* * *
Весь день я уходил на север, собирая травку и пугая зверей по округе. Да-да, если раньше смотрели на меня настороженно, а убегали, только когда подходил метров на восемь ближе, то теперь, увидев, сразу трусливо сверкали пятками и в кусты. Если раньше фенек напал на меня и чуть не убил, то теперь всё было наоборот: бежали, как трусливые шавки, прятались по своим норам.
Очень хочется узнать, кто же я. От нечего делать я предавался размышлениям. Мечтал узнать, что я всё-таки королевич, могу обрести или построить своё королевство с охотами, игрищами и фривольными фаворитками, а насладившись новой, сладкой и беспечной жизнью, надавать до кучи по заднице Империи гнилых эльфов.
Шёл я по лесу маленькими размеренными шагами. Вокруг были ёлки и сосны с редкими вкраплениями лиственных деревьев. Сверху пели птички, ворчали потревоженные кисы и фенеки, убегая от незваного человеческого гостя. Иногда ветер приносил прохладу, шелестел листвой. Но всё равно для меня это было как тишина и полный штиль. Не привык я к такому…
Тишина довольно сильно действовала мне на нервы почему-то неправильным, сугубо обратным эффектом. Выросший среди шумных и ворчащих рабов, мата и свиста розг «хозяев» по нашим пятым точкам и спинам, всхлипывания рабов после взбучки или изнасилований ими же — «благородные господа» как есть! Шум постукивания веток деревьев о стены хлипких хлевов для рабов в ветреную погоду, плач младенцев, крики и приказы эльфийских рабовладельцев и праздных зевак были обыденностью всю мою сознательную жизнь туповатым овощем. А ещё принудительный труд по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки с редкими перерывами на сон и еду. Затраханные работой, мы даже не просыпались ночью, когда алкаши-эльфы, приезжие или местные, устраивали пьяные дебоши почти что каждый день.
А под утро шум перекатывающихся по торговому поселению повозок скупых купцов и их караванов. Посёлок Серые Пределы-18 обслуживал дороги, стоял на перекрестье путей. Нас будили пинками и отправляли на бесконечную работу без выходных и праздников. Это рабское прошлое делало меня противником лесной тишины, слишком уж было непривычно. Мои редкие вылазки в лес за травками для алхимии сопровождались соглядатаями — охотниками-эльфами и другими бесправными рабами-дровосеками. Даже в такие моменты хозяева постоянно устраивали перекличку: «Ау-ау, не теряйтесь, грязные ******!». Я почти никогда не знал тишины и покоя.
Меня немного передёргивало от лёгкого пения птиц, становилось некомфортно. А ещё мучило одиночество. Нет, я не про бесконечные понукания смердов эльфами. Мне просто не с кем было поговорить из своих знакомых рабов. Особенно плохо было, что единственного своего «друга» я убил почти что своими руками. Если, конечно, между нами двумя, альтернативно одарëнными дурачками, дружба как таковая вообще была возможна. «Божья искра» утопила моего братца-человечка в чёрной кислоте Слайм-босса, когда я только-только нашёл кристалл мифического ранга. В тот самый первый день, поделивший водоразделом мою жизнь на до и после.
Иногда я насвистывал эльфийские мелодии, но потом обрывал себя, а вдруг где-то вдалеке меня услышат длинноухие?! Знал я только эльфийский песни и видел только их пляски, никакой иной музыки я не слышал. До того прекрасного дня я вообще не знал иных языков, кроме серого эльфийского диалекта синдарина. Все рабы: гномы и люди были манкуртами — ластящимися «собаками», что обожали своих господ. Существами без памяти, не знавшими ничего о своём прошлом, о жизни, языках и богах своих видов и рас.
Вспомнилось, как проснувшись в бараке для рабов и выйдя за жидкой похлёбкой из отбросов перед работой, мы считали свои ночные «потери». Кого из девушек, а то и детей ночью вытащили из постели пьяные эльфы, чтобы поразвлечься по-быстрому. Не всегда насиловали только рабынь. Иногда в охране караванов попадались наёмницы или наёмники иной ориентации, которые могли забрать с собой парня посимпатичнее, помоложе и увести его за собой. Возвращая к утру заезженными и усталыми, иногда с синяками, побитыми, с травмами и укусами.
Кому-то из девушек или парней это даже нравилось, но большинству нет, а меня бог миловал, видать, рожей не вышел. А скорее, меня не трогали, потому что за мной стояла алхимик, я был в чуть лучшем положении среди обычных холопов. Как поговаривали наши бывалые мужики постарше, эльфийки считали, что уд мужчины гнома или человека если не больше, то толще, чем у тонкотелых, субтильных эльфов. Некоторым эльфийкам нравилось только с нашими, мол, мы лучше для постельных утех, чем собственные «мужчинки». Но относились к таким рабским любовникам и любовницам всё равно как к животным. Никакой серьёзности, только похотливая прихоть и быстрое удовлетворение сексуальных потребностей. Но что самое худшее, через пару дней мог появиться ревнивый супруг или любовник эльфийки, купить раба-«изменщика» и жестоко казнить его. Убить супругу или супруга в случае адюльтера было нельзя, законы не позволяли, а вот полуразумную скотину-раба — всегда пожалуйста.
Кстати, такое поведение ушастых дамочек не поощрялось. Если эльф мог насиловать рабынь под гул всеобщего неодобрения за то, что связался с неполноценной расой, то эльфийкам такое запрещалось строго-настрого. За это по канонам Империи Экумена обязаны были казнить раба или, в лучшем случае, оскопить, если он представлял ценность, а длинноухую развратницу нещадно пороть. Что странно, этим всё не заканчивалось, потом следовало соответствующее отношение к эльфийке — как к подстилке гнома или человека.
Хотя непонятно, почему так?! Наёмницы, будь то воины, волшебницы или лучницы, были не хуже своих собратьев — эльфов-мужчин, а понести в животе от семени чужой расы не могли. Гибриды между людьми, гномами и эльфами никогда не встречались. Это, кстати, была одна из основных причин, почему втихую эльфийки пользовали наше племя. У женщины опасная, военная работа, а дитя принести в подоле не хотелось. Видимо, по той же причине, чтобы рабы не блудили и не было беременностей, за нами строго следили, работали и спали мы, особи разного пола, по отдельности. То есть гномы и люди отдельно от гномих и людинок. И как следствие этого — я был непорочным пацаном. Хотя это не мешало рабам хвалиться между собой, что вот недельку назад он валялся где-то в кустах то с гномихой, то с людинкой, а то и с прекрасной и чистой душою госпожой эльфийкой. Большинство из них, скорее всего, врали, но хоть какое-то веселье и сальные шутки в сугубо мужском коллективе, разгорячённом неудовлетворённостью и любовными гормонами.
В голове всплыл ответ на незаданный вопрос: «Почему к межрасовому сексу рабов с эльфийками относились много строже, чем к утехам рабынь с эльфами?» Ответ, видимо, также был ниспослан откуда-то с небес: «Сексизм и патриархальное, феодальное общество не разрешают женщинам многое из того, что позволительно мужчинам». Некоторые слова были незнакомые, впервые услышанные мною, приходилось интуитивно понимать их значение и смысл, но я почти сразу всё впитывал.
Даже когда ты эльф в Великом лесу, то не всё коту масленица, не всё разрешено. Над тобой есть старосты деревни, лорды земли или мэры городов, а над ними лидеры дерева-расы эльфов — всякие князья и княгини, королевы и короли, а над ними всеми — сам император, высший эльф, самый старый, сильный, могучий и мудрый. Полубог даже для эльфов, не то что для рабов.
А «Его Императорскому Величеству Аратару I Великому, Собирателю земель эльфийских, покорителю всея Экумены» позволялось всё что угодно. «Что позволено Юпитеру, не позволено быку!» — всплыла у меня какая-то очередная людская пословица в голове. Жестокая иерархия, поднимавшаяся от рабов до самого-самого бессмертного полубога, высшего и древнейшего эльфа над всеми нами и континентом.
Глава 9. Шестигранник
Спеша уйти с места последнего конфликта подальше, я не успел распределить оставшиеся характеристики, даже посмотреть выпавшие с жертв трофеи. Собирался сделать это на привале. Уже было далеко за обед, в животе урчало, когда я нашёл очередной ручеёк. Если много ходить, тратить жизненную энергию, то приходится есть уже не дважды, а трижды в день. Здесь, у текущей и тихо журчащей воды, можно было и отдохнуть полчасика. Чтобы от ног отлила кровь, я лёг на травку, выставив их немного выше тела. Забросив обе нижние конечности на какую-то корягу, сам примостился отдохнуть на мягкой, шёлковой травушке-муравушке.
