за власть над оставшимися под ними подданными. Игра выстроена, как симулятор этого всего, ничего странного не вижу, хоть с первого дня тоже утверждал, что она мне противна.
— Что мешает в будущем создать единое правительство, заботящееся о своих гражданах хотя бы потому, что они ему и создают те блага, что оно имеет? Что мы тут наблюдаем — очередное полицейское государство с налетом демократии, разрешающей митинговать каждые выходные?
— Карин, на ужин необычных грибов не было, что тебя так торкнуло? Я не слишком интересовался политикой, но думаю, что абсолютно везде богачи и власти в край юзают всех, до кого дотянутся, только государственные системы придумали разные, за них и воюют между собой. Вот и в Пришельске именно так, просто из-за глобального дефицита намного суровей, чем у нас было. На то он и есть симулятор, а наша задача на завтра сделать последний шаг наверх, дабы примерить на себе радость обитателей верхнего насеста в курятнике, пока его хозяин не захотел домашнего супчика из свежей птички.
Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь шелестом одеяла, постоянно передвигаемого сырыми наощупь частями над уютно шипящей горелкой.
— Наверное, папа и не знал, что игра станет настолько больным наказанием за мои поступки.
— У тебя сегодня внеочередной спонтанный сеанс раскаяния? Это чем ты так насолила родителю, что считаешь попадание в этот город ссылкой? Вроде сама мечтала упасть в объятия своего Макса?
— Он тут ни причем, — отмахнулась Карина.
— Вот как? То есть я и здесь облажался, поверив в чистую и непорочную любовь к сумасшедшему мажору, решившему на годик спрятаться от суеты действительности в модной среди круга его приятелей игрушки? Выходит, лошком был, лохом и остался...
— Просто не все вещи рассказываются о себе первому встречному.
— Зато из первого встречного можно легко состряпать очередного глупого Буратино, отправив его искать несуществующий золотой вместе с собой! Впрочем, я уже устал удивляться... Все, одеяло объявляется высушенным, у меня лицо закипает от жара горячего воздуха с примесью миазмов наших немытых тел. Всего вторую ночь под ним, а уже воняет, как будто его отняли от тусующихся в потолке бомжей.
Отодвинув за край импровизированного ложа горелку, они легли.
— Не обижайся, Годяй, что соврала. Просто это действительно настолько неприятная для меня тема, что о ней знают лишь я да отец.
Не дождавшись ответа парня, Карина продолжила.
— Я увлеклась ставками, проигралась, а когда кончались деньги, брала кредиты. Потом, когда папа прижал, созналась. Поэтому заслана в игру, так он меня решил вылечить. И, наверное, был прав, даже не представляю, какой дурой была тогда. Но сегодня, когда я представила, что могут эти двое сделать со мной, все тело сковал жуткий невыразимый животный ужас, вот и замкнулась в себе. Прости, но мне просто необходимо было выговориться кому-нибудь живому, а рядом только ты...
— Много назанимала?
— Прилично. Отцу пришлось свою пятую «Бэху» продать.
— Не так уж и много по нынешним временам зная, кем он работает...
— Отец не из хапуг, для нашей семьи приличная прореха для семейного бюджета.
— Если это не очередная ложь с твоей стороны, я не в обиде. — донеслось до нее. — И вообще не в обиде, если что. Как говорил покойный дядька, так карты легли. Вот и на своих родаков не сержусь за то, что одного в стране оставили, не взяли с собой. Писали, что, как обустроятся, найдут себе места под местной юрисдикцией, а там и вовсе переедут из наших окраин, прихватив и меня. Видно, не срастается у них, в последних письмах жаловались, что дорожает все, а работу хоть и подыскали, но с заработком беда, легче в России остаться. И на арабов жаловались, мол, там с мигрантами становится хуже, чем у нас. Воруют, гадят, не стесняясь, где попало и многие наглые в край, особенно свежеприбывшие. Я уже второй год в свободном полете. Скучаю, конечно, но это тоже к картам. Верю, что хотели, как лучше, но завязли, как лягушка в сметане, чего теперь обижаться?
— Спасибо, что ты меня понимаешь, — тихо произнесла Карина, прижавшись головой к его подмышке.
Она заснула почти сразу. Вот Годяй, несмотря на усталость, долго не мог уснуть. Осторожно ворочался, боясь разбудить девушку, вспоминал нахлынувшие воспоминания юности, когда был беззаботен и счастлив. Недалеко за углом мирно шумели вентиляторы и другие неведомые механизмы. Их шум почему-то напоминал речной трамвайчик, на котором они катались в редкие выходные, когда родители оказывались свободны от дел. Хорошо было тогда, почему он давно не вспоминал об этих днях? И почему сейчас вспоминает, а не в заботах, как завтра умудриться без особых осложнений выскочить наверх? И чем этот благословенный верх отличается от нижних уровней? Может там все так застроено, что и небо выглядит лишь красочной овчинкой между высоченных зданий, в которых счастливые обладатели наземного статуса только и думают, как не потерять свою работу и стать отверженными изгоями привилегированного общества? Много вопросов, а он вспоминает этот глупый трамвайчик и плещущуюся возле его бортов воду.
Из сообщения.
«Бунт продолжается, власти пока бессильны обеспечить порядок на уровне. С подопечными все в норме, закупились продуктами и на улицы не выходят. Ждут. По поводу меня. Прошу повысить жалование, на уровне резкий рост стоимости многих продовольственных товаров. Если модераторы не справляются с появившимися багами, пусть меняют сложившуюся ситуацию вручную. Тестер.»
Снилась непонятная, но приятная хрень, хотя что именно, он так впоследствии и не вспомнил. Нехотя открыв глаза, Годяй долго пялился в сумрак потолка, вспоминая события вчерашнего дня и гадая, как им пережить сегодняшний. Самое главное — как разойтись без крови с контрабандистами и их возможными дружками в помещении на первом. Но чем больше он об этом думал, тем очевиднее становилось, что бескровно такой номер не выйдет, а посему опять придется убивать. Ну что ж, жалости к этому сорту людей он не испытывал, хотя в закоулках души испытывал некоторую горечь по поводу своих поступков. Да, он защищает свою жизнь и жизнь девушки, но как-то неправильно. Эта
