Вообще-то, не блефует. Судя по всему, особисту и впрямь известно многое. Только это вовсе не повод для того, чтобы Виктор начал распускать язык. Он давал подписку о неразглашении. И у него нет никаких основания полагать, что майор Уфимцев, то лицо, с которым следует говорить об этом откровенно. Так что, идет он лесом, со своими заходцами.
— Я ничего не считаю, товарищ майор. Потому что понятия не имею о чем вы говорите.
— В лагере были пять офицеров занимавшиеся расстрелами военнопленных.
— Совершенно верно.
— Это огромное количество опыта. Но вы сдали только сто пятнадцать тысяч.
— Характерник ежедневно обнулял их и переправлял опыт в штаб. При них оставался только тот опыт, что перепадал в качестве премиальных. Его мы и изъяли. Как впрочем, обнулили и остальных пленных офицеров.
— Какое совпадение. Тех кто мог бы это подтвердить вы убили, — с нескрываемой иронией произнес особист.
— Машины были перегружены, а нам предстоял переход через озеро, где могло подняться волнение. Мы находились на территории противника. Не отпускать же мне их, — пожал плечами Виктор.
Он не переживал по тому поводу, что кто-то может передать особисту информацию о том, что он слил с пленников опыт. В смысле, они конечно же могли подтвердить только сам факт проведения манипуляций с артефактами. Но Нестеров позаботился о том, чтобы никто не видел показаний счетчиков «Переводчика» и «Передатчика».
— Но вы уничтожили именно тех, кто мог подтвердить вашу версию с ежедневной отправкой опыта в штаб, — покачал головой майор.
— Я мог переправить через линию фронта только троих человек, по одному на МБТ. Мне не нравятся те, кто вот так походя готовы расстреливать пленных сотнями в день. Поэтому я оставил тех, у кого не было Умения «Палач». Что же до опыта… Товарищ майор, опыт, оружие и имущество противника, согласно законодательства ДВР, под определение мародерства не подпадают, а являются законными трофеями. Что с бою взято, то свято. Вот если бы мы обобрали и уж тем более намеренно убили гражданских, тогда совсем другое дело. Так что, даже если бы мы взяли с них сто миллионов опыта, в этом нет ничего предосудительного. И если мне приходится выбирать кому оставить жизнь, то я предпочту того, кто придерживается правил ведения войны, и не занимается массовыми убийствами.
— Уверены, что желаете продолжать упорствовать?
— Уверен, что вам нет никакого дела до наших трофеев.
— Возможно. Только как вы собираетесь доказывать, что убитые вами были теми самыми палачами.
— Их участие в массовых расстрелах задокументировано на видеопленке. Но если бы они и не были теми палачами, я руководствовался целесообразностью, и избавился от обузы, будучи на территории противника. Иными словами, был в своем праве.
— Поговаривают, вы прямо чистоплюй. Не оставили ни себе, ни своим людям ни крупинки добытого опыта.
— Вас ввели в заблуждение. Двенадцать тысяч, что были у не замаравшихся офицеров, я распределил между своими подчиненными. Остальное сдал в штаб.
— Не жаль было лишать своих людей такого куша. Могли бы многим приподнять Умения на должную высоту.
— Не жаль, товарищ майор. Тем более, что прежде чем так поступить, я поинтересовался мнением моих парней.
— Странно все же.
— Что странно?
— Одаренный Шумалу утверждает, что прежде вы не были столь щепетильны. Воспользовались опытом его товарищей, он сам его в вас вливал. А они так же были отмечены «Палачом».
— Я понятия не имею, о ком выговорите. Может уже прекратим этот пустой разговор.
— Виктор Антипович, как вы не понимаете, Григорьев переступит через вас и пойдет дальше. Стоит ли продолжать хранить ему верность? Или все же есть то, чем он вас держит на коротком поводке. Так откройтесь мне, и я смогу вам помочь.
Поводок с некоторых пор имеется. Убийство той банды. Зря он все же тогда запаниковал и помчался к полковнику. Сегодня он уже поступил бы иначе. Было время обдумать случившееся пять месяцев назад. Самый оптимальный вариант, это сдать их в полицию. Но он пошел на поводу своей злости. Решил лично поквитаться с теми, кто хотел лишить его жизни. Не в бою, а из-за угла.
Ладно. Пусть так. Убил бы их. Но ведь можно было изломать артефакты и выбросить. И все шито крыто. Но нет. Пожалел. Или пожадничал. Ведь у него теперь имелся «Характерник», и они казались прекрасным дополнением к его Умению. И все же Нестеров не оставил их у себя, а вызвал Григорьева. Опять ошибка.
Связать Виктора с тем убийством для характерника четвертой ступени будет… Н-да. С учетом количества убитых Виктором после того случая, конечно, не просто. Однако разбор сообщений Эфира просто займет много времени. Только и всего.
Так что, Нестеров на крючке. Факт. Иное дело, что Григорьеву он верил. Если батя сказал, что тот без гнили, значит так оно и есть. Александр Трифонович служит своей стране. Всегда служил. И Нестерова младшего полковник никогда не понуждал. Всегда находил аргумент, после которого тот сам был готов горы свернуть.
А вот Уфимцев имей такой рычаг, непременно им воспользовался бы. И в тот день когда Виктор решит ему поверить… Ну это только в случае если окажется контуженным на всю голову.
— Товарищ майор, я не понимаю о чем вы говорите, — пожал плечами Нестеров. — Что значит хранить верность полковнику Григорьеву? У меня контракт с ЧВК «Витязь», я просто придерживаюсь его буквы. Вы предлагаете мне нарушить условия договора? Прошу прощения, товарищ майор, но я буду вынужден доложить об этом по команде, — поднявшись со стула, жестко закончил Нестеров.
— Хвалю, товарищ старший унтер-офицер. Не поддались на провокацию. Так держать. Ну чего стоите. Присаживайтесь, разговор еще не закончен. Итак, давайте теперь приступим к делу.
Далее беседа и впрямь перетекла в конструктивное русло. Уфимцев довольно умело вытянул из Нестерова все то, что он сумел вызнать у убитых пленных. И не получил ответов еще на целый ряд вопросов, ввиду отсутствия сведений у собеседника. Как результат Виктор покраснел до корней волос.
Ну, а что ему еще остается делать, если его макнули носом в его некомпетентность. Не знаешь как выуживать сведения, так не лезь туда, в чем не разбираешься. У тебя хорошо получается спеленать языка? Молодец! А теперь доставь его к тем, кто знает как и что именно спрашивать, и заставлять вспоминать то, о чем пленный и сам успел позабыть.
К слову, в ходе разговора майор несколько раз заворачивал так, что Виктор предпочитал выглядеть глупо, но держать язык за зубами. Уж больно скользко оно выглядело. Того и гляди оговоришься не по делу. Преступного в том, что он снял с палачей весь опыт ничего нет. Факт. Иной вопрос, куда он всю эту прорву подевал?
После разговора с особистом, устроившемся во флигеле, Виктор направился прямиком в большой дом, к полковнику Григорьеву. Сделал это демонстративно, напоказ. Еще и отсидел в приемной целый час, ввиду занятости начальства. Он имел право обращаться непосредственно к нему, так как был в его прямом подчинении. Все же командир взвода специальных операций.
Вообще, в штабе царило небывалое оживление. Все куда-то спешили, переговаривались с деловым видом. То и дело из штаба выбегали посыльные, и уносились с какими-то поручениями. Насколько понял Виктор, пока он беседовал с Уфимцевым, закончившие сосредоточение японцы, начали артподготовку на первой линии обороны, Уфу. Но ведь от нее до второй линии, за которой они и находятся, порядка сорока километров…
— Так, Витя, у тебя что-то срочное? Времени совсем нет, — встретил его Григорьев, едва за ним закрылась дверь.
— Меня вызывал майор Уфимцев, задавал много вопросов.
— Это нормально. Работа у него такая. Он хотя и числится в нашей ЧВК, на самом деле не подотчетен мне. Вполне ожидаемо. Ко мне мои коллеги и так без особого доверия, а тут в моих руках вдруг оказалась такая серьезная сила как «Витязь». А еще потоки вооружения и снаряжения на сотни миллионов рублей. Плюс тесное взаимодействие с Чан Кайши, нашим будущим потенциальным соседом и союзником. Ну вот как меня такого красивого оставить без присмотра, — слегка разведя руками, закончил полковник.
