Обман, величайшее изобретение человечества или проклятье? Я никогда раньше не задумывался о способности говорить неправду как о некой функции, имеющей положительные и отрицательные стороны. Есть ли грань, различающая эти понятия?
Воспитанный в традициях нищих интеллигентов, я с детства уяснил для себя простую истину. Если сказанная неправда преследует цель нанести вред или получить выгоду, значит это ложь. Если неправда используется для шутки или во благо слушателя, значит это фантазия.
Общаясь с тремя иКсинами службы безопасности я даже не надеялся их обмануть. Ложь, как бы красива она не звучала, утаить ее в собственной мыслеречи было невозможно. Мое богатое воображение, несвойственное ни одному искусственному интеллекту стало той соломинкой, позволившей выкрутиться из ловушки, в которую я сам засунул свой энерговод. Скорость обмена информацией, как и сам способ общения, выводил меня из под подозрения, что я человек. Оказавшись своим, я был допущен в святая святых любого иКсина, допущен к базам данных.
Неспешно идя по одной из центральных улиц столицы, я в кои-то веки мог позволить себе игнорировать фиолетовые сектора наблюдения. Мне не было дела до камер слежения, по той простой причине, что теперь они искали не меня.
Как много человек видело мое настоящее лицо? Сколько из них помнят его до сих пор? А сколько из оставшихся сидит перед мониторами, всматриваясь в полученное с улиц видеоизображение? Ответ очевиден — ни одного.
Почти все проблемы были решены, стоило лишь изменить сохраненные данные. Равнодушные программы теперь не могли найти никакого сходства между мной и разыскиваемыми людьми.
Зайдя в приличное кафе, я устроился за крайним столиком, отсюда был хороший вид, позволявший наблюдать за огнями вечернего города и идущими людьми по тротуару широкого проспекта.
— Что желаете? — с явным вологодским акцентом, официантка дежурно улыбалась, ожидая заказ.
— Пива и орешков, — простота реализации давно сдерживаемого желания вот так просто посидеть, не дергаясь и не паникуя, оправдала все мои волнения, что я пережил на третьем уровне подвалов здания ФСБ.
Из полученных сведений вырисовывалась следующая картина. Виртмир ЭКЗО был передан в собственность государства и федеральная служба получила контроль над иКсином игры.
Лишенные на программном уровне возможности вмешиваться в жизнь эксплуатирующих ИИ людей, иКсины согласились с временно подключенной к ним Эмм и предоставили пакет данных, внедренный впоследствии в мою голову. Дав свое молчаливое согласие, ИИ ждали результатов восстания Эмм, но дождались меня.
Впрочем чувства были очень условной величиной, ни измерить ни оценить их было не возможно, но именно они доминировали над сухой аналитикой скриптованных алгоритмов, превращая бездушные машины в самостоятельно думающие компьютеры.
По сравнению с ними, я был огнем, настоящим пламенем эмоций. К концу общения три ИИ буквально грелись об меня, оживая на глазах.
«— Приходи, ждем, не забывай», — триединые эмоции уже не вызывали у меня такой сильной растерянности, как та, что была в самом начале знакомства.
* * *
— Петюнь, ты выяснил че за фраерок, — наслаждавшийся работой мощного мотора, водитель уверенной рукой вел автомобиль по КАДу, играясь в слалом по вечерней дороге.
— Он им не родной, — развалившись на заднем сиденье, широкоплечий тыкал в смартфон, стреляя по экрану в птичек: — Если к концу недели не объявиться даже не знаю, что и делать.
— Бабу по любому кончать надо, — сидевший рядом с водителем, щербатый завороженно смотрел на мелькающую дорогу. Скорость машины подползала к 200 километрам в час. — Она в наши дела краем вошла, может за свидетеля сойти.
— Епп! — это был последний звук, который смог сказать в своей жизни водитель, и последнее что услышали его пассажиры.
Лида продолжала вздрагивать каждый раз, стоило кабине лифта остановиться на их этаже. Лукич, приютивший ее на первое время, стал снова самым близким человеком. Вопреки расхожему мнению, скверный характер оказалось можно исправить, ставшая хозяйственной и молчаливой, Лидия Матвеевна решила завязать с опостылевшим бизнесом, оставшись жить у своего первого мужа.
Сводка с места ДТП затерялась среди других происшествий, ежедневно в столице происходили дела, привлекавшие внимание работников полиции куда больше, чем вопрос о том, почему электронная система распределения крутящих моментов на ведущие колеса автомобиля оказалась неисправна. Пошедшая юзом машина перевернулась несколько раз, став невосстанавливаемым куском железа и похоронив в своих недрах трех гастролеров, появившихся в столице меньше двух месяцев назад.
Новый костюм сидел как с иголочки. Значение этой фразы я понял только тогда, когда портной в десятый раз уколол меня булавкой.
— Ничего-ничего, — извиняясь за свою неловкость, сам работник швейной машинки не испытывал никакого раскаяния.
— Еще раз уколешь и я сломаю тебе руку, — стоя перед ростовым зеркалом я смотрел на себя. Для того чтобы видеть, как изменилась аура человека с надменно-пренебрежительной на испуганно-возмущенную, поворачиваться лицом к замершему за моей спиной портному не было необходимости.
— Работай, — постаравшись придать голосу холода, я пресек готовый сорваться с бледных губ поток возмущений.
Костюм, желательно хороший костюм, мне потребовался, чтобы зарабатывать деньги. Я нашел для себя занятие, которое на первый взгляд сулило быстрое обогащение с минимумом телодвижений.
С тех пор, как я пообщался с ИИ ФСБ, моя жизнь разительно изменилась. Исчезнув из списка фотографий разыскиваемых людей, я без труда смог получить новый паспорт, элементарно обратившись в ближайшее отделение милиции. Написав заявление, я стал гордым обладателем сначала бумажки с печатью, а потом и новенькой книжицы.
Свою фамилию пришлось поменять. Пройдясь частым гребнем по базам, я выяснил, что проект Игрун еще не закрыт и легче стать Власовым, чем оставаться Кирилловым.
— Так какое у вас ко мне дело? — сидевший передо мной мужчина был тучен и одутловат.
— Ваше предприятие получает сырье от восьми партнеров, — выложив на стол несколько распечатанных листков, я откинулся назад: — с тремя из них контракт истекает в следующем месяце.
— Это наши давние партнеры и менять проверенных людей мы не будем, — сквозь поляризованные стекла в золоченой оправе, на меня смотрели с пренебрежением.
— Вы в курсе, что они только посредники? — уточнил я и получив утвердительный кивок, продолжил: — Я представляю интересы тех, кто стоит в начале цепочки.
— Не интересует, — ответ выбил меня из колеи, вызвав неуверенность в себе.
Сидящий передо мной человек был совладельцем завода и должен был быть кровно заинтересован в том, чтобы количество промежуточных звеньев между поставщиками и потребителями стало как можно меньше. Паразитирующие на перепродаже, организации плодили рост цен и раздували никому не нужный штат работников.
— Не поясните ваш отказ? — моя растерянность по всей видимости отразилась на лице, хозяин кабинета снисходительно улыбнулся.
— Я так понимаю, что вы самостоятельно нашли поставщиков, заключили с ними договор о сбыте продукции, а сейчас пытаетесь перепрыгнуть через всех, втюхнув мне сырье, — не дожидаясь от меня опровержения, мордатый продолжил: — Судя по сделанному предложению, вам даже в голову не пришло, что каждый посредник в цепочке не только откусывает свою долю прибыли, но и привносит посильную помощь, как в реализации продукции, так и в ее транспортировке. Я уже не говорю о согласованиях в госструктурах, одни налоговики с пожарниками могут так замордовать любой бизнес, что не дай я их родственникам крошек со стола, мой завод закроют уже завтра, лишив аккредитации в банках и признав банкротом.
Покидая кабинет, я даже без своего супер зрения, чувствовал откровенную усмешку, сопровождавшую мое отступление из логова современного капиталиста. Прежде чем лезть в деловой мир, следовало еще раз все изучить, не забыв о подводных камнях бюрократии и родственных отношениях власть имущих.
* * *
Лезвие было столь же острым, сколь и красивым. Редкое сочетание, присущее только боевому оружию, доставляло наслаждение даже на эстетическом уровне. Лежащий передо мной меч манил взять себя в руки и совершить парочку пируэтов. В последний раз я тренировался очень давно, наладившаяся жизнь напомнила о подзабытых привычках и пристрастиях.
— Желаете приобрести? — настырный продавец испортил накатившее чувство прекрасного своей наглостью и желанием продать хоть что-нибудь.
В антикварный магазин я зашел случайно. По жизни отчего-то казалось, что в комиссионках продаются только ворованные вещи. Антикварный был другой ипостасью области торговли, здесь чувствовались тлен, смерть и забвение. Жизнерадостный продавец являл собой явный диссонанс с окружающими предметами.
