обряд пошел как-то не так.
На плоту Гунь Ситцен переступил копытами, собираясь броситься в воду, но с берега донесся треск, и фонтанчики от пронизывающих воду пуль частым пунктиром прочертили океанскую поверхность. Некоторые попали в плот, оставив в пластике черные дыры.
– Мы продолжаем церемонию! – продолжала Посвященная, озабоченно прислушиваясь к звучащему все громче гулу. – Здесь собрались три претендента на трон Арры… – Она быстро подняла голову. Обнаружив, что большая часть слушателей показывает пальцами в сторону видеоэкрана над трибунами, Шангалла скомкала свою речь и, пропустив всю середину, произнесла сразу заключительную часть: – Мы тут посоветовались с богами и решили… Короче говоря, повелительницей Арры назначается Гладия Хахмурка.
– КТО-О?! – взревел знакомый хриплый голос с правой стороны, и одновременно до Шангаллы дошел смысл фразы, произнесенной позади Рагаром Пуком: «А напряжение все то же, верно? Сеть так и не разгорелась». Планирование нарушено, уразумела Шанго и, повернувшись, рявкнула на толстяка: – Это все твой идиот, сводный братец!
Пукковиц пожал плечами.
– Может, икроножную мышцу растянул, – скептически заметил он. – Не смог дотянуться до рубильника…
На плоту, который уже значительно удалился от берега и теперь плыл по кругу в обход гигантской, покато уходящей вниз, ревущей водяной воронки, Дебора Анчи произнесла:
– Мы утонем, да?
Не глядя на нее, Бел де Фей опустился на колени перед Гунем Ситценом. Схватив его за уши и не позволяя отвернуться, он приблизил нос к рогу хамелеона и голосом записного провокатора произнес:
– Гунь, не хочешь сейчас пару раз затянуться травкой? Тра-авкой? Тра-а-вочкой?
На трибуне тоже происходили интересные дела. Там Антон Левенгук сунул в руки Пука дистанцион-ку, поднялся и, отстегнув от ремня комплект ножных манипуляторов-ходуль, сказал:
– По-моему, они уже вышли из радиуса действия, но ты проследи за ними. Я сбегаю к Разряднику, погляжу, что там с Урбаном.
– Справишься? – осведомился Радагар.
В этот момент на другом конце ряда его супруга Саша Пукковиц вздрогнула, сжала в кармане некий плоский металлический предмет и всем телом подалась вперед, узрев что-то под нижней планкой ограждения.
– Просто организационные неполадки, – хмыкнул фокусник. – Какие организаторы – такая и организация.
– У меня все под контролем! – вступила в разговор Шангалла, но ее слова заглушил рев оскорбленного в лучших чувствах Зигрии Матхуна. Выкрикивая бессвязные гневные цитаты, Матхун прорывался к балкону, расшвыривая феминоособей, как кошек.
Левенгук, нагнувшись и на ходу пристегивая ремни манипуляторов к коленям и лодыжкам, сделал шаг к выходу. Тут Саша Пукковиц поднялась во весь рост и занесла над головой руку. В ней была зажата плоская металлическая фляжка с коньяком.
– О, Сашку проняло! – хихикнул Радагар. – Опять набулькалась чаю, старушка?
– Мадам Пукковиц! – ахнула Шангалла. – Что же это вы, мадам?..
– Мышь! – изумленно простонала Саша. – ОПЯТЬ ЭТА МЫШЬ!!!
Она сделала бросок.
Серое тельце неуклюже повернулось под планкой ограждения.
В это время на плоту Бел де Фей что-то говорил Ситцену.
В это же время разочарованное население Кабуки начинало расходиться.
В это время северные трибуны, повинуясь общему наплыву нарушенного планирования, уже кричали, размахивая лабросами, обращая свои крики и оскорбительные жесты преимущественно к восточным трибунам, но не упуская из виду и западников. А на восточных трибунах узкоглазые и спокойные, как сфинксы, самурайки с философской методичностью протирали специальными бархатными тряпочками лезвия мечей и лучи сюрекенов. А девочки Оторвы Малины расправляли цепи и делали зловещие движения стилетами и пружинными выкидухами…
И все это происходило, пока металлическая фляжка летела. Вращаясь, сверкая в солнечных лучах, она настигла удивительно неповоротливое для мелкого грызуна тельце, с хрустом ударилась и отскочила. Под ограждением осталась лужица темного масла, ошметки приклеенного к резиновой шкурке серого бархата, шестеренки позвоночника, гидравлические поршни лапок, антенна хвоста и две уставившиеся в небо потухшими объективами мини-видеокамеры.
– А, бесы Чернильных Миров! – Отшвырнув пульт, Радагар Пук шагнул вперед и опустился на колени.
Как раз в этот момент, проломив ограждение, на балкон вступил разъяренный Матхун, но на него никто не обратил внимания.
Толстяк осторожно подцепил мизинцем пластиковый кубик и, близоруко сощурив глаза, прочитал надпись на одной из его граней, после чего медленно поднял лицо к обернувшемуся Левенгуку.
– Это штуковина макрофагов, Антон. Они где-то здесь!
Потрясенное этими словами, даже солнце остановило свой бег, и гигантская, исходящая водяным па; ром воронка перестала вращаться в океане. А потом перед глазами Антона фон Левенгука послушный, безопасный мир дрогнул и с беззвучным звоном разорвался на мириады острых осколков. Осколки эти сверкающими гранями изрезали, искромсали больное сознание фокусника и столь же мгновенно сложились, срослись, но в мир новый, незнакомый, злой и угрожающий.
– Макрофаги? – прошептал он, слыша, как сердце глухо стучит в груди. – Ты уверен?
Середина круглой арены провалилась, и вверх полезли какие-то фигуры.
– Прекрати, паря! – взмолился Гунь Ситцен. Из его красных глаз по коричневым морщинистым щекам текли слезы.
Бел де Фей поднес к губам сведенные вместе указательный и средний пальцы, делая вид, что затягивается самокруткой, а затем, сложив губы трубочкой, как бы выдохнул дым.
– К-а-айф, Гунь, – издевательски протянул он. – Дымок, Гунь… Такой сладкий дымок…
– Паря, ты убиваешь меня! – всхлипнул носорог.
– Что ты делаешь? – Рука Деби легла на его плечо. – Не надо издеваться над ним.
– Еще один? – Не обращая на нее внимания, де Фей сделал вид, будто сыплет на ладонь нечто мелко растолченное и отрывает кусок невидимой бумаги. – По затяжке, Гунь?
– Я ж тебе это припомню, дылда очкастая! – засипел Ситцен. – Если сейчас не скопытюсь – обязательно припомню… – Гунь умолк, когда по его телу прокатилась волна дрожи.
Визг разошелся во все стороны от плота, заставив и без того неспокойную поверхность воды покрыться накипью бурунов.
– Убить их всех! – Свонна Лагерлеф первая соскочила с трибуны, размахивая над головой огромным двуручным мечом. – Я хочу разрезать их на маленькие-маленькие кусочки и топтать, топтать, топтать!
Сбрасывая меховые безрукавки, ее примеру последовали десять отборнейших берсеркш севера, а с другой стороны арены навстречу уже мчались саму-райки, вращая, как пропеллерами, тонкими мечами. В западном ярусе оскалившиеся телохранительницы натягивали шляпы поглубже на уши и потрясали дубинками. Выскочившие из пролома в арене люди бежали мимо них к центральному балкону, где Рагар Пук хохотал над останками механической мышки-шпиона. Зигрия Матхун поднял фляжку Саши Пукковиц и, сорвав колпачок, пил коньяк, одновременно вращая глазами в поисках невесть куда подевавшейся Гладии Хахмурки. А Шангалла Левенгук, стоя на коленях в обнимку с микрофонной треногой, сомнамбулически повторяла: «У меня все под контролем… Все под контролем у меня…»
